Владимир Колышкин - Железная матка Страница 20

   Разведчик вытащил из кармана мини-диски, найденные Сахмадом, вручил их лысому. Тот благоговейно принял их, чуть не расплакался от избытка чувств.

   - Здесь вся документация по проектам "Феникс" и "Омега": чертежи, дневники опытов и прочее... Между прочим, диски нашел вот этот молодой человек, - Иван указал на Сахмада. - Мы ему многим обязаны...

   Лысый Владимир познакомился с молодым человеком и с его престарелым воспитателем.

   Затем провожатым стал Иван. Он здесь, казалось, знал каждый закуток. Под его водительством юноша и старик направились в глубь острова. Шли какими-то коридорами. Железные их стены были аккуратно выкрашены темно-серой краской. Под ногами гулом отзывался рифленый металл. Кругом тянулись, извивались, уходили вверх и вниз трубы - толстые и тонкие, выкрашенные в разные цвета: синие, белые, красные, черные... Красиво, пестро. Затем пришлось спускаться вниз через круглый лаз, который назывался "люк". Протискиваясь сквозь тесный люк, Сахмад сделал вывод, что внизу ему не встретится ни один тучный человек. Разве что он пройдет по другому ходу, более широкому.

   Внизу были такие же коридоры, но пол уже покрывала резина, а стены имели цвет кофе с молоком. Новоприбывшие гуськом пошли мимо железных дверей с округлыми углами и металлическими баранками в центре, шпалерой тянувшихся по обе стороны. Еще спустились на один этаж (основательно они тут обустроились), и под ноги легли ковровые дорожки. Стены и двери здесь были декорированы полированным деревом. Богато живут шведы, подумал Сахмад, уподобляясь Бакшишу.

   Навстречу попадались островитяне, одетые в легкую, песочного цвета униформу: рубашки с короткими рукавами и штаны из тонкого материала. Одежда их была чистой, выглаженной, и пахли эти шведы не по-людски, какими-то шведскими ароматами: не то цветами не то травами Сахмад, шедший дорогой страха, понюхал рукав своей куртки, пахло псиной и подземельем. Вдохнув родной запах, юноша немного успокоился. И все же он чувствовал себя грязной кляксой на чистом листе бумаги. Даже новенькие кроссовки не спасали положения. Он их так отделал в останкинских катакомбах, что смотреть тошно...

   13

   - Ну что, Василий Данилович, попаримся в баньке? - сказал Иван, приобнимая старика. - Ты, поди, забыл уж, живя у басурманов, что такое русская баня?

   - Извиняй, Ванюша, - ответил старик, хватаясь за левую сторону груди, - сердечко не позволяет... Вот Сахмад составит тебе компанию, а я уж как-нибудь... Есть тут у вас что-нибудь типа душа?

   - Разумеется, здесь все есть, - ответствовал Иван.

   Он проводил Данилыча к душевым, после чего они с Сахмадом направились в "баню". Баня, или "сауна", была небольшой комнатой, обитой розовым деревом. В "предбаннике" они разделись. Иван велел Сахмаду взять "веник", указав на зеленые пучки, завернутые в пленку. Сахмад разорвал пленку, осмотрел пучок. Это были связанные ветки с листьями, но явно не природные. Юноша потянул за листочек, он не отрывался, а лишь растягивался как тонкая клеёнка.

   - Дрянь веничек, - сказал Иван, - синтетика. Погоди, вот домой прибудем, я тебя настоящим березовым веником так отхожу, на всю жизнь запомнишь...

   Подталкиваемый Иваном Сахмад прошел в "парную". Тут и вправду клубился пар под невысоким потолком, было очень жарко. Сахмад сразу весь облился потом. А Ивану, кажется, все было мало. Он добавил жара, плеснув ковш воды на раскаленные камни. Камни зашипели тысячезмейно, выпустили облако пара. Жара еще крепче сжала свои объятья, и видно стало не дальше кончика вспотевшего носа. Из облака протянулась рука Ивана, вцепилась юноше в плечо.

   - Ложись на лавку, мордой вниз, - скомандовал взрослый.

   Юноша покорно лег на горячую лавку, расслабился. Смутная фигура Ивана взяла веник, обмакнула в чан с кипятком, помахала пучком в воздухе. И вдруг веник обрушился на спину Сахмада. Он взвизгнул и попытался ужом скользнуть на пол, но не тут-то было.

   - Лежать! - приказал Иван, придавливая свободной рукой трепыхавшееся тело, и стал бить малого веником по спине. Он хлестал, казалось, со всей силы, но было не то чтобы больно, но неприятно. Унизительно как-то. "За что? - недоумевал Сахмад, стискивая зубы, корчась под хлесткими ударами. - Ведь сам же хвастал лысому, что очень я им помог, а теперь вот наказывает... несправедливо!"

   - Терпи, парень, - приговаривал безжалостный Иван, охаживая веничком по всему телу несчастного Сахмада. - Так положено. Я из тебя всю грязь выбью, всю заразу подземельную... И будешь ты у меня, как только что родился...

   Услыхав, что "так положено", юноша, привыкший к дисциплине, успокоился и стал терпеть.

   Наконец Иван устал махать веником, выбросил орудие экзекуции в угол. Весь запыхавшийся, мужик лег на другую лавку и приказал бить себя.

   Сахмад, недоумевая, полез за брошенным веником в угол.

   - Вот глупый, - сказал мужик, - возьми новый.

   Юноша вскрыл новый пучок, легонько провел по спине лежавшего на лавке.

   - Давай, давай, - подбадривали новичка. - Огрей как следует... Да чего ты елозишь, хлещи! Только прежде в кипяток обмакни...

   Сахмад погрузил веник в небольшой железный таз с кипятком и шмякнул мокрый, дымящийся пучок на спину Ивану.

   - А-а-а-а-а-а! - заорал мужик, пытаясь вскочить. - Ёж твою мать! Ты что делаешь, бандит! Стряхивать же надо...

   Но Сахмад не слушал, коленом прижал его к лавке, и, взявши веник двумя руками, принялся хлестать извивающееся тело.

   Потом они просто мылись, намыливались и обливались горячей и холодной водой. Атлетическое тело Ивана блестело, красиво играло мышцами, как у породистого коня. Сахмад вспомнил о Верном и опечалился.

   Когда в предбаннике вытирались синими мохнатыми полотенцами, юноша невольно покосился на мужское достоинство Ивана и, как все мальчишки, позавидовал такому природному богатству взрослого. Было б чем удивить Фатиму, имей он таких размеров... Претило только одно - Иван был необрезанный. Вот он, отличительный знак неверных!

   Комплект чистого белья они получили у "кастеляна" - у дядьки с пышными усами. Он только глянул опытным глазом на фигуру Сахмада и выдал ему униформу, точно подошедшую по размеру. Сахмад разглядывал себя в большое зеркало, оглаживал и одергивал "форменку", рассматривал чересполосную "тельняшку", радовался и огорчался попеременно. Форма ему нравилась, но чувство какого-то предательства не покидало душу. Он все более становился шведом. Это пугало. Но если он поведет себя по-иному, проявит нетерпимость - не грозит ли ему рабство? Или в любом случае он станет рабом, как Данилыч в свое время? Вот Данилычу повезло. Теперь он, напротив, обрел полную свободу, никто им командовать не смел. Он был окружен заботой и вниманием, все оказывали ему почтение, достойное старца. Сахмад смирился с тем, что в новой жизни ему придется взбираться по социальной лестнице с самой нижней ступеньки.

   Потом они прошли дезинфекцию. Ивана, Данилыча и Сахмада побрили сверху и снизу, взяли "экспресс-анализы", с помощью приборов просмотрели их снаружи и изнутри, потом поместили в трехместную каюту и держали там на карантине по меньшей мере сутки. За это время Сахмад и Данилыч узнали, что находятся они вовсе не на острове, а на атомном подводном суперкрейсере "Москва", который вскоре отправится домой, в подводный град Китеж, где проживает колония вурусов. Численность этого некогда великого народа ныне составляет чуть более двух тысяч. Этого, сказал Иван, явно недостаточно, чтобы вытеснить китайцев и начать колонизацию Урала. И вот тут-то должны были помочь аппараты клонирования серии "Омега". Никакие мамочки, с их капризами и претензиями, не могут сравниться с поточным методом выращивания граждан. Причем с заранее заданными свойствами. "В короткий срок, - сказал Иван, - мы сможем довести численность людей до ста тысяч, а потом и до миллиона". Для этого и нужна была железная матка, и не одна - десятки, сотни, тысячи аппаратов по искусственному выращиванию людей. Но, к сожалению, все архивы, касающиеся разработок аппаратов по искусственному выращиванию людей, были утеряны во время Последней войны.

   Много лет спасшейся кучке вурусов было не до грандиозных проектов. Задача стояла - просто выжить. И они выжили. Но существование племени все еще висело на волоске. Рождаемость была по-прежнему катастрофически низкой. Племя никак не могло шагнуть за спасительный рубеж, набрать необходимую численность, так сказать, "критическую массу", чтобы начать устойчиво развиваться.

   Виной всему был обычный человеческий эгоизм. А что делать? Никого нельзя насильно заставить рожать детей, обзаводиться семьей. Ни экономические, ни социальные стимулы не в состоянии радикально решить проблему. Всякий понимал трагичность ситуации, но ничего не предпринимал для ее исправления. Каждый надеялся, что это сделает кто-нибудь другой. А я уж как-нибудь с одним ребеночком проживу, а то и вовсе без. С ними, право, такие хлопоты... В таком упадническом духе бы и продолжалось до самого печального нуля.