Юрий Корчевский - За троном. Царская милость Страница 45

Видимо, воевода расспрашивал подробности, потому как Игнат задержался на полчаса, как не более. Но вышел десятник на крыльцо, сказал Алексею:

– Иди к воеводе, зовет.

Алексей вошел, доложился.

– Прости за недоверие, Терехов. Неправ я был.

Опа! Редко бывает, чтобы начальник перед подчиненным извинился. Проморгается, начальник всегда прав. Стало быть, честь и совесть имеет.

– О действиях твоих и сотни опишу Шакловитому. Пару дней можешь отдыхать, а потом в Москву поедешь. Сотни нет, командовать тебе некем. Пусть стрелецкий начальник решает, где тебя использовать.

Ни в Москве он не нужен, ни в Воронеже. Поплелся в воинскую избу, ведя в поводу лошадь. А у избы его женщины ждут, жены стрелецкие. Не виноват перед ними Алексей, не на убой стрельцов бросил, а стыдно. Ну-ка спросят: «Почему наши мужья там остались, а ты один выжил? За их спинами прятался?»

А что ответишь? Долг исполнял? Почему сам с ними не погиб? Встал перед женщинами стрелецкими Алексей, глаза не отвел. Не в чем ему каяться. Но хоть бы один свидетель остался. На староверов не сошлешься, он воеводе сказал – не было их при сече. Старшая из женщин, жена десятника Игната, вперед выступила.

– Расскажи, как было? Упокоены ли?

И Алексей, не упоминая про староверов, все подробно рассказал. Не забыл и о братской могиле. Посетовал только, что крест на ней самодельный, из поломанных древков.

– Десятник со своими людьми могилу видели, дорогу знают. Деньги на крест я дам, а уже установите сами. Меня воевода через два дня в Москву отсылает. А хотите, сами в Первопрестольную идите, мужей ваших сюда прислали, нет их теперь, вы вольны жить где хотите.

Женщины плакали навзрыд, услышав, как погибли их мужья. Алексей в избу прошел, отсчитал сто две монеты. Две – на крест, причем добротный, а по серебряному рублю каждой женщине. Кормильцев они лишились, вспомоществование от Софьи не скоро придет, а детей кормить надо. За деньги женки поклон земной отбили.

У Алексея денег уже мало осталось, четырнадцать рублей. Но он человек служилый, его обувать-одевать-кормить держава обязана. А он, как и другие воины, защищать ее должен, даже ценой жизни.

Остаток дня отлеживался. Устал и морально, и физически за последнее время сильно. А следующим днем на торг. Новый кафтан себе купил. Прежний-то прорезан да кровью испачкан, как в таком в Москву ехать? Потом в трапезную зашел при постоялом дворе, поел в одиночестве, почти целый кувшин вина опростал. Товарищей своих павших вспоминал, с кем прослужил в стрелецком полку не один год. За каждого за упокой выпил. И до воинской избы вечером едва доплелся на подгибающихся ногах. А утром в церковь, целый список имен приготовил – молитвы священникам заупокойные читать. Денег дал, свечи возжег. А уже затем к воеводе направился. Прокофий, как звали воеводу, вручил ему пакет с сургучной печатью.

– Отдашь Шакловитому. Спасибо тебе, Терехов, за службу. И прощай!

Алексей вышел из приказной избы. Свободен, в городе его ничего не держит. Из вещей скромный узелок с исподним да тощий мешочек денег. Сразу и выехал. Что понравилось – есть дорога, не нужен проводник или спрашивать у прохожих. Перекрестки были, но главная – к столице, широкая, хоть и в колдобинах. На ночь на постоялом дворе остановился. Все же есть приятные моменты в жизни, если монеты в кошеле звенят. Сегодня он только завтракал, без обеда остался, поэтому поужинал не спеша и плотно. Потолстеть не боялся, даже если и наберешь сегодня фунт, завтра два сбросишь. Копченой рыбы поел, половину жареной курицы с тушеной капустой, кружку красного вина. Новости послушал, которыми купцы за соседним столом обменивались. Как он понял, потому что не с начала разговора пришел, одни торговые люди из Москвы ехали, а другие из Астрахани в Москву. Те, что из столицы, жаловались: круто Софья править стала. Да и не столько она, сколько Милославский. Алексей, как фамилию недруга услышал, вздрогнул. Старый черт, когда он уже от дел отойдет? Все при власти, при деньгах держится. Да ладно бы на пользу государству, а то на свой кошт старается. И как-то сразу припомнился верный слуга для тайных дел у Милославского – Охлопков Антип, Григорьев сын.

Пакостил тогда этот Антип в комнате Алексея, по указке Милославского хотел убить, змею ядовитую подбрасывал. Прижал тогда его Алексей, нож к горлу приставив. Не выдержал слуга, на Милославского указал, он-де хозяин его и заказчик. Отплатить бы Ивану Михайловичу той же монетой. Великой смуты, как после смерти Годунова Бориса, нет, но и крепкой власти тоже нет. Алексей хоть и не злопамятен был, а смерть Милославского стране на пользу пойдет, если пьющий финансовые соки клоп издохнет. Только вопрос большой есть. Тогда Алексей в фаворе у царя был, слуга реально испугался. А сейчас Милославский снова второе лицо в государстве после Софьи, да и та под его дудку пляшет. Малолетних царей в расчет пока можно не брать, не они правят. Алексей же пока не при дворе, защитников нет. Малейший промах, ошибка – и в лучшем случае каторга, а в худшем на кол посадят или в котле сварят. Власть предержащие на выдумки горазды, когда противника помучить надобно. Алексей хоть и устал, долго уснуть не мог, все планы строил, как Ивана Михайловича извести. Антип, Григорьев сын, расклад в государстве знает. Кто ныне Алексей? Сотник без сотни, без покровителя. Может Милославскому донести, и тогда дни Алексея сочтены. Прижать не получится Антипа, компромата нет. Остается припугнуть или подкупить. Два варианта, уже хорошо. Алексей уснул спокойно.

Проснулся поздно, зато выспался. Позавтракал сытно – седлом барашка, запив пивом. Обедать теперь придется вечером. В общем, не спеша добрался до Москвы. Давно он здесь не был, девять месяцев, а ничего не изменилось, единственно – стрельцов на улицах поубавилось изрядно. Первым делом на постоялый двор. Пообедал, потом одежду в порядок привел. За время поездки пропылилась она сильно. А уж потом к Шакловитому.

Дьяк Федор Леонтьевич вальяжно в кресле полуразвалился, на приветствие небрежно ответил, с ленцой. Письмо засургученное взял, сломал печать, перед этим осмотрев. Прочитал раз, потом другой.

– Две сотни басурман положил? Это ты молодец. Софье Алексеевне доложу. А пока к писарям ступай, жалованье получи. Зайдешь дня через два. Нет, лучше через три. Подумать надо, куда тебя определить. В Воронеже делать нечего, раз сотни нет.

Алексей вышел. Раз Шакловитый берет паузу на раздумья, значит, посоветоваться хочет. Только непонятно – с кем? С Софьей или Милославским? Если с последним, то ушлют его куда подальше, хоть в Белоозеро, где государева казна хранилась. Служба там непыльная, но на задворках. Сотником пришел, сотником на пансион проводят. Служба там больше для флегматиков или лентяев. Сходил к писарям, получил бумагу, с ней к казначею, получил денежки. Очень вовремя, потому как в мешочке две монеты осталось.

Подумав немного, к дому Милославского отправился. Встал неподалеку, наблюдать стал. Иван Михайлович здесь мог быть, а мог в Кунцево, на даче. Да и не нужен был Алексею Милославский, а слуга его, Антип. До вечера бесплодно ожидал, несолоно хлебавши вернулся на постоялый двор. Зато аппетит нагулял, поел плотно, кружечку винца пропустил. А с утра снова к дому давнего врага. Буквально чрез несколько минут Антип вышел. Не глядя по сторонам, направился к торжищу, как называли большой торг на Красной площади. В первом же переулке Алексей его перехватил:

– Не забыл еще, Антип, Григорьев сын?

– У меня память хорошая, только зачем тебя помнить? Ты пока стрелец без чина и покровителя. А мой господин, как всегда, при власти.

– Вон как заговорил. Вознесся, а падать больно будет.

– Угрожать вздумал? А ежели я Ивану Михайловичу пожалуюсь? Скажу – злоумышляешь супротив него, заговор готовишь. На дыбу тебя поднимут, стрелец. Так что ступай подобру-поздорову, не зли, пока я добрый.

А ведь может. Гнилой мужик! А других в слуги для тайных поручений не берут. Впрочем, Милославский сам слуг для своего двора подбирал. Выходит, каков поп, таков приход. Антип повернулся, собрался уходить. У Алексея в душе ненависть вспыхнула. Такой же гаденыш, как его хозяин! Выхватил нож и всадил под левую лопатку. Лезвие обтер об одежду Антипа, в ножны нож убрал. Повертел головой по сторонам. Редкие прохожие далеко. Ну и славно. Не торопясь, чтобы не привлекать внимания, прошел до ближайшего перекрестка, свернул. Тут же себя осмотрел – нет ли пятен крови? Вроде чистый. Отправился на постоялый двор, там почти всегда готова баня для гостей. Вымылся, поскольку после убийства Антипа чувствовал себя как в грязи вымазался. В мыльне мочалкой терся, кожа уже красная, под пальцами скрипит. Обтерся, оделся, поужинал в трапезной. Он воин, не одного врага убил, но то в честном бою, лицом к лицу. Там или ты, или он, другого не дано. А сегодня в спину ножом ударил, как наемный убийца. Гадливенько на душе.