Максим Хорсун - Солдаты далекой империи Страница 56

И все же человек полагает, а Бог располагает. События стали развиваться несколько иначе, чем я бы мог предугадать.

— На «Кречете»!! Ребята!!!

Пошатываясь, я подбрел к фальшборту и поглядел вниз. На недостроенной насыпи стояли наши: Купелин, Гаврила и семеро матросов.

Вот черт! А где же остальные? Где Лаптев?

— Ха! Здорово, доктор! — прокаркал осипшим голосом боцман. — Разуй глаза: вам ворота просверлили на сороковом шпангоуте! — Гаврила указал винтовкой на дыру чуть пониже броневого пояса. Широка была дыра, дыра на славу, действительно — ворота.

Мои глаза вылезли на лоб.

— Они на корабле?

Ответил Купелин:

— По всей видимости, это так, доктор! — сказал он самым обыденным тоном, будто речь шла об инфлюэнце. — Ждите гостей на нижних палубах!

Я схватился здоровой рукой за голову и побежал наверх, к ходовой рубке, где надеялся найти Северского. По пути я кричал, надрывая легкие:

— Полундра! Всем покинуть корабль! Уходим, ребята, пока не поздно! Слышали? Полундра! Уносим ноги!!!

Но матросы, вместо того чтобы взять ноги в руки, пялились на меня с какой-то неуместной настороженностью. Им-то было невдомек, что цилиндры уже хозяйничают в бомбовых погребах и крюйт-камерах. Теперь одной искры достаточно, чтобы «Кречет» взлетел на воздух! Мы обороняли стальную крепость сколько могли. Теперь, когда враг вонзил когти в нашу ахиллесову пяту, — видит Бог — не стыдно сдать позиции во имя спасения собственных жизней…

— Отставить панику! Какой сучий потрох вздумал дурочку валять?

Гневный и всклоченный, Северский налетел на меня, точно ястреб на зяблика. За офицером следовали четверо скороспелых комендоров с бледными лицами и пустыми, кукольными глазами. Мне показалось, что героические артиллеристы оказались несколько контуженными собственной стрельбой. Эта команда как раз перебегала из одной орудийной башни в другую: из-за недостачи людей на «Кречете» было невозможно оргаизовать непрерывную подачу снарядов и пороха из трюмов к артиллерии, поэтому возле каждой пушки имелся приготовленный загодя боезапас на пару-тройку выстрелов.

— Паша?! — Северский вцепился в мой френч так, что затрещало сукно. — Паша, вы что?! — говорил он излишне громко — видимо, порядком оглох. — Белены объелись?!

Где? Где он видел здесь белену?

— Бегом с корабля!!! — заревел я, не щадя связок. — Цилиндры пробрались в крюйт-камеру!!! Мы все погибнем!!!

— Вы с ума сошли, Паша! Я набрал в легкие воздуха, готовясь разразиться очередным ором, но…

Далее последовала отвратительная сцена.

Северский отвесил мне звонкую оплеуху. Тысяча чертей! Я ему кто — мальчишка-ординарец, что ли? Ослепленный болью и справедливой обидой, я крепко пихнул Северского в грудь. Сил-то у меня побольше будет… Офицер отлетел назад и повис на руках комендоров. На его кителе отпечаталась кровавая пятерня — след от моей руки с подрезанными пальцами. Северский заскрежетал зубами и прыгнул, намереваясь по меньшей мере втоптать меня в палубу, точно зловредного клопа. Я снова пихнул, и он опять оказался на руках контуженых матросов.

Не знаю, сколько раз по кругу пришлось бы нам разыгрывать это позорное действо. Но ружейная стрельба возобновилась. И тогда мы завертели головами, пытаясь уразуметь, что к чему.

Звуки выстрелов доносились из трюмов. Точно у «Кречета» прорезалось громкое, но неритмичное сердцебиение.

Для меня было яснее ясного: Купелин и ребята последовали за цилиндрами и навязали им бой в напичканных порохом глубинах броненосца. Самоубийственная затея…

— Вот и все. — Я прислонился спиной к дефлекторному вентилятору. Достал револьвер, переложил его в левую руку, большим пальцем прижал рукоять к окровавленной ладони и принялся заряжать барабан патронами. — Теперь поздно пить «Боржом», братцы.

Северский зыркнул на меня, точно рублем одарил, но послал матроса в трюм. Остальных отправил к башне с шестидюймовыми орудиями. Пылевая завеса редела, видимо, Северский надеялся, что ему удастся пальнуть разок-другой до того, как мы взлетим в воздух.

Из серо-рыжего марева вынырнули два летуна. Зависли над трубами броненосца, словно внезапно забыли, зачем их сюда прислали. За эту нерешительность летуны были тотчас же наказаны: после того как оба проглотили по пуле, они убрались, поджав хвосты и не сделав ни единого выстрела.

Пыльную мглу огласила «китовая песнь» «червелицых».

Подкрепление пожаловало! Что там, в конце концов, за распроклятой пылевой завесой?

У Мошонкина сдали нервы, и он выдал пулеметную очередь вслепую. Несколько человек поддержали его беспорядочной и какой-то нервической пальбой из винтовок. Заурчали электродвигатели, поворачивая тяжелую орудийную башню. Два шестидюймовых дула всматривались пустыми глазницами во мглу, тщетно силясь углядеть неприятеля сквозь редкие просветы.

На палубу выбежал матрос, неся с собою вести из трюма.

— Враг в машинном отделении! — выпалил моряк с ходу. — С ним схватились наши! Бомбовые погреба, видать, целы!

— Точно целы? — переспросил Северский, кривя рот. Губами он уже сжимал папиросу, а пальцами здоровой руки вертел спичечный коробок. Я подошел к офицеру и помог придержать картонку, пока тот чиркал спичкой. В конце концов, теперь и у меня нормально работала одна рука. В общем, мы с Северским переглянулись и поняли друг друга без слов. Да, мы снова стали друзьями.

— Ваше благородие! — Комендор растерялся и отступил. — Я сквозь переборки глядеть не умею. Простите великодушно, ваше благородие! Я один, а «Кречет» — он большой.

— Ладно, понял тебя…

— Им бы подсобить маленько, ваше благородие! — Комендор почти с мольбой заглянул офицеру в глаза.

Но Северский лишь мотнул головой:

— Отставить. Владислав воевать мастак, а боцман и вовсе — матерый рубака. — Он бросил взгляд мне за спину и в один миг посуровел, точно хватанул чарку водки. — А ну-ка, бегом в башню! Видишь, дура, накатываются опять! Покурить не дадут…

А они действительно накатывались.

Плоские, как портсигары, черные машины ползли со всех сторон через вспаханную воронками пустошь. Ползли бесшумно и очень прытко. О, это было нечто новенькое! Таких машин мне видеть еще не приходилось.

К счастью, к нам приближались не пушки, не самодвижущиеся бомбы и не хитромудрые устройства, способные в мгновение ока переместить столь тяжелый объект, как броненосец водоизмещением в пятнадцать тысяч тонн, к черту на кулички. Через секунду мне стало ясно их назначение.

Две машины замерли у русла Стикса, опустив к земле гибкие трапы. С них стали деловито сгружаться отряды «стариков» и их погонщики — вооруженные нелепыми алебардами «червелицые». Вереница чужепланетных гадов ползла вниз по скалистому склону и терялась из виду за побитыми осколками горбами островков.

Мошонкин вновь выдал на-гора длиннейшую очередь. Заплясали фонтанчики рыжего грунта, а одну из подползающих машин перерезало практически пополам. Из чрева, освещенного вспышками электрических разрядов, на воздух хлынул сонм кашляющих тварей. Пулеметные пули рвали их в клочья. Среди ржавых песков забурлили потоки алой, неправдоподобно яркой крови.

И все же «стариков» оставалось несчетное множество. Благо мы поубавили количество цилиндров, и теперь их можно было пересчитать по пальцам одной руки. «Старики» — они-то уязвимы, как люди. «Стариков» я не особенно опасался. Твари на вид отвратительные, вонючие… А вот боевые механизмы — это, пожалуй, самый опасный недруг из всех, встреченных мною на Марсе.

Северский мгновенно сообразил, что светит защитникам «Кречета» в недалеком будущем. — Они будут прорываться через пробоину на сороковом шпангоуте! — поделился он со мной соображениями. — Скорее, Паша! Нужно собрать ребят и отправить их…

Он не договорил.

Не дождавшись команды офицера, выплюнула пламя шестидюймовая пушка Кане. Оглушенные адским грохотом, мы втянули головы в плечи. Когда пыль улеглась, я смог лишь присвистнуть: комендоры засадили прямой наводкой в склон русла, по которому лилась муравьиная дорожка человекоподобных трутней. Склон с треском обрушился, вместе с тоннами породы в русло съехали и два не успевших разгрузиться транспорта. Сколько «стариков» и «червелицых» оказалось под обвалом — не берусь даже предположить. В общем, картина глаз радовала. Бесспорно, радовала…

— Сегментными пали! — заорал Северский, подпрыгивая от азарта. — Э-эх! — сплюнул он в сердцах и побежал к башне. Брать командование на себя.

Я остался один. Впрочем, ненадолго: не успел даже выдернуть обрезок ногтя, торчавший из укороченного указательного пальца.

На палубу вывалили злые и хмельные от пыла непрерывного сражения Купелин, Гаврила и иже с ними. Загалдели, заругались, пиная ногами обрывки щупалец поверженных цилиндров.