Наталья Игнатова - Волчья верность Страница 9

Да нет, неправда это. Эрик умен. И уверен в своей силе. И в своей женщине – тоже уверен.

– Вы ничего не понимаете. – Хильда говорит тихо, но уже хотя бы без злости и без грусти. – Вы летаете, воюете, у вас какие-то свои законы, непохожие на те, что внизу. Тир, кто-нибудь из вас задумывался над тем, как высоко вы взлетели – здесь, в Вальдене, а не там, – она указала вверх, – не в небе.

Тир в ответ пожимает плечами. Какая разница, где их место в Вальдене, если они почти не бывают здесь? Не потому, что неделями остаются на границе, а потому, что, даже живя в Рогере, почти не спускаются на землю. Они – Старая Гвардия, что им делать на земле?

– Вы – лейб-гвардия. – Хильда смеется. – Ты хоть понимаешь, что это означает, а? В этом твоем бесклассовом обществе, из которого ты сюда явился, не было ничего подобного. На вашем месте мечтают оказаться люди с такими амбициями и деньгами, каких у вас никогда не будет. Люди такого происхождения, что по сравнению с ними даже эльфы и шефанго – выскочки из низов. Нет, они не хотят охранять Эрика – не в этом суть службы в лейб-гвардии. Они хотят иметь на него влияние. За это влияние ведется постоянная борьба, за это влияние убивают и умирают. А вы проходите по коврам, под которыми идет грызня за место у трона, и даже не смотрите вниз. Вы взлетаете в свое небо и не смотрите на землю. Вы оставляете Эрика наедине со всей этой сворой. И это он защищает вас. Хотя должно быть наоборот.

Тир помнит о каждой попытке убить их, искалечить или оклеветать, предотвращенной Клендертом. Тир знает, что сначала вальденская знать стояла за каждым третьим покушением, теперь – за каждым пятым. Ставки снижаются. Интерес падает. Азарт угасает.

Тир не говорит ничего. Он слушает Хильду. Он уже догадывается, о чем она скажет.

Влияние на Эрика… Кто вхож к императору в любое время дня и ночи? Кто называет его величество по имени, дерзит, нарушает все мыслимые правила этикета, забывает о субординации? К чьим советам Эрик прислушивается и даже если не принимает их, то обдумывает – обязательно.

Кто имеет возможность в любой момент убить его?

– Раньше ты был один, – говорит Хильда, – а теперь нас двое. Можешь себе представить? Ты неведомо где, нашел неведомо кого, привез неведомо откуда и отдал Эрику. Неведомо зачем. Как будто тебе мало было той власти, которой ты уже обладал. А сейчас, когда я уже не стану женой императора, навсегда останусь любовницей, все становится настолько двусмысленным и некрасивым, что надо придать хотя бы видимость… я не знаю… – Хильда замедляет шаги и, подняв голову, пытается найти слово. Как будто нужные слова написаны звездами по черному небу. – Вот поэтому, – подытоживает она. – Чтобы не было разговоров.

Тир молча кивает. Он ни черта не понял, если честно. Ситуацию уже не спасти, разговоры все равно будут, но объяснение, предложенное Хильдой, не хуже любого другого, в котором найдется хоть капля логики.

Он услышал главное: Хильда останется в Рогере. Останется в замке. Спасая душу Эрика, рискнет собственной. Она любит, поэтому будет грешить. Ради любви. Ради спасения любимого. Будет ждать, когда Эрик сам – по своей воле, повинуясь велению сердца, а не разума, – примет христианство.

Может быть, когда-нибудь это случится. И став христианином – настоящим христианином – Эрик поступит, как большинство христиан. Откажется от любых сделок с демонами. Но, во-первых, это случится еще не скоро. А во-вторых, нынешний демон умеет убегать и прятаться гораздо лучше, чем тринадцать лет назад, когда он только что появился в Саэти.

Что ж, получилось даже забавно. Вот она – та самая неодолимая сила, перед лицом которой сильные отступают в сторону, а умные – склоняются. Тир никогда не считал себя сильным. И если Казимира, по сути, вынудили отказаться от собственной природы, то Тиру всего лишь приказали завести любовницу. Кому пришлось хуже? Вот именно.

История вторая

КРЫСОЛОВ

ГЛАВА 1

И опять не верить ни во что, ну а если верить, то на сцене.

Считать дни до конца отпуска оказалось еще тем развлечением. Эрик, правда, не обещал после этого отправить старогвардейцев на границу, но и в столице оставить не грозил, так что Тир надеялся на лучшее. А пока со вкусом измывался над юной вдовой с вдребезги разбитым сердцем. Вдовой бедняжка стала в результате войны, а сердце ей разбил Тир фон Рауб. Измываться над женщиной, не причиняя ей физических повреждений, было занятием довольно однообразным, но уж всяко веселее, чем считать, сколько еще дней осталось до возвращения на службу.

А в середине элбаха, в шестнадцатый день месяца, случился прорыв в попытках повторить непонятный фокус с созданием своего фантома. Нет, сделать фантом так и не удалось, зато Тир с Блудницей умудрились мгновенно переместиться аж на сотню метров вперед.

При новых скоростях такое перемещение не играло особой роли, а со стороны было, наверное, вовсе незаметно, однако и Тир, и Блудница, и Шаграт, вместе с командиром проводивший в небе большую часть времени – все трое поняли сразу: это только начало.

Тир хотел бы продолжать полеты до тех пор, пока не выявит все открывшиеся перед ними возможности, но уже после заката понял, что нужно остановиться. Сделать передышку. Нельзя летать через силу, а «прыжок» – другого названия он пока не нашел – вызывал больше эмоций, чем рассудочного осмысления процесса. Эмоции же были утомительны.

И все равно в тот вечер Тир был доволен настолько, что даже решил осчастливить свою даму цветами и вспомнить ее имя.

Имя он вспомнил: Лата фон Лаун.

Хотя мог бы и не трудиться.

В цветочной лавке на Часовой площади его встретил не старик Зельц – один из тех немногих христиан, что соглашались вести торговлю с демоном, – а незнакомая девочка лет пятнадцати. По здешним меркам никакая не девочка, а девушка, достаточно взрослая для замужества.

– Добрый вечер, господин фон Рауб, – прощебетала она с непонятным весельем в голосе. – Что желаете купить?

Интересно, что можно купить в цветочной лавке, кроме цветов? Дурман-траву Зельц точно не продает, Тир бы знал.

– Цветы, – сказал он терпеливо. – Выбери что-нибудь.

– Для дамы или для рыцаря?

– Для дамы. – Тир сохранил невозмутимость.

Девчонка кивнула, сделала книксен и скрылась среди пышных букетов.

– Ах, – услышал Тир откуда-то из благоухающих зарослей пионов и гладиолусов, – вас считали несокрушимой твердыней, господин фон Рауб. Как жаль, что эта крепость пала.

– Девочка, – произнес он в пространство, разглядывая потолочные балки, – тебя не предупреждали, что смеяться над демонами – опасное занятие?

– А если я не смеюсь? – Ее личико выглянуло из-за корзины с маленькими, северными розами. – Если я и вправду сожалею. Может быть, я годами о вас мечтала.

– Годами? – протянул Тир. – Неужели?

– Представьте себе, – девчонка фыркнула, – не меньше четырех лет.

– Зельц тебе кем приходится?

– Отцом.

– Думаю, он не рассердится, если ты уйдешь, когда продашь все цветы.

– Не рассердится. Но продам я их не скоро.

– Уже продала. – Тир протянул ей расчетную карту «Антиграва». – Списывай, сколько нужно. Потом переоденься во что-нибудь… понаряднее. Пойдешь со мной.

– Куда?

– Куда я скажу. Все. Больше никаких вопросов.

Одна женщина, другая женщина, какая разница? Да никакой. Ту звали Лата, эту – Катрин. Имя с Земли, в Саэти такие были редкостью, но Тира привлекло не имя, а то, что Катрин показалась ему сильнее Латы.

Спросить, как ее зовут, он удосужился только утром.

Ночью он лишил девчонку невинности и задумался, хочет ли увидеть ее еще раз, или одного раза достаточно. Катрин была сильнее Латы – это точно. И у нее сердце перевернулось от боли, когда она поняла, что Тиру фон Раубу абсолютно наплевать, кто она, что она, зачем она. Тир фон Рауб трахнул ее и оставил в спальне, брезгливо бросив:

– Душ – за этой дверью.

Лата закатила бы истерику. Катрин фыркнула и отправилась в душ, не удосужившись даже завернуться в простыню.

Тир ушел к себе. Оценил послевкусие эмоций. Решил, что девчонка ему подходит. Перехватил ее уже у входной двери – малышка оказалась еще и гордячкой, решила смыться посреди ночи, вместе со своим разбитым сердцем. Кладовая, до краев наполненная изумительной болью и чудесным разочарованием, чуть было не сбежала от хозяина. Разумеется, Тир не мог упустить такого богатства. Он назвал ее дурой, велел возвращаться в спальню и до утра не высовывать оттуда носа.

Ну а утром спросил, как зовут нежданную добычу.

– Катрин Зельц, – ответила девочка с высокомерным достоинством.

– Недурно, – кивнул Тир, поставив перед ней чашку с чаем. – И куда же ты намеревалась отправиться нынче ночью? Топиться или в монастырь?