Темное время - Андрей Васильев Страница 36

водой жажду в жизни не утолит. Нет, парень, даже если мог бы тебе чего подсказать, не стал бы этого делать. Не совсем ты еще опаскудился, потому не желаю я тебе такой доли. Так что давай лучше я тебе со дна реки чашу золотую с каменьями приволоку. Отменной работы чаша, в незапамятные времена сработана. Старое злато! В нем, если ты не знаешь, великая сила есть. Иные зелья, в такой посудине поплескавшись, ох какую мощь набирать станут!

Ну да, читал я что-то такое в книге. Мастера-ковали дохристианских времен, отливая такие предметы, часто над ними заклинания читали, придавая своим творениям особую силу. По нашим временам — предрассудки, но ковали-то в это верили. А вера часто творит чудеса.

— Давайте, — немедленно пискнул Родька. — Несите!

— Я бы тоже глянула, — призналась Жанна. — Люблю старинные штучки! И золото люблю!

Темнит старик. Руку на отсечение даю — темнит. Не скажу точно, в чем именно, но есть у него за душой нечто, мне очень нужное. Может, это знания, может, какая вещь. Причем не обязательно эта неизвестная величина связана именно с берегинями. Но давить нельзя. Так что сначала — мельник.

Ну и чаша. Отказываться нельзя, такой ход будет выглядеть откровенно неискренним. Да и хотелось бы такую цацу в коллекцию диковинок заполучить. Нужная штука!

А все-таки очень обидно, что мне не удастся забраться в закрома этих древних хранительниц. До чертиков обидно. Понятно, что я сам себе за эти дни навыдумывал разного, но… Вывод — не фиг сочинять мечты! Надо стоять на твердой земле обеими ногами. Как Слава Раз и Слава Два.

— Чашу не просил, вы сами предложили, — встал с пенька я и отряхнул почти высохшие колени. — Только тогда уж прежде дело, а там разберемся — будет мне ее за что дарить или нет. Полночь на носу, пойдем, что ли?

— А и пойдем, — согласился Карпыч, поднимаясь с бревнышка. — Филин скоро гукнет, стало быть и гость незваный, нежеланный вот-вот пожалует. Ермолай, ты с нами?

ГЛАВА 9

— А кубок тяжелый? — пытал Родька Карпыча по дороге. — Камушков много? Они красные, синие или зеленые?

— Тебе-то какая разница? — поинтересовался у него водяник утомленно. — Не твой он, а хозяина твоего.

— Это одно и то же, — заявил вконец обнаглевший слуга, после чего покатился по траве, в очередной раз словив отменно прицельный пинок, который отвесил ему дядя Ермолай. — Чего? Так оно от начала времен заведено!

— Ты еще про покон скажи, — посоветовал я ему, даже и не подумав сообщить лесовику, что не стоит пинать чужую собственность, а, наоборот, благодарно на него глянув. — Ох, приятель, отдам я тебя на перевоспитание Славе Два, точно отдам.

— Не надо, — пискнул, поднимаясь с земли, мохнатик, несомненно напуганный серьезностью моего тона. — Все, я молчу! Только пусть она смеяться прекратит!

Жанна, глядя на все это, покатывалась со смеху, что здорово задело тщеславного Родиона.

— И не подумаю, — сообщила она. — Вот еще!

За разговорами и всем таким прочим мы быстро добрались до места, о котором говорил водный хозяин. Никакого строения там, понятное дело, уже и в помине не было, разве что торчал из воды различимый даже сейчас, ночью, черный от времени невысокий деревянный столб.

— Вот мельница, она уж развалилась, — пробормотал я застрявшие с детства в голове строки Пушкина.

— А вон и мельник, — ткнул коготком в темную фигуру, стоящую на берегу, Родька.

— Он и есть, — подтвердил Карпыч. — Аккурат над моим любимым омутом стоит. Знает, паразит, где я живу.

— Пусти-и-и! — донесся до нас исполненный страданиями стон. — Дай покою! Нет мне места на земле-э-э!

— Ну да, слушай я такое каждую ночь, тоже бы волком взвыл, — произнес дядя Ермолай. — Тут никаких чаш не пожалеешь.

Фигура билась на берегу точно в конвульсиях, кулаки мертвого мельника ударяли по невидимой стене, не в состоянии ее проломить.

— Давай, ведьмак, — подбодрил меня Карпыч. — Покажи свое мастерство! Да, если что — я его долги все прощаю, в том перед луной клянусь!

— Услышано, — веско произнес дядя Ермолай.

Глядя на исполинскую фигуру призрака, я уже начал было сомневаться в разумности собственных недавних мыслей о том, что водянику точно следует помочь. Вон этот нелюдь здоровый какой! И привычной мне синевы, сопровождающей неупокоенные души, там не наблюдалось, чернота одна.

Короче, сам себя в капкан загнал. И задний ход, что досадно, уже не включишь. Покон не позволит. В мире Ночи все держится на слове, а не на бумажке. Сказал: «Берусь», — все, умри, но сделай, иначе беда. Для тех же дяди Ермолая и Карпыча я после отказа существовать перестану напрочь. А может, и для всех остальных хозяев леса и воды, сколько их ни есть на белом свете.

Проверив, насколько хорошо вынимается из ножен мой ведьмачий нож, и еще раз поругав себя за то, что не захватил серебряный подарок Женьки, я направился к завывающему от безнадежности мельнику.

Родька, чуть помедлив, посеменил за мной, Жанна же осталась рядом со старичками, внимательно следящими за происходящим.

— Чего орешь, дядя? — обратился я к неупокоенной душе, остановившись шагах в пяти от нее. — Ночь на дворе.

— Ночь, — подтвердил слезливо мельник. — И снова ночь! Нет мне покою, не сдержал я клятвы! Дело мое проклято, от дома и следа не осталось!

— Так давай помогу, — предложил я ему. — Отправлю тебя туда, где, может, найдется и мельница, и дело для нее.

Призрак глянул на меня, перестав дергаться, причем взгляд был не то чтобы нехороший, а какой-то… оценивающий, что ли? Как на товар в магазине он на меня посмотрел.

— Ну? — Меня начало потряхивать, но показывать это собеседнику, само собой, не стоило, потому веселый и чуть равнодушный тон не изменился. — Ты же видишь, кто я. Ведь так?

— В тебе есть свет и есть тьма, — тяжело произнес мертвец. — Их вижу.

— А еще я отпускаю с земли таких, как ты, — подтвердил я. — Ну а там уж кто куда, по делам его прижизненным. Слушай, холодает, мне домой пора. Хочешь — отпущу, не хочешь — так и ори тут до самой зимы, пока река льдом не затянется.

Нет в этом мельнике той злобы и ненависти, как в нежити из зернохранилища. Он не такой, я это отчетливо чую. Это просто душа, которая не смогла уйти туда, за кромку. Не ожесточившаяся, не жаждущая уничтожить все вокруг только потому, что оно живое. Вот только откуда чернота, я в ум взять не могу.

— Нельзя, — обхватил себя лапищами мельник. — Мне туда надо, в