Семь дней до Апокалипсиса - Дмитрий Чайка Страница 5

— Ведомственный вуз, да? — сочувственно спросил демон. — Бывает.

— Кстати, а что за русский язык версии 2010+? — решил поинтересоваться майор. — Я сегодня эту фразу от беса-распределителя слышал, но как-то ее не понял. Мне кажется, я всю жизнь на одном и том же языке говорю.

— Тебе так только кажется, майор, — покровительственно сказал демон. — Вот тебе пример: В русском языке версии 1970 фраза «Вася склеил в клубе модель» имеет одно значение, а в версии 2000 уже совершенно другое. И они даже не имеют общей смысловой канвы. Еще проще пример. В версии 1990 года нет слова мерчендайзер, а в версии 2000 отсутствует понятия нарратив, контент и коронавирус. И поверь, если тебя забросить в 1941, как любят делать ваши придурки — писатели, то ты уже минут через пять будешь получать сапогом по почкам от местного особиста, а потом прогуляешься до расстрельной ямы. Потому что разговаривать будешь, как инопланетянин, у тебя же в речи куча англицизмов. Ты ригу от овина отличаешь? Нет? Ну, я так и думал. А особист отличает. Усёк?

— Усёк! — потрясенно сказал Лёха. Он как-то никогда не задумывался о таких вещах, хотя, грешным делом, почитывал иногда. Про попаданцев, в основном. Там, где взвод десантников с полным БК отражает нашествие хана Батыя, зная из русского языка версии 1200 года только «паки-паки» и «иже херувимы». Или, как прыщавый задрот попадает в магическую вселенную и становится там великим волшебником, полководцем и серийным осеменителем эльфийских принцесс. А те, что характерно, сами выстраивались в очередь, чтобы попасть к нему в гарем. Он таких книг штук сто уже прочел, и все равно интересно было.

— А что, есть еще нерусский сегмент Ада? — несмело спросил он. — И какая разница? Ад — это же сковородки там, вечные муки… Он замолчал, потому что на этом его познания о Преисподней закончились.

Демон посмотрел на него с жалостью, как на дефективного ребенка.

— Вот вы все-таки тупые, людишки, — сказал, как сплюнул, он. — Ну, представь, какие могут быть вечные муки, или вечное блаженство? Ты себе население Земли в первом столетии от рождества сам, знаешь кого, представляешь? Кстати, я тебе его по имени крайне не рекомендую тут называть, мы вообще-то в Аду находимся.

— Ну, миллиард, наверное… — протянул Лёха. — Или чуть больше.

— Чуть больше двухсот миллионов, — припечатал демон. — Из них треть китайцев. Ну, а сколько там было христиан? Да несколько тысяч всего! Вот и обещали всем налево и направо, и вечное блаженство, и вечные муки. А сейчас людей сколько?

— Восемь миллиардов, — Лёха начал понимать.

— Вот! — уткнул в него палец Левиафан. — А бюджет остался прежний! И если раньше мы каждого мужеложца могли целую вечность на вертеле жарить, то сейчас это и грехом то не считается, просто альтернативным вариантом сексуального поведения. Причем, вариантом, одобряемым на самом высоком уровне. В Европейский сегмент Ада уже от конкурентов нота протеста поступила. Требуют всех любителей однополого секса к ним перевести. Для них уже в Раю специальную локацию развернули, с блекджеком и шлюхами. Американцы сейчас туда отправляют всех негров-наркоманов, которые были застрелены полицией при задержании. Так что, майор, теперь вечные муки ограничиваются ста годами, и вечное блаженство — тоже. Это и есть стандартный срок.

— А потом? — спросил заинтригованный Лёха.

— А потом душа на перерождение идет, — пояснил демон. — Про реинкарнацию слышал? Вот, это оно и есть.

— Так чем русский сегмент Ада от нерусского отличается? — спросил Лёха.

— Культурными особенностями, вот чем, — пояснил демон. — Вот у викингов был свой рай — Вальхалла…

— Это я слышал, — перебил его Петров. — Там они пировали, все время дрались и совокуплялись с валькириями.

— Точно! Молодец! — похвалил его демон. — Вот ты в такой рай хочешь?

— Наверное, не хочу, — подумав, сказал Лёха.

— И никто вот не хочет, — вздохнул демон. — Викинги то закончились, и Вальхалла в простой ушла на восемьсот лет. Вот конкуренты нам его и сбагрили по дешевке, как неликвид. У нас начальник отдела логистики чуть не спятил, пока не придумал, как эту площадку загрузить. Полноценный Рай, с пройденным техобслуживанием, на гарантии, с оригинальной концепцией, отличным маркетингом, с валькириями опять же. Ты знаешь, сколько эти валькирии жрут? Простой этих мощностей просто безумно дорог.

— Отдел логистики? Простой мощностей? — хлопал глазами Лёха.

— А ты думал, тут тебе ларёк на рынке? — искренне возмутился демон. — Тут миллиарды душ томятся, да еще и в сотнях вариантов Ада. Это же тебе не Рай с их клиентской базой, которая меньше, чем у Нетфликса! Это огромная корпорация, на минуточку…

— Почему в сотнях вариантов? — майор запутался окончательно.

— Поясняю, — вздохнул демон. — Взять вот типичного олигарха с постсоветского пространства. Жил себе мальчик Сёма, ходил в музыкальную школу, учился на пятерки, и был единственной радостью любящей мамы Доры Моисеевны. Закончил вуз с красным дипломом, поступил в аспирантуру, а тут — бац! Союз развалился! И внезапно обожаемый мамин сыночек Сёма стал владельцем металлургического комбината. Знакомая картина?

— Еще бы, — мотнул головой Лёха. Он иногда почитывал журнал Форбс.

— И вот он получил пулю от конкурента, или был затрахан насмерть женой, двадцатилетней фотомоделью, или просто помер от инфаркта, не суть. Куда его? В Ад или в Рай?

— В Ад, конечно, — не задумываясь, ответил Лёха. — Куда же еще?

— А вот и нет! — торжествующе заявил демон. — Да ему после того, что он в девяностые пережил, наши раскаленные угли — на один зуб. Он попадет в Вальхаллу!

— В Рай? — изумился Лёха. — Но это несправедливо!

— Вот ты все-таки некреативный, — вздохнул с сожалением демон. — Задача Ада какая?

— Ну, чтобы клиент побольше мучился… — предположил майор.

— В точку! — щелкнул пальцами Левиафан. — А теперь представь себе приличного еврейского мальчика, который сто лет подряд вынужден есть жареную свинину, бухать с утра до вечера и непрерывно получать по лицу. А каждую ночь его трахают