Алёна Харитонова - Жнецы Страданий Страница 28

– За то, что она – тут. Без памяти. А этот гаденыш – ни ухом ни рылом! – рявкнул крефф.

– Дурак! – покачала головой наставница колдунов. – Если бы ее против воли потискали, Майрико бы узнала, следы не скроешь. Тут другое. По любви у них все вышло. Сам посмотри.

Мужчина подошел к едва дышащей девушке, провел рукой над животом, и снова от пальцев заструилось едва заметное голубое сияние, оно просачивалось в тонкое тело и пробегало по нему инеистыми огоньками. Целитель замер, чутко прислушиваясь к ведомому только ему. Майрико смотрела пронзительно, подавшись вперед.

Свет, льющийся от пальцев лекаря, наконец рассеялся, и Ихтор мертвым голосом сказал:

– Сын у нее. Права ты, Бьерга, по любви зачали. По большой любви. Хранителями ребенок дареный.

– И что теперь? – холодно спросила наставница Айлиши. – Будем рубашонки детские шить всем креффатом?

– Ныне же начнем, – глухо ответила ей колдунья. – Родит она к зно́еню. А вот дозволить ей это или нет – решать нам.

– Нельзя ей рожать, – покачала головой Майрико.

– Это ты как баба или как крефф говоришь? – сузила глаза Бьерга. – Девка она хоть и болезная, но и не таким выносить помогали.

– Как крефф говорю, – отрезала целительница. – На кой она нам сдалась брюхатая? На девять месяцев Дар заснет, а когда она родит да кормить начнет, вся сила через молоко будет уходить, чтоб ребенок окреп. Да и потом на три-четыре года, почитай, она бесполезна. А там неизвестно, захочет ли на выучку вернуться…

– Не захочет, – подал голос Ихтор. – Дар ее велик, а умом – курица. И свой цыпленок ей дороже чужих будет. Лечить, может, и продолжит, но как знахарка деревенская.

– И не будет у нас креффа… – задумчиво подытожила Бьерга.

Повисла тишина. Обережники приняли решение. И действовать следовало быстро, пока девчонка не очнулась. Знала бы Айлиша, что сейчас решается ее судьба! Но Хранители были милостивы. А может, слишком жестоки. Потому что пелена беспамятства не отпустила рассудок девушки.

– Майрико, – разорвала тяжелую тишину Бьерга. – Давай. Знаю, в твоей котомке все есть. И сонного не забудь. Нечего девке душу бередить. Плод вытравим, и знать ничего не будет.

Целительница кивнула, но в голубых глазах промелькнула неприкрытая грусть. Ихтор глухо отозвался:

– Не дело все ж таки за нее решать. Что, если прознает?

– Не прознает, если ты язык за зубами держать будешь, – огрызнулась колдунья. – Не рви душу! Да, подлость творим. Ну так не впервой ведь. Сам знаешь, отринет она Дар. Как талый снег в землю уходит, так и она уйдет в материнство. А нам крефф-целитель нужен! Вон, к Нэду сегодня утром опять из города приехали, Осененного просят. Где он им его возьмет, если наши выучи будут у люлек сидеть да носки вязать? Тебя отправит? А детей учить кто будет? Майрико с Рустой? А когда ты загнешься, и снова за обережником пришлют? Эту дурищу с младенцем на руках к ним отправишь? Головой-то думай.

– Я думаю! Но если прознает?

– Не прознает! – отрезала Бьерга. – Я живых не могу зачаровывать, а ты вот сейчас все умения приложишь, чтобы ничего у ней в памяти не осталось.

– Вы ж сами бабы, – изумился Ихтор. – Должны понимать – с ее Даром, как ни зачаруй, вспомнить может. А когда вспомнит…

– Когда вспомнит и если вспомнит, тогда и решать будем, – глухо сказала Бьерга. – Вот, носились с ней, берегли. А гляди, как обернулось все. Пора и ей взрослеть да в ум входить. Не то время сейчас, чтобы сопли подтирать. Ходящих с каждым днем все больше. Еще лет десять назад я бы сама к Нэду пошла и потребовала дуреху эту отпустить. И он отпустил бы да еще бы молельника приволок, чтоб по-людски все. А теперь иначе. Гляди, Глава прознает – не только послушников сечь заставит, но и вас троих: и тебя, и Русту, и Майрико. А, может, и дурищу эту, чтобы без всякого колдовства скинула.

Мужчина покачал головой, но спорить больше не стал. Тем временем Майрико достала из своего мешка две склянки.

– Это чтобы скинула, – поставила она одну на сундук у кровати. – А это чтобы заспала все. – Второй пузырек утвердился рядом с первым.

Бьерга кивнула Ихтору, отдавая молчаливый приказ. Обережник подошел к ложнице и провел над головой девушки рукой. От ладони полилось мертвенное сияние, просочилось под кожу, под сомкнутые веки юной целительницы.

Миг, другой – и Айлиша будто окаменела. Не билась жилка на шее, не трепетали ресницы, не вздымалась грудь. Казалась спящая мертвой.

– Зачаровал на славу, – проворчала колдунья. – Как теперь ее поить-то?

Нахмурившись, Бьерга налила в плошку с тонким носиком отвар, подошла к девушке и с недоумением ее оглядела.

– Нос, что ли, зажать?

– Отойди. Дай сюда, – оттолкнул ее Ихтор. – Совсем уж ошалела на старости лет!

И, отобрав у наузницы миску, присел на край ложа, поднял лежащую на нем послушницу, пристроил ее безвольную голову на сгибе руки и мягко подул в лоб, что-то прошептав.

По лицу девушки пробежала едва заметная дрожь, а потом бескровные губы приоткрылись, и обережник прижал к ним плошку с отваром, вливая его по капле. Потом снова шептал, снова дул в холодный лоб, и Айлиша делала трудный болезненный глоток. И опять все начиналось сначала.

Покуда Ихтор поил выученицу, Бьерга утащила Майрико к окну.

– Ты это видела? – Лицо колдуньи сейчас выглядело особенно молодым, оживленным, и глаза горели от возбуждения. – Первый раз лицезрю, чтобы он так о ком-то пекся. Влюбился, что ли?

– Видела, – кивнула целительница. – Не влюбился. Не умеет он любить. Разучился. Просто по какой-то придури посчитал ее своей. Блажь это. А возится, чтобы наверняка скинула и следа от другого не осталось. Ой! – всполошилась женщина. – Если прознает, кто ее младенчиком наградил, как бы не убил!

– Не убьет. – Крефф сцепила руки в замок. – Еще только не хватало.

От перешептываний женщин отвлек стон. Недвижимая до сего времени Айлиша, испив отвара, забеспокоилась на ложе, забилась, а потом вдруг выгнулась дугой, распахнула глаза и застонала, да так надрывно и пронзительно, что сердце заходилось.

– Вот и все, – просто сказала Майрико и шагнула к девушке. – Отойди. Чего ты тут не видал? – шикнула она на Ихтора, и тот послушно отступил, вставая в изголовье.

Следующие обороты тянулись вечность. Айлиша горела, металась, хрипло стонала, комкая потными ладонями простыни. Мужчина отвернулся.

Целительница с колдуньей выбились из сил, меняя тряпки, коими обтирали девушку. В комнате повис острый запах крови. Однако мало-помалу выученица успокоилась, перестала скрести ногтями матрац, перестала открывать рот, словно выброшенная на берег рыба, и затихла.

Бьерга бросила на пол влажную тряпицу и прошептала:

– Вот и сделано дело. Теперь только прибраться.

Пока Майрико обмывала послушницу, вздевала на ослабшее вялое тело сухую рубаху, Ихтор спешно менял простыни, не глядя швырял окровавленную ткань в опустевшее ведро. Колдунья же открыла ставни и впустила в душный покой прохладу осеннего утра.

Глядя на шумящие внизу сосны, крефф колдунов читала заговор и кропила кровью из разрезанной ладони разбивающийся о стену ветер. Как бы ни покинул младенец чрево матери, но душа его не останется неприкаянной. Безгрешное дитя упокоят, дав возможность рано или поздно снова возвратиться в мир.

Когда бесчувственное тело, обмытое и переодетое, снова положили на чистые и сухие простыни, Майрико кивнула Ихтору:

– Наведи дремоту посильнее. Пусть до утра завтрашнего не очнется. Авось заспит все и не вспомнит никогда.

Целитель наклонился к послушнице и что-то зашептал ей на ухо. Через пару оборотов Айлиша улыбнулась, стала дышать спокойно и ровно, а на бледные щеки вернулся румянец. И только судорожные короткие всхлипы, которые иногда вырывались из груди, выдавали пережитое. В этих-то всхлипах крефф вдруг расслышал тихое:

– Тамир…

– Ах вот кто… – горько покачал головой Ихтор.

Захотелось пойти и отыскать мальчишку. А потом долго и с упоением колотить, вбивая в глотку зубы. Но в душе целитель понимал: эта ярость пустая. И не ярость вовсе, а так – обида, уязвленная гордость, что ему предпочли неуклюжего дряблого паренька, ничего толком не умеющего и ничего собой не являющего. Поэтому крефф стиснул зубы, подавляя рвущееся из груди бешенство. За долгие годы службы в Цитадели он научился владеть собой и, по чести сказать, научился неплохо. И ныне эти умения особенно пригодились.

Бьерга смотрела на внутреннюю борьбу мужчины с затаенной настороженностью. Она видела, как одеревенела его спина, как застыл взгляд. Уж не надурил бы чего…

– Ихтор, – негромко позвала колдунья. – Охолонись. Он теля неразумное. А ты волчище матерый уже. Охолонись. Не тронь парня.

Мужчина коротко кивнул.