Василий Горъ - Игрушка Двуликого Страница 38

Я покосился на Латирдана, едущего в пяти десятках локтей впереди, и грустно усмехнулся: что бы он там ни утверждал, хейсаром Неддар оставался только до тех пор, пока а’дар не начинал противоречить его чувству долга.

Увидев мою усмешку, Мэй почему-то решила, что я снова думаю о том, что лишил ее будущего, и вышла из себя:

– Клятвы, данные Богам, не нарушают! У нас с тобой один Путь, и мы пройдем его вместе!!!

Сочетание молний, сверкающих в ее глазах, с еле слышным шепотом показалось мне настолько забавным, что я не удержался от улыбки:

– Я думал о другом…

Она нахмурилась, так же как и я незадолго до этого, покосилась на короля Неддара и вытаращила глаза:

– Ты… ты не хочешь заезжать в Тьюварр?

За несколько часов, которые прошли с момента, когда король озвучил свое намерение остановиться в замке графа Виллефорда, я успел заставить себя смириться с мыслью о том, что мне придется как-то пережить вынужденное возвращение в прошлое, поэтому отрицательно помотал головой:

– Да нет, мне как-то все равно…

Мэй не поверила:

– Неправда: я чувствую, что тебе будет больно. Поэтому… поэтому попробую убедить его еще раз!

– Лучше я… – буркнул я и, не дожидаясь ее ответа, пришпорил коня…

…Как обычно, моя попытка подъехать к королю вызвала крайнее неудовольствие его свиты: на лицах придворных, упорно отказывающихся видеть во мне ровню, появились гримасы неудовольствия, а посол Диренталя Набожного, граф Гастар Виллесар, оглядев меня с ног до головы, демонстративно сплюнул под ноги своей кобылке.

Скользнув по его лицу равнодушным взглядом, я поравнялся с Его Величеством, что-то обсуждающим с леди Амалией, и чинно склонил голову в знак уважения:

– Прошу прощения за то, что прерываю вашу беседу, но…

– Кром! Ты – Аттарк, и я – Аттарк, поэтому можешь обращаться ко мне на «ты»…

– Ваше Величество, я…

– «Ро’шер» и «ты»… – перебил меня король. – Вопросы?

«Будем считать это приказом…» – подумав несколько мгновений, решил я. И обратился к нему так, как он хотел:

– Ро’шер, я тут подумал… В общем, те причины, которые вы…

– «Ты»!

– …которые ты озвучил за завтраком, безусловно, важны, но ты – король, а я даже не дворянин, поэто…

Поняв, к чему я веду, Вейнарский Лев нахмурился, жестом приказал мне заткнуться, потом повернулся к своей «фаворитке» и тоном, не терпящим возражений, «попросил»:

– Леди, вы не оставите нас на некоторое время?

Баронессу как ветром сдуло. И не только баронессу – троица придворных, ехавших локтях в сорока, пришпорили коней и унеслись вперед, а те, кто ехал позади нас, судя по прекратившемуся цокоту копыт, «решили» остановиться.

Мрачно оглядев меня с ног до головы, Неддар подъехал практически вплотную, уставился в глаза и огорошил вопросом:

– Как ты считаешь, быть королем хорошо?

Отвечать, не подумав, было глупо, поэтому я попытался представить себе, каково носить венец. А через пару десятков ударов сердца пожал плечами:

– Думаю, что ответить на этот вопрос однозначно невозможно: безграничная власть – это не только безграничные возможности, но и неподъемное бремя…

– Ты читал Игенора Мудрого? – вытаращив глаза, изумленно поинтересовался Неддар.

– Кого, сир?

– «Кого, ро’шер?» – поправил он. – Трактат «О Власти и обо всем, что ждет на пути к ней», который ты только что процитировал.

– Нет, ро’шер, не читал. А это выражение частенько употреблял Роланд Круча, мой голова…[184]

Латирдан задумчиво потер переносицу и, махнув рукой, вернулся к теме разговора:

– То, что королевская власть – это бремя, я понял очень рано. И будь на то моя воля, ни за что на свете не подставил бы голову под венец – жил бы в Шаргайле, ходил бы в набеги и дрался бы на айге’тта. Увы, Боги сочли, что для меня этого слишком мало…

…Слушая его рассказ, я не мог отделаться от мысли, что сплю или брежу. Ибо король НЕ МОГ открывать душу простолюдину, пусть даже последний и считался его сородичем!

Не мог. Но открывал: рассказал мне о том, как в первые дни своего пребывания в Авероне бесился, ощущая двуличность окружавших его придворных, как не мог себя заставить выйти к армии, отправляющейся в Алат, так как сомневался в своих способностях командовать таким количеством людей, и как привыкал к постоянному присутствию рядом графа Рендалла.

Затем он ненадолго остановился на осаде Карса, причем говорил не о том, что взял город, до этого считавшийся абсолютно неприступным, а о причинах, которые заставили его лезть на стену:

– Я боялся. Боялся, что вейнарцы, которых я привел в Алат, сочтут меня трусом. Ведь стоять за спинами солдат и смотреть за ходом битвы с какой-нибудь возвышенности намного проще, чем идти навстречу врагу…

Потом несколькими предложениями описал свое возвращение в Аверон и сам мятеж, а потом сразу же перешел к последствиям последнего:

– …В какой-то момент я вдруг почувствовал вокруг себя пустоту: люди, которые наводнили дворец после того, как закончилось все это безумие, были ненастоящими. Они говорили одно, делали другое, а думали – третье. Именно тогда я понял, что за радостной улыбкой и словами «доброе утро, ваше величество» может прятаться желание побыстрее получить выгодную должность, а глубокий реверанс – это не выражение уважения к своему сюзерену, а движение, позволяющее продемонстрировать содержимое декольте и тем самым намекнуть на свою готовность оказаться в его постели…

Человеку, с молоком кормилицы впитавшему в себя требования а’дара, такое отношение придворных понравиться не могло, и Неддар окружил себя теми, кто не казался, а был достойным. Увы, таковых оказалось немного – граф Рендалл Грасс, барон Комес д’Ож, барон Генор д’Молт, барон Дамир Кейвази, пара хейсаров – Вага Рука Бури и Арзай Белая Смерть – и леди Этерия…

– А через некоторое время, стоя перед поминальным костром графа Рендалла и глядя в лица тех, кто пришел его проводить, я вдруг понял, что те, кто меня окружает, делятся на Людей и стервятников. Первые – настоящие: живут по а’дару, делают то, что должно, и тверды, как Слеза Эйдилии. Вторые… вторые не живут, а существуют. И готовы на все, что угодно, ради власти и выгоды…

После этих слов Неддар ушел в себя. Ненадолго – минуты на полторы. Потом тряхнул головой, чему-то горько усмехнулся и уставился мне в глаза:

– Ты – настоящий. Твоя жена – тоже. Если бы не ваши Пути, я ввел бы вас в Ближний Круг и переложил на ваши плечи часть ответственности за Вейнар…

– Ро’шер, я – простолюдин!

– И что с того? Вон, барон Дамир Кейвази – калека и во время правления моего отца приезжал в Аверон только на годовщины его коронации! А я назначил его казначеем и до безумия рад, что Боги свели наши Пути…

– Вы – настоящий хейсар, сир! – вырвалось у меня.

– Да, я – хейсар. И ты – хейсар! А еще ты Аттарк и мужчина, которого я уважаю. Поэтому я буду рядом до тех пор, пока ты не перешагнешь порог храма Двуликого…

Глава 26

Орман Кот

Третий день второй десятины третьего травника

…Головной дозор отряда, сопровождавшего королевский обоз, влетел в Туманный Овраг в час оленя, а уже через несколько минут на постоялом дворе «Медвежья берлога» началось Двуликий знает что: сначала истошно завопил его хозяин, затем заскрипел колодезный ворот, завизжала и закудахтала отлавливаемая и забиваемая живность, загромыхали ворота конюшни, а из каретного сарая начали выталкивать невесть зачем загнанные в него возы.

Воины, сообщившие Лысому Редиву о скором приезде Латирдана, тоже не стояли на месте – поручив своих коней заботам конюхов, они тут же занялись осмотром дома и подворья. Начав, само собой, со здания: двое мечников помоложе перекрыли выходы во двор, а остальные рубаки, подхватив под руки хозяина, втащили его в белую дверь и пропали.

«Сейчас заберут у него ключи от всех комнат, пробегутся по этажам, «попросят» съехать всех, кто покажется подозрительным, затем перевернут все подсобные помещения и отправятся осматривать окрестные дома…» – подумал Орман, забрался еще на одну ступень приставной лестницы и придирчиво осмотрел венец[185].

В этот момент Рыжий Ус, пытавшийся снять лапу с правого метателя, изо всех сил рванул на себя ось. Та неожиданно поддалась, и воин, не удержав равновесие, рухнул навзничь.

– Осторожно, ты, осел безрукий! – взвыл Кот. – Убьешься же!!!

Брат Эдвик, как раз закончивший закладывать досками платформу левого, метнулся к Усу и отвесил ему подзатыльник. Хорошо отвесил, от души – голова криворукого придурка, мотнувшись, с треском соприкоснулась со стеной и отправила Рыжего в забытье.

– Прячь ось и лапу, живо!!! – прошипел ему Орман и, выпрямившись, сделал вид, что осматривает червоточину.

Как и следовало ожидать, его вопль привлек внимание: хейсар, охранявший белую дверь в «Берлогу», схватил за руку пробегавшего мимо водоноса и взглядом показал ему на Кота.