Стальная бабочка (СИ) - Белицкая Марго

Часть 1. Куртизанка. Глава 1

Когьёку ненавидела мужчин.

Похотливые и смердящие. С мерзким смехом и маслянистым, раздевающим взглядом. Привыкшие к покорности и раболепию женщин. Скоты.

Когьёку хорошо успела узнать мужскую природу, она видела мудрых чиновников, блистательных генералов и великих ученых в самом неприглядном виде. В месте, где они раскрывали все свои пороки. В квартале удовольствий столицы империи Ко.

Когьёку росла в элитном доме наслаждений для богачей.

Она почти не помнила мать, которая тоже была жрицей любви — когда-то знаменитой красавицей, пленившей даже императора. Но где она теперь? Кто знает. Наверное, умерла от голода в придорожной канаве, старая, выпитая до дна мужчинами, растерявшая красоту и никому не нужная.

Судачили, что Когьёку была плодом той самой связи с монархом, но она не верила. В далеком детстве Когьёку мечтала, что за ней приедет золотая карета, увезет из ада борделя во дворец, где ее будет ждать любящий венценосный отец. Но однажды, лежа в своем чуланчике после очередного наказания, не в силах пошевелиться от боли в избитом теле, Когьёку поняла — никто не приедет. Ее удел — прожить яркую жизнь бабочки-однодневки, которая пролетит над кварталом удовольствий и погибнет. Пройти все ступени, ведущие в пропасть.

В пять Когьёку забрали от матери и направили в услужение главной куртизанке дома «Белая лилия» — госпоже О-Рэн. У прекрасной женщины была душа демона, она наказывала девочек-служанок за малейшую провинность, а иногда просто так — для забавы.

В десять началась пора ученичества — бесконечные уроки танцев, манер, пения, игры на музыкальных инструментах. И, конечно, особый курс — тысяча и один способ доставить наслаждение мужчине.

К восемнадцати годам Когьёку стала одной из лучших учениц в доме «Белая лилия», особенно хорошо ей давались танцы. Иногда посетители приходили просто ради того, чтобы посмотреть на ее выступления.

Сегодня Когьёку ждала новая ступень: она, раньше только прислуживавшая гостям и развлекавшая их, должна была начать делать то, для чего ее так долго готовили. Сегодня хозяйка устроит аукцион, где будет лишь один лот — право первой ночи с юной танцовщицей.

Поэтому сегодня Когьёку особенно сильно ненавидела мужчин.

Девочка-служанка, напоминавшая Когьёку себя саму в детстве, помогала ей облачиться в многослойный наряд. Сперва Когьёку надела нижнее белое платье с кружевами по подолу, затем — нежно-зеленое, как молодая трава. И наконец — верхнее из розового атласа, расшитого причудливым узором из серебряных лилий.

Лилии — символ чистоты. У хозяйки их заведения, старой куртизанки Фаран, было мерзкое чувство юмора.

Парчовый пояс с изысканной вышивкой, изображавшей изящных лебедей и тонконогих цапель, окутал талию. А Когьёку показалось, будто ее сковало цепями, сдавило грудь так, что стало больно дышать.

Золотые шпильки тончайшей работы с рубинами, жемчугом и искусственными шелковыми пионами украсили сложную прическу Когьёку. Будто мечи вонзились они в нее — острые и холодные.

На губы Когьёку легла кроваво-алая помада, на густые ресницы — мертвенно-черная тушь, на щеки — розовые румяна.

Когьёку посмотрела на себя в зеркало и увидела прекрасную фарфоровую куклу, предназначенную для утех богатых мужчин. В этот момент ненависть заполнила ее душу до краев. Как же она ненавидела их! Хозяйку, жестоких старших куртизанок, злобных молодых завистниц. И, в первую очередь, мужчин.

Почему ей выпала такая судьба?

Когьёку знала, что за стенами квартала удовольствий есть другой мир: там женщины могут любить по-настоящему, законно выйти замуж, честно трудиться, родить ребенка, не боясь, что его отберут навсегда. Она мечтала увидеть этот мир. Бескрайние моря, зеленые луга, густые леса и высокие горы. Она хотела сбежать из своей тюрьмы, проскользнуть мимо охранников у ворот квартала удовольствий, расправить крылья и улететь. Но разум подсказывал — это бесполезно. Еще ни одна куртизанка не покинула город наслаждений. И вовсе не из-за надежной стражи.

Когьёку понимала: без семьи, без друзей и денег за стеной она погибнет. Ее изнасилуют и убьют в темной подворотне или поймают работорговцы, и тогда ей придется точно также продавать свое тело, но уже не в роскошной «Белой лилии», а в грязном борделе с клопами. Никто не вступится за куртизанку. Никто не поможет. Для людей она — мусор.

Выхода нет. У нее есть лишь один путь. Сегодня вонючий, грубый мужчина распнет ее на белоснежных батистовых простынях. Разорвет на куски. А когда она соберет себя заново, то уже не будет Когьёку. Она превратится в такую же циничную стерву, как хозяйка, как старшие куртизанки. С виду — злую и надменную, а внутри — сломанную и пустую.

— Вы такая красивая, госпожа! — восхищенно выпалила служанка.

И Когьёку вздрогнула, как от пощечины.

Девочка внесла последний штрих в ее туалет — капельку духов с ароматом ландыша на шею. Когьёку изящным, точно выверенным движением поднялась с кресла, взяла с туалетного столика скромную позолоченную шпильку, и незаметно спрятала за поясом. Это было единственное напоминание о матери, ее прощальный подарок. Когьёку надеялась, что дешевая шпилька будет ее талисманом.

Когьёку вышла из комнаты навстречу своей судьбе.

***

— Ты мог бы написать письма, встретиться с нашим торговым представителем, пойти на прием, организованный генералом Лю Беем, чтобы завести там полезные знакомства…

— Хватит ворчать. — Синдбад устало вздохнул.

— А я буду ворчать, — огрызнулся Джафар. — Буду ворчать, пока до тебя не дойдет! Вместо того чтобы заниматься важными делами, ты опять тащишься развлекаться!

— Но я столько слышал о чудесных массажистках империи Ко, — с мечтательной улыбкой произнес Синдбад. — Как же я могу, впервые прибыв сюда, не побывать у них? Рассказывают, что у них поистине золотые руки, после сеанса массажа ты встаешь помолодевшим лет на десять. Мне такое не помешает, после бесконечного сидения в кабинете у меня начала болеть шея.

— Знаю я твоих массажисток, — хмуро буркнул Джафар. — Опять закончится тем, что все девицы в борделе передерутся за право провести с тобой ночь, а все посетители загорятся желанием избить тебя до полусмерти.

— Мне же надо иногда расслабляться. — Синдбад пожал плечами, не уточняя, имеет ли он в виду ласки красоток или драку с ревнивыми посетителями.

Исчерпав все аргументы, Джафар прибегнул к помощи со стороны.

— Хоть ты ему скажи, Масрур! — взмолился он.

Лицо Масрура, все это время молча шагавшего рядом со спорящими друзьями, осталось все таким же бесстрастным.

— Хм, — глубокомысленно изрек Масрур.

Это могло означать все, что угодно от «Да, я не одобряю разврат» до «А можно мне подобрать грудастую девицу, которая любит больших сильных парней?».

Синдбад истолковал невразумительное мычание Масрура в выгодном для себя ключе.

— Наверняка в квартале удовольствий найдутся прекрасные массажистки, которые согласятся размять плечи моим товарищам. Поспешим же! — воодушевленно объявил Синдбад, ускоряя шаг.

Джафар уныло поплелся следом, бормоча себе под нос что-то про глупость некоторых знаменитых героев. Масрур остался невозмутим, как скала.

Трое синдрийцев шли по запруженным народом улицам квартала удовольствий. Все вокруг тонуло в томном золотисто-алом свете фонарей. Встречающиеся на пути женщины в кричаще-ярких платьях призывно улыбались коралловыми губами, их глаза хищно блестели, рассматривая драгоценности Синдбада. Мужчины же все казались пьяными, но вряд ли от вина. На лицах многих застыло блаженно-глуповатое выражение. Казалось, сам воздух на улицах пропитан негой и обещаниями запретных наслаждений.

— О, вот симпатичное заведение, давайте заглянем сюда, — предложил Синдбад, останавливаясь перед двухэтажным зданием, окруженным украшенным резными лилиями забором.