Мир клятв и королей (СИ) - "Mikki Host"

Пролог. Этот дикий свет

Эйсу было пять лет, когда дядя Джон начал рассказывать ему истории о героях.

Чего Эйс не понимал, так это того, почему он должен был ждать аж до пяти полных лет. Будто он пересекал какую-то магическую границу, за которой его ждало нечто большее, чем просто истории. Но дядя Джон постоянно говорил, что это обычные истории, основанные на переплетении легенд и мифов древних, давно вымерших или никогда не существовавших народов. Не то чтобы Эйс в свои двенадцать лет был гением и знал всю историю человечества, но что-то подсказывало ему, что мифическая Шамбала никак не могла быть связана со страной гиперборейцев и найти пристанище в историях дяди Джона.

От дяди Эйс никогда не слышал ни слова о том, где именно он брал эти истории — прочитал в какой-то книге, услышал от какого-то историка или ещё что. Дядя Джон был довольно прост. Он без лишних объяснений начал рассказывать племяннику истории, которые были ему вместо сказок на ночь, и со временем Эйс пристрастился к ним. Лео назвал это наркотиком, но Эйс, до восьми лет не знавший, что такое «наркотик», не видел в этом ничего плохого. Потом, когда всё же узнал, буквально потребовал от брата не называть истории их дяди «наркотиком».

В «их» субботу, когда дядя Джон похищал племянников из дома и увозил к себе, чтобы провести выходной вместе, Эйс в полной мере наслаждался историями. Насколько он понял, описываемые дядей легенды были чем-то похожи на легенды о короле Артуре — рыцари, магия, мечи и бла-бла-бла. Каждая история была довольно расплывчатой и освещала лишь некоторые события, — например, военный поход рыцарей той или иной страны, — да и героев в ней действовало крайне мало, но Эйс умудрялся запоминать каждое слово. Ему казалось, что даже неточные истории от дяди Джона куда интереснее того, что они, судя по рассказам Лео и Пайпер, будут проходить в школе. Их мама осаждала дядю Джона, постоянно напоминая о том, что Эйсу пора сосредоточиться на чём-то более реальном, чем глупые легенды, но никогда не могла добиться успеха. Истории дяди Джона были в разы интереснее скучного мира, в котором они жили.

У Эйса было мало увлечений. Он преуспевал в школе, помогал дома, ухаживал за их рыбками, — Ганнибалом, Дракулой и Капитаном Америкой, как их назвал Лео, — но всё равно не имел каких-либо конкретных целей, которых он мог достичь. По крайней мере, до десяти лет.

После этого с его глазами что-то произошло. Не в том смысле, что он ослеп или вдруг перестал различать цвета, но… произошло что-то очень странное. Он стал замечать куда больше, чем до этого. Эйс никогда не жаловался на проблемы со зрением, но после ему стало казаться, что оно улучшилось. Дядя Джон всё реже рассказывал истории из-за занятости на работе и учёбы Эйса, но это не мешало мальчишке и дальше наслаждаться ими. Ему казалось, что истории стали чем-то большим и, проникнув в скучный серый мир, окружили его.

Эйс был готов поклясться, что в японском саду, расположенном в парке Вашингтона, рыбки из озера следили за ним. Вернее, он знал, что эти рыбки плавают туда-сюда и следят за посетителями, но в его случае они будто намерено впивались в него взглядом своих жутких глаз. Он тогда держал Лео за руку и, заметив, как несколько рыб, выпучив глаза, пялятся на него из-под воды, едва не сломал брату пальцы от испуга. Эйс помнил, что говорил дядя Джон: согласно одной из легенд люди, которые раскрывали чужие тайны, после смерти превращались в рыб и вечно плавали среди своих собратьев, терзаемые тайнами, которые они уже никому не могут рассказать. История была довольно безобидной, но в тот момент Эйс действительно испугался. Неужели те рыбы, пялившиеся на него, хотели открыть ему какую-то тайну? Когда он спросил об этом у Лео, тот рассмеялся и сказал, что живущие в этом озере рыбы не настолько умны.

Памятник морским котикам, когда Эйс и его семья случайно оказались на той же улице, будто ожил. Один из котиков, смотрящий на дорогу, совершенно точно обернулся и посмотрел на Эйса. От неожиданности и испуга Эйс чуть не запрыгнул на идущего рядом отца, но, быстро сообразив, что тот не поверит ему, даже если Эйс расскажет всю правду, соврал, что почувствовал, будто по его ноге кто-то ползёт. Их отец был в не слишком хороших отношениях с братом и не любил, когда Эйс упоминал удивительные истории, рассказанные ему дядей Джоном. Даже сам дядя Джон, когда Эйс говорил ему об этих явлениях, не верил ему. «Ты просто устал, — говорил дядя Джон, кладя руку ему на голову и трепля его волосы, — вот и чудится тебе всякое. Мои истории — сказки на ночь». После этого Эйс перестал что-либо говорить ему, хотя произошло невероятно много поразительных и странных событий. Он держал это в себе, потому что боялся, что с ним что-то не так, что его отправят куда-нибудь лечиться только потому, что он замечает то, чего не замечают другие.

Казалось, одна только Пайпер относилась к этому нейтрально. Иногда она ему подыгрывала, мол, да, ты совершенно прав, ветра поют какую-то песню, но Эйс не верил ей. Она просто не хотела, чтобы он чувствовал себя одиноким, и он знал это. Он хотел понять, почему его глаза видят то, чего не видят глаза других, а уши слышат то, что невозможно разобрать — шёпот в листве, завывания в ливнях и крики в громе. Он не хотел, чтобы над ним глумились.

Эйс действительно поверил, что сошёл с ума, но несколько месяцев назад это прекратилось. Может быть, это было каким-то таинственным этапом взросления, о котором ему никто не сказал и который уже подошёл к концу. Или он умудрялся путать реальность со снами. Или же всё пресеклось странным сном, до боли похожим на театральную постановку о королях.

Всё началось в большом зале с высокими колоннами, украшенными лепнинами в виде животных и цветов. Эйс был возле одной из колонн, словно суфлёр, невидимый для зрителей. Перед ним разворачивалась довольно интересная сцена: в одном конце зала, по правую руку от Эйса, располагалось два огромных бронзовых трона. На том, что был с высокой спинкой, окружённой выполненными из металла руками, держащими огромную корону, сидел крупный мужчина в шикарных одеждах — настолько шикарных, что Эйс даже не знал, как их описать. Он видел золотые узоры на плаще, бархатные ткани, расшитые драгоценными камнями всех цветов и размеров, но на пальцах мужчины не было ни одного кольца — кроме тонкого, едва видимого серебряного обруча, похожего на переплетённые ветви деревьев.

Второй трон, чуть поменьше, был занят женщиной в длинном приталенном платье, настолько простом и неприметном, что Эйс усомнился: а должна ли вообще эта женщина сидеть здесь? Но затем он заметил бронзовый венок у неё на голове, похожий на бутоны цветов, и кольцо на пальце, состоящее из маленьких бронзовых звеньев. Эйс не понимал, как он смог разглядеть такие мелкие детали с такого большого расстояния, но почему-то слишком быстро отбросил эту мысль и вновь сосредоточился на людях. Мужчина на троне выглядел суровым, но при этом на его лице расплылась одобрительная улыбка. Женщина же, демонстрируя всем идеальный ряд белоснежных зубов, едва не искрилась от счастья. Она простёрла руки вперёд, и зал наполнился оглушительными аплодисментами.

— Они приветствуют Первую, — раздался рядом с Эйсом женский голос.

Ему казалось, что его испуганный визг приведёт собравшуюся толпу в замешательство, но ничего подобного не произошло. Богато разодетые люди, среди которых изредка мелькали облачённые в бронзовые доспехи рыцари, продолжали аплодировать и радостно кричать.

Эйс перевёл взгляд на обладательницу голоса и замер. Она сильно отличалась от людей, что он видел в зале — хотя бы потому, что её кожа была аспидно-синей, руки и ноги худыми и тонкими, а длинные волосы — сине-лиловыми и доходили почти до щиколоток. Эйс вцепился в колонну, не зная, куда ему деться, но женщина не обратила на это внимания. Она смотрела на него тёмно-фиолетовыми глазами, а по её чёрному простому платью, словно по воде, расплывались нефтяные пятна. Ну, это Эйс решил, что узоры похожи на нефтяные пятна. Вряд ли женщина была готова объяснять ему, что происходит с её платьем. На ней не было ни одного украшения и, как заметил Эйс, ни грамма косметики, но она всё равно выглядела ослепительно — достаточно, чтобы он начал нервничать.