Иллюзия преданности (СИ) - Близнина Екатерина

Иллюзия преданности

Глава первая. Прощание

Когда Терри Риамен увидел мать на скамье подсудимых в траурном платье, он понял, что его блестящее будущее растоптали, смешали с грязью, затем залили цементом и утопили на дне залива.

До начала заседания он еще на что-то надеялся, заглядывал в лица судейских, стесненно улыбался и старался держать себя в руках, выслушивая бестактные вопросы Серого. Газетчик придерживал сына обвиняемой за медную пуговицу на мундире, чтобы тот не улизнул. Его интересовали цифры, даты и детали, а Терри даже если бы захотел — не сумел отыскать в памяти ничего конкретного. Он отворачивался и повторял, что не обязан свидетельствовать против себя и родных.

Терри до последнего рассчитывал на особый судебный порядок для чистокровных потомков Первых. Не говоря уж о том, что любой подобный процесс не обходился без решающего слова короля, Первого из Первых. Терри очень надеялся, что его величество не допустит изгнания и тюрьмы. В конце концов, его величество сам предложил кузине кресло финансового советника семь лет назад. А потом всегда говорил, что, прежде чем он нашел светлую голову Лассель Риамен, это место занимали совершенно неподходящие задницы.

Но бесплотным надеждам не суждено было сбыться. Лассель Риамен вышла под конвоем в строгом черном платье. Ее белые волосы были убраны в скромную высокую прическу и спрятаны под траурным кружевным платком, а светло-лиловые глаза скрывали дымчатые стекла очков. На тонких запястьях блестели стальные браслеты. Несколько раз она поправляла их, поскольку браслеты были слишком велики для ее изящных рук и сползали ниже, чем положено.

— Суд — просто формальность, — сказал кто-то из советников короля. Скорее всего, Амир Риэн — он держал руки скрещенными на груди и смотрел на бывшую коллегу сквозь прищур, с жесткой складкой между бровей. На нем был роскошный шелковый пиджак полуночного цвета с серебристой нитью и жилет в тон. Слепящую белизну рубашки оттенял клетчатый шейный платок с аметистовой булавкой.

— Похоже на то, — подтвердил стоящий рядом с Первым советником господин Талли-старший. Он, как всегда, был одет в теплый темно-серый костюм-тройку и на фоне щегольского наряда Амира Риэна выглядел даже скромнее, чем обычно. — Я видел его величество — он настроен весьма решительно.

— Боюсь, Лассель Риамен мы сегодня видим в последний раз, — сказал кто-то.

По мнению Терри, слишком легкомысленным тоном.

По мнению Терри, всем высокородным хлыщам следовало провалиться в Бездну со своими комментариями! Почему они не предотвратили этого? Где была вся их хваленая проницательность, когда требовалось предостеречь его мать от ошибок?

После того, как конвоиры встали по обе стороны от подсудимой, судейский дознаватель в сером невыразительном костюме попросил собравшихся занять свои места. Терри на негнущихся деревянных ногах прошел через зал и сел в первом ряду так, чтобы мать увидела его. Газетчик, не дававший ему прохода, и сейчас не отвязался. Уселся рядом, перелистнул страницу блокнота и проверил, насколько ровный след оставляет вечное перо на желтоватой бумаге.

— Его величество, король Эриен Первый, — объявил судейский и поспешил ретироваться. Обе двери распахнулись и вошел король в белом парадном мундире с золотым шитьем на воротнике. Все встали, в том числе, с некоторой заминкой, подсудимая Лассель Риамен.

Король сдержанно приветствовал собравшихся и отдельно обратился к газетчику рядом с Терри, который, хоть и встал, но шляпу даже не приподнял.

— Рад видеть вас, Алпин, в добром здравии.

Серый склонил голову перед монархом.

— Счастлив, что вы беспокоитесь о моем здоровье, ваше величество. С вами можно будет обсудить этот процесс?

— Разумеется. Но позже.

Для правителя в зале заседаний королевского суда было подготовлено собственное кресло. Эриен прошел мимо Терри, даже не взглянув в его сторону, и сел. На лице монарха застыло суровое выражение. Он оперся о подлокотник и положил подбородок на кулак.

Когда вышел судья и начались бесконечные зачитывания списка, что, как и почему было украдено из королевской казны, Терри окончательно пал духом. Все обвинения он слышал столько раз, что мог бы встать на место дознавателя и повторить слово в слово. И ему не пришлось бы постоянно опускать глаза и читать с листа, как сухолицему судейскому чиновнику с нервно подрагивающим влажным ртом.

Терри хотел бы оказаться на месте дознавателя.

Он прервал бы бессмысленный процесс и спросил у матери прямо: «Зачем ты разрушила свою жизнь, Лассель Риамен? Ради чего? Разве должность финансового советника показалась тебе слишком мелкой для твоей неуемной жажды получить больше, чем положено женщине?»

Терри молча смотрел на мать, которая отвечала только тогда, когда к ней обращались, да и то все больше односложно. Как назло, дознавателя не интересовал вопрос, думала ли государственная преступница о судьбе единственного сына. Лассель ни разу не посмотрела на него прямо. Терри даже не был уверен, что она узнала его в форме Королевской военной школы. Он так и не понял, стоило ли вообще приходить сегодня. Отца не было — должно быть, предвидел развязку и не стал терять время на последнее заседание. Терри позавидовал его предусмотрительности.

Он потер двумя пальцами переносицу.

«Это конец, — понял он. — Статус крови тут не поможет, если не сделает только хуже».

Он дорого дал бы за возможность оказаться подальше от этого душного зала суда. Например, в школьной библиотеке, где можно спрятаться за стопкой книг и готовиться к выпускным экзаменам. Еще, по меньшей мере, двадцать вопросов по родной словесности не разобраны даже в общих чертах. Это при том, что через день после первого экзамена — второй, и уж на политической истории засыпаться всегда было проще, чем сказать «моя мать растратила государственную казну».

Терри стиснул челюсти.

«Зачем? — одними глазами спросил он, стараясь поймать отсутствующий взгляд матери. — Тебе мало было огромного пустого дома? Хотелось большего?»

Он подолгу смотрел на медную стрелку часов, прилипшую к циферблату, и ждал, когда позволят встать и уйти. Серый несколько раз наклонялся к нему и спрашивал, согласен ли тот с дознавателем, замечал ли что-то странное в поведении матери в последнее время и вообще.

— Что я должен был заметить? Как она приносит из дворца чемоданы, набитые банковскими билетами? — не выдержал Терри. Он с ужасом понял, что шипит гораздо громче, чем рассчитывал. Судья неодобрительно нахмурил кустистые брови. Терри показалось, что весь зал смотрит на него, как на идиота. И только мать никак не отреагировала на его выходку. Ее гораздо больше занимали сползающие стальные браслеты, чем родной сын.

Газетчик только головой покачал и ничего не стал говорить. Должно быть, решил не усугублять ситуацию, за что Терри был ему благодарен. Довольно и того, что Риамен-младший постоянно ловил на себе колючие взгляды. А конвой за спиной матери и вовсе глаз с него не спускал, будто именно он представлял наибольшую опасность.

Терри достал из кармана носовой платок и промокнул вспотевший лоб. От духоты кружилась голова и подкатывала к горлу тошнота.

— … могли запугивать? Думали вы?.. Может, кого-то подозревали?

Обрывки чужого шепота отказывались собираться в связную фразу. Терри обернулся к неугомонному газетчику. Тот снял серую шляпу и рассеянно крутил тулью, разглаживая пальцами поля.

— Я не понимаю ее мотивов, а спросить уже не позволят, — негромко посетовал Серый, обращаясь скорее к своей шляпе, чем к соседу по скамье. Терри поерзал, незаметно отодвигаясь от него. Газетчик почесал указательным пальцем свой выдающийся горский нос.

— Мне — не позволят. У вас будет час. Если вам это интересно, конечно, — с легкой досадой проговорил Серый и отвернулся.

Терри аккуратно свернул платок и опустил его в карман. Семя сомнений упало в подходящую почву. Если даже искатель не понимал, в чем смысл грандиозной растраты, измены — разве не имел он права задать тот же вопрос матери?