Пётр Волкодав - Булава скифского царя

Волкодав Пётр Владимирович

Булава скифского царя

Позови меня в даль,

За кордон, или дальше

Где меня будет ждать

Незнакомый рассвет…

Патагонская пыль,

Гималайские травы…

Будут долго хранить

Мой

Затерянный след.

Где-то, в далёком краю

Я,

Своё счастье найду, и

Печальную песню о доме,

Которого нет у меня,

на Родимой Земле,

на которой,

я хозяином не был

ни дня.

О потерянном и обретённом,

О вчерашнем и завтрашнем дне,

О народе, отставшем от счастья

На замученном красном коне…

Эх — раз, да ещё раз,

Да ещё много-много раз…

С. Ротарь.

Пролог.

Тьму ночи рассекал свет фар. Дорога на Тирасполь пустынна и темна как сегодняшняя августовская ночь. Ни одной встречной и попутной машины, ни одного забредшего из невесть откудова путника, — никого, никого — глухая и молчаливая и полная звёзд — ночь. Довольно странно, ведь трасса-то всегда оживлённая и запруженная авто, сейчас — пустынна и безжизненна. Странно…

Изредка дальний свет выхватывает жёлтовато-выгоревшую диском слепящего, разделительную полосу; верстовые столбы трассы Одесса-Тирасполь и редкие предупредительные знаки. Полотно дороги убегает и, — торопится, стремясь в незримую и вечно-бесконечную даль будущего.

Дорога струится, рисуя, — словно на начатом полотне холста штрихи и кривые черновиков будущего творения художника и мастера. Ей — дороге, — нет, и не будет конца — никогда-никогда.

Трещины старого с заметными залысинами и местами вспученного временами покрытия бьют по глазам морщинами старости, а сухой ковыль на обочине стелется волнами, будто на море, — будоражит душу и навевает прошлое, а его — прошлое никак не отринешь, — никак и не выплеснешь из себя. Не получается. Никак!

Мы — в настоящем, уже несмутном времени, на многострадальной земле Приднестровье, а в десятке километров колыхается Днестровская осока.

Тира — так называли Днестр, живущие на её берегах: греки фракийцы, скифы, словены и другие народы. Немало за свой долгий век повидала эта река, немало унесла она вод с тех незапамятных времён. Река, разделявшая земли и народы, тихо струится и по сей день, как в те былинные времена, а — разграбленные неупокоенные захоронения наших отцов — скифов, — курганы Приднестровья молчат.

Молчат и те, которые — нетронуты, слава Папаю и — не найдены пока и, не исследованы археологами и, далеко не раскрыли всех своих загадок и тайн.

Именно здесь, в Приднестровье — один из горячих перекрёстков жизни античной Европы.

На пустынной ночной дороге новенькая "лада". Колёса монотонно проглатывают километры шоссе, а перекрёстка всё нет и нет. Повороты, изгибы, трещины дорожного полотна и, странное напряжённое молчание. В салоне авто двое мужчин: отец и сын. Изредка натянутую ситуацию молчания нарушает визг тормозов.

Костя выжимает из машины всё, на что она способна, не зная, зачем и почему, напряжённо вглядываясь в ночь. Стрелка спидометра редко падает ниже цифры 175. Он искренне удивлён и ошарашен происходящим, но старается не подавать виду. Костя не следит за асфальтовой лентой, а часто и незаметно пощипывает себя за ногу и чувствует, — происходящее не сон — рядом с ним, на соседнем сидении — отец. Он пока не знает что предпринять.

Стоит завести беседу и мираж исчезнет, канув в реальность; снова окажешься в квартире, а молчать и искоса наблюдать за пассажиром, тоже нет мочи. Костя давно не чувствовал такого напряжения и растерянности, не знает, что предпринять. Ситуация — фантастический сон и непредсказуемо развивающийся сюжет. Бывают такие ситуации у всех у нас, когда мы не знаем что предпринять. А время — идёт и идёт, подгоняя ладу.

"Куда мы едем? — опять таки непонятно Косте. — И, зачем? — Вопрос зависает и пока остаётся без ответа.

Человек, находящийся рядом, молчалив и спокоен. Он — всматривается в дорогу и не реагирует ни на что. Зовут его — Степан, он — Костин отец как вы уже догадались. Степан — человек, которого вот уже более пяти лет причислили к погибшим и считают легендой. О нём говорят и пишут, слагают и придумывают небылицы, считают героем, но для Кости он самый обыкновенный человек.

А всё то началось, после того, как во время начала апокалипсиса, Степан вошёл в пирамиду Исиды-Хуфу в Гизе… Это было пять лет назад.

Толком объяснить произошедшее явление, учёные так и не сумели, а Степан, — Степан с тех пор исчез. Поиски внутри пирамиды не принесли результатов. И вот он рядом — необыкновенный для всех, но не для Кости. Таковым, во всяком случае, обыкновенным он считал отца до тех событий. Но сейчас главное иное, — они рядом как раньше — рядом!

Костя опустил боковое стекло и, дрожащими пальцами вынул из пачки сигарету. Зажигалка дрогнула, выдав напряжение. Авто вильнуло по трассе, противно взвизгнув тормозами. Костя выровнял машину и бросил короткий взгляд на отца.

Молчание тяготило всё больше и больше. Заструился дымок сигареты и принёс некоторое успокоение. Костя никак не может решиться, боясь — стоит заговорить и, "мираж исчезнет" — он снова окажется в своей квартире, а отец пропадёт и, теперь уже — навсегда.

Колёса нескончаемо вращаются, проглатывая километры дороги, а перекрёстка всё нет. Нет и слов в кабине авто. А дороге всё равно. У неё нет ни начала, ни конца и ничего тут не поделаешь. Дорога! Она — бесконечна, как и наша жизнь. Она, то и дело петляет по сторонам жизни, замысловатыми кривыми, иногда выходя на "прямую", но, не находя своей опоры — путника, теряется в надеждах и томится в ожидании, в ожидании хотя бы одного путника. Такова её доля и предназначение — ждать. Она, не вращая веретено бытия, накладывает свою сеть нитей на мироздание и, оплетая своей паутиной вселенную и галактики, в том числе нашу звезду по имени Солнце, Твою и Мою планету читатель, и нас всех, самых обыкновенных и тех, кто считает себя необыкновенными людьми.

Из порогов горных хижин и крытых соломой и камышом крыш она идёт серпантинами троп, незаметно для нас, переходя в сухопутные, водные и воздушные пути. Шоссе переходит в переулки и улицы, проспекты и майданы, не застревая и, не останавливая свой путь у взлётных полос аэропортов и космодромов и, тонкими мириадами нитей-струн уходит к далёким звёздам, чтобы снова вернуться, чтобы снова вернуться домой. И, всегда, всегда на ее перекрёстках кипит и волнуется непридуманная в своей реальности — жизнь. Так было и будет и, не дано нам изменить и, ничего не зависит от нас, ничего… Кто это сказал? Неужели ты — Дорога?