Елена Грушковская - Нить Ариадны[СИ, книга не издавалась]

Елена Грушковская

Нить Ариадны

Звенящая и яркая смесь из детских голосов и солнечных зайчиков наполняла двор, и Ариадна, закрыв глаза, слушала и улыбалась. Старая мощная ива лениво шелестела длинными серебристо-зелёными листьями, а под шатром её кроны располагалась песочница и три скамейки. Был конец мая, но солнце пригревало уже по-летнему, хотя в тени ещё чувствовалась прохлада. Ноги девушки жарко целовало солнце, а по спине бегали зябкие мурашки: холодом веяло от дома, в котором жила её маленькая воспитанница Ксюша, игравшая в песочнице с двумя другими малышами. Холодный дом, холодные люди. Холодный оценивающий взгляд Ксюшиной мамы, бизнес-леди: «Ну что ж, вы нам подходите».

Работающей матери было некогда заниматься ребёнком, и она платила за это Ариадне. Платила неплохо: одинокой девушке вполне хватало на жизнь. И сейчас трёхлетняя Ксюша в компании своей ровесницы Маши и двухлетнего Миши лепила куличики из песка, а Ариадна сидела на скамейке под раскидистой старой ивой, наблюдая за вознёй ребятишек. Мамы Маши и Миши беседовали на соседней скамейке: они занимались детьми сами, не прибегая к услугам нянь, в то время как их мужья — деловые люди — зарабатывали деньги.

Холодом веяло от этих людей, от их сухих, отмирающих, как осенние листья, душ. И от их дома, спиной к которому сейчас сидела Ариадна. Души детей были тёплыми и светлыми: они ещё не успели омертветь и потускнеть, как у взрослых. Две мамаши болтали «о своём, о девичьем», шелестя своими сухими душами, а ведь они были ещё молоды — лишь немногим старше Ариадны. Изредка они отвлекались на детей.

— Миша, фу, кака! Нельзя в рот песок! (Малыш захотел попробовать аппетитно выглядевший, похожий на тортик, куличик.)

— Машенька, не толкайся! Смотри, сколько формочек, бери любую, а ту оставь Ксюше! (Девочки не поделили формочку для куличиков.)

На Ариадну мамаши не обращали внимания. Не заговаривали с ней, даже не смотрели в её сторону. Ну да, она же просто няня, пустое место для них. Персонал. В одном ряду с домработницами и дворниками. Но они даже не подозревали, что Ариадну их собственные персоны интересовали ещё меньше: холод и сухость их душ мало добавляли им привлекательности в её глазах.

Ариадна чувствовала людей — определяла степень живости их душ. Дар это был или проклятие? Она не знала. С одной стороны, это помогало ей понять, кто чего стоит, с кем и в какой степени можно иметь дело, а с другой — она хотела бы, может быть, видеть меньше. Разве интересно жить, когда все люди видны как на ладони? Никакой загадки. Просто данность. Как если бы они ходили с табличками на груди: «Я подлец», «Я честный малый», «Я ценю в жизни только материальные блага», «Я ищу большую и чистую любовь» и так далее. И Ариадну иногда забавляли попытки людей выдать себя не за тех, кем они являлись на самом деле. Но чаще удручали. Грустно наблюдать притворство…

Люди с живыми, тёплыми душами были для неё как маяки, как костры в ночи. Они манили, грели, рядом с ними она оттаивала. А были люди-солнца. Их свет давал жизнь, вёл за собой, спасал, но мог и ослепить, если на него засмотреться. Таких людей было очень, очень мало.

Таким человеком-солнцем был для неё Влад…

Едва подумав о нём, девушка ощутила спиной присутствие кого-то знакомого. Не солнце, нет. Более удалённая звезда, не такая тёплая, но всё же довольно яркая. Можно было не оборачиваться, Ариадна уже знала, кто это. Впрочем, она обернулась.

В тени кроны ивы, держа руки в карманах чёрной джинсовой куртки, стоял Даниил — друг Влада. Пространство как будто вздрогнуло, волна силы накатила, мягко обняла Ариадну, как майский ветерок, чуть шевельнула все волоски на её теле и сомкнулась за спиной. Ариадна привычно поёжилась под своей бежевой ветровкой. Однако что-то странное, тревожное прозвучало в этой волне, что-то необычное. Низ живота заныл в дурном предчувствии.

Даниил подошёл, сел рядом. Выглядел он неважно: бледность, голубизна под глазами, сурово сжатые губы. То ли не выспался, то ли… Откинул с плеча Ариадны длинную светло-русую прядь:

— Привет, Русалочка.

Девушка усмехнулась одним уголком губ:

— Я тебе не Русалочка.

Ну да, это прозвище дал ей Влад, и Ариадну коробило, когда кто-то ещё называл её так. Право на это обращение она признавала только за Владом, но Даниил в шутку всё равно посягал на него. Но сегодня, похоже, ему было не до шуток: он даже не улыбнулся, а в его голосе Ариадне почудилась усталость.

Молодые мамаши на соседней скамейке оживились. Конечно, начались «женские штучки». Постреливая в сторону Даниила глазами, дамы принялись охорашиваться: одна поправила волосы, другая одёрнула лёгкий джемперок. Ну, ещё бы: такой видный мужчина! Высокий, широкоплечий, тёмная густая шевелюра, голубые глаза. Джинсы сидели на нём отлично, подчёркивая красивые, тренированные ноги. Повезло же этой серой мышке, у которой всего-то достоинств — длинные русалочьи волосы да зелёные глазищи… А в остальном — ни кожи, ни рожи. Почему самые классные парни достаются всяким убожествам?..

Ариадна повернула лицо на шелест их душ и взглянула каждой в глаза. Оживление соседок подействовало на неё, как порыв неприятного, холодного ветра. От её взгляда они как будто смутились, отвели глаза и продолжили прерванный появлением Даниила пустяковый трёп, как ни в чём не бывало.

Даниил задумчиво смотрел на играющих детей, широко расставив ноги и облокотившись на колени. Его большие руки с проступающими под кожей шнурами жил устало свисали, часы небрежно болтались на запястье.

— Как дела, Ариша? — спросил он буднично.

Он мог сколько угодно делать вид, что всё в порядке: обмануть Ариадну было невозможно. От тревоги воздух будто загустел и замер, свет померк, солнечные зайчики на асфальте потускнели.

— Нормально, — ответила Ариадна. И чуть слышно спросила: — Дань, что-то случилось? Ты какой-то бледный сегодня.

Даниил чуть поморщился.

— Устал немного.

— Опять мир спасали? — усмехнулась девушка. Усмешка была только маской, внутри она была сплошным натянутым нервом.

Даниил не улыбнулся в ответ, по-прежнему глядя на малышню в песочнице. Не спешил рассказывать: две пары слишком любопытных ушей сидели на соседней скамейке. Он не смотрел на мамочек прямо, но держал в поле зрения. Ариадна кожей чувствовала, как он их сканирует. Каждая секунда ожидания падала, как крупица соли на открытую рану.

Мимолётный скользящий взгляд Даниила — и мамаши «оглохли»: он заблокировал их восприятие. Теперь можно было говорить свободно о чём угодно: соседки просто не слышали никого, кроме друг друга.