Александр Матюхин - Ловец богов

Александр Матюхин

Ловец богов

Шидд (игк.) — тот, кто занимается отловом, охотой

Жиел (игк.) — существо, пожирающее душу. Псевдобог

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Кто пришел и кто вернулся

Глава 001

1

Меня освободили из тюрьмы досрочно.

Слыхали об амнистии, которую объявил Президент полтора месяца назад? Слоны долго ломались, писали кляузы вышестоящему начальству, мозоли себе натерли на пальцах, лбы поразбивали от усердия, бегали, бегали, словно тараканы по матрасу, но против Президента, как говорится, не попрешь. Топот слоновьих сапог по холодному кафелю за дверью был тогда для меня что сладкая музыка.

Я как раз подходил под статью, и это не могло не радовать. Был бы у меня взлом базы в Ниши с особо тяжкими, тогда бы гонять мне бельевых вшей по штанам до седых волос, еще и железку бы впаяли промеж бровей, чтоб никогда больше в w-нэт не лез.

А вот гляди, пронесло. Статейка-то хилая. Ну, перепаял пару скретчетов. Ну, залез по недосмотру куда не надо (поди еще докажи, что по досмотру и куда надо) — это ж в наше суровое время и не преступление вовсе, а так, мелкое хулиганство, вроде как в соседском саду груш нарвать.

В общем, Здоровяк Пух поддал мне в спину кулачищем, швырнул следом старенький, потертый мой рюкзачок, бряцающий ржавыми клепками и пустышками-скретчетами, которые выбросить жалко было, а так нацепил — и вроде украшение. Ворота захлопнулись, отрезая два года жизни, и остался я один на один с обретенной свободой.

Ветрище здесь — не рассказать. Пробирает до костей, холодный, колючий. Швырнул мне пыль в глаза, заставил вспомнить что да как в этом мире.

Поплевал я на руки, подхватил рюкзачок (а весил-то он килограмма три, не больше), и направился в ближайшую забегаловку. Вокруг тюрьмы, стоит заметить, ресторанов всяких и кафешек тьма! Или люди думают, что в этом экзотика какая-то есть, или еще что, ей богу, не понять!

Спросите меня, Пашку Аскелова, так я скажу, что при виде железных ворот и одного единственного козырька сторожевой башни, который с этого места виден, мне застрелиться хочется! Дайте мне эктоплазм, и вот хоть сейчас мозги себе вышибу! А людям, получается, нравится тюрьмой любоваться… Странные люди. Тянет их, будто мотыльков на свет, туда, где пахнет опасностью.

Первый же ресторан с интересным названием «Ночь с Каролиной» был забит до отказа. Ни одного свободного столика! И это если учесть, что до города километров семь, не меньше. Видно, многие проводили ночь с незнакомкой, и им нравилось. Обогнув «Каролину» я заглянул в кафе неподалеку, а затем в забегаловку совсем уж непристойного вида. В забегаловке места нашлись, и даже, судя по объявлению, были спальные корпуса на втором и третьем этажах, но — боже мой — откуда такая плесень на стенах и паутина на рекзаторе света?! Да у них тут не убирали тысячу лет! Не хватало еще клопов нахвататься! Вот хохма-то будет. Два года в тюрьме чистеньким ходил, а на свободе, в первую же ночь чесаться буду, как вшивый в бане.

В общем, побродил я по замороченной паутине заведений до самого вечера, а когда темнеть начало, уже без выбора сунулся в ближайший бар и спросил у бармена за стойкой, можно переночевать или как?

Кредиток, само собой, на руках не имелось. Те, что были, три сотни с хвостиком, еще при обыске из меня выпотрошили. Тот самый Здоровяк Пух купил на них себе новенький скретчет и, руку дам на отсечение, лазил в w-нэт по закрытым порнографическим сайтам.

Бармен оказался нашим человеком! Просек что да как, на одежду мою, потрепанную, посмотрел и поинтересовался, смогу ли я завтра расплатиться? А заодно какой-то минералки мне налил с красителем. Угощает, стало быть.

— О чем речь! — говорю, — дайте мне свободный виромат и я вам в один миг хоть сто кредиток выужу!

— А скретчеты твои? — спрашивает бармен и кивает на мою оплавленную железку, что из левого виска торчит.

А я и забыл.

— Тогда на счет, — говорю, — зайду. За три года, небось, не все сбережения уплыли.

— Сейчас ставка новая, — отвечает бармен услужливо, — пять процентов годовых, а если более трех лет счет не обновлялся, вообще закрывают. Государству только дай возможность, последнюю шкуру сдерет.

Я подхватил беседу, побранил государство, постучал указательным пальцем по стойке, чтоб знали, мол, а сам подсчитал в уме, и оказалось, что до полных трех лет заключения я не дотянул две недели. Взяли-то меня в середине апреля, а сейчас конец марта. Холоднее чуть-чуть, и мокрый снег то и дело срывается, а так почти та же самая погода, что и три года назад. Как сейчас помню — тащили меня через улицу, а вдоль дороги деревья стоят и листочки на них свежие-свежие, изумрудные, аж глаз радуется…

А бармен уже сошел с темы и принялся рассказывать, как ему здесь плохо и отвратно живется. Налоги повышают каждый квартал, рэкет местный задушил, клиентов нормальных днем с огнем как-то… и все такое прочее, что наболело, о чем поговорить можно только с людьми понимающими (вроде меня, стало быть). Я долго слушал, кивал, подливал себе самостоятельно минералки крашеной. Она хоть на вкус и поганая, но в любом случае в миллион раз лучше той бурды переваренной и перепроцеженной, какой меня в тюрьме поили. Потом я вежливо попросил у него ключи от номера и, заполучив их, поднялся по скрипучим ступенькам на второй этаж.

До тюрьмы меня в Такере Грозным звали, в честь какого-то царя русского, а после тюрьмы Бессмертным назовут, в честь персонажа сказочного, худющего и злого. Зато и кредиток у него не счесть было. У меня пока, правда, ничего нет, но в скором времени будут, уж это я обещаю.

В номере обнаружился диван, столик небольшой круглый с двумя табуреточками около, ивизор, микробиль и пульт дистанционного управления неизвестно от чего. Ивизор он, по крайней мере, не включал, а микробиль и без того пульсировал изумрудным пятнышком светопитания. Под потолком висели рекзаторы света, количеством три штуки, но горел только один, с переменным успехом. Хоть клопов нет, и то радует. На диване лежал свежий, запакованный комплект постельного белья. Из комнаты вела еще одна дверь, в ванную. В ванной меня встретил чистый унитазик и душ с барахлящим индикатором. Дураку понятно, что первым делом я сбросил одежду и ринулся под душ. Меня тот час легко ужалило током, а на индикаторе красным по белому высветилось, что пульс мой равняется девяносто ударам в минуту. Пришлось индикатор обесточить — прыгать от разрядов под прохладной водой лично мне удовольствия не доставляло. Шмякнусь еще головой о кафель, вот и была вся свобода…