akchisko_san1 - Рики Макарони и Пятое Колесо

Рики Макарони и Пятое Колесо

Порядок на личном фронте

Дневная жара неохотно спадала. Близился вечер — это проявлялось хотя бы в том, что окна, распахнутые настежь в надежде на прохладный воздух, теперь, в некотором роде, выполняли ожидаемое. В комнате, где расположился, углубившись в книгу, юноша лет семнадцати, было все еще достаточно светло. Юношу звали Ричард Макарони, и он был влюблен.

Рики полулежал в кресле и читал по рекомендации отца сонеты Петрарки. Это занятие заставляло его переживать разочарование и некоторую неловкость, поскольку вышеуказанные классические шедевры любовной лирики большей частью ему не нравились. Возможно, позиция созерцательного обожания вызывала недоумение парня оттого, что была связана с духом того времени, а между тем даже, гм, старая его часть себя точно не чувствовала продуктом рыцарской эпохи. «Скорее уж эпохи маньяков», — невольно усмехнулся Рики, не выдерживая «обреченности на боль» и устремления «к безвременной кончине», хотя обычно он старался не шутить так даже наедине с собой, да и о прошедшем веке не думал так уж плохо. Он, бесспорно, сочувствовал безнадежно влюбленному поэту, однако сам никогда не испытывал ничего похожего, и не замечал за товарищами по учебе, чтобы они так страдали. Рассуждения о благе мира, человека и государства, вписанные в текст, Рики либо стоически переваривал, либо пропускал; это, пожалуй, задевало его. В отличие от мольбы и жалоб, в изобилии направленных на объект любви. «Относиться так к живому человеку, даже и прекрасной девушке, златокудрой и прочее «порождение рая» — это же садизм! Если только он с ней когда‑нибудь разговаривал», — подумал Рики. Нет, он не сомневался — Селене Олливандер бы точно не захотелось, чтоб ее так любили.

Одновременно он воображал разные разности, например, как читает некоторые, понравившиеся отрывки вслух Селене, и оттого временами, действительно, начинал вдохновенно бормотать. Когда звук его голоса, набрав достаточную силу, доходил до сознания, Рики останавливался на полуслове, представляя, как позабавил бы сейчас его вдохновенный вид Артура Уизли. Пожалуй, остальные друзья отнеслись бы к такому чудачеству, как чтение стихов, с большим пониманием, а вот Уизли наверняка поддел бы его. У Артура, впрочем, до сих пор не было девушки, так что Рики тут же совершенно беззлобно представлял, чем бы ему ответил.

Он был доволен всем, что получил от жизни, а некоторые отягощающие обстоятельства поспособствовали тому, что Рики ценил все это. В общем, юноша прекрасно себя чувствовал, осознавал собственное благополучие, и оттого являл собой отвратительное зрелище с точки зрения декаданса, которым дышала его почившая в веках альтернативная темная сущность.

Прекрасное настроение Рики ничуть не портило даже письмо, полученное недавно от крестного отца, сэра Гарри Поттера. Тот в очередной раз интересовался вопросом, который Рики в течение прошедшего года задавали неоднократно, и на который он так и не сумел дать ответа. Дядюшка Гарри, уважаемый колдун с героическим прошлым, возглавлял опекунский совет в школе, где Рики в будущем учебном году предстояло завершить курс магических наук. А все, кто имел отношение к этой древнейшей школе чародейства и волшебства «Хогвартс», вполне закономерно интересовались, не вспомнил ли он, как снять проклятие с должности преподавателя защиты от темных искусств. Преподаватели на этой должности не держались больше года, что, конечно, составляло головную боль руководству «Хогвартса» последние лет так пятьдесят.

«Я не могу не отметить некоторого прогресса, ведь с момента твоего перевода на второй курс никто из профессоров не умер, — писал дядюшка Гарри, далее считая нужным мельком упомянуть, что сам является одним из этих счастливчиков. — Не так давно мы с бывшими профессорами Логнботтомом, Люпином и Луной Уизли обсуждали этот вопрос, и никто из нас во время работы в «Хогвартсе» не заметил ничего подозрительного. Если, конечно, не считать понятных трудностей, связанных с необходимостью проводить большую часть времени в замке.

Теперь уже совершенно очевидно, что годовое пребывание в должности преподавателя защиты от темных искусств не оказало на мистера Б. Бэскотта заметного вредного воздействия. Напротив, он, хоть и охотно расстался со школой, вполне доволен. Возможно, чары каким‑то образом ослабли, но хотелось бы уверенности».

«А может, должность проклята вовсе и не Темным лордом?» — спрашивал себя Рики, шестое чувство немедленно сигнализировало, что им и никем больше, Рики вздыхал и безнадежно пожимал плечами.

Крестный не требовал, но настаивал. Перед Рики между тем стояло множество других задач, помимо этой, о которой он, пожалуй, и не задумался бы, если бы ему не напомнили. Нет, равнодушным к проклятию должности Рики не был никогда. Большинство профессоров, обучавших его защите, заслуживали всяческого процветания, даже если некоторые из них ему не слишком нравились, как, например, друг дяди Гарри профессор Невилл Лонгботтом, или тот же Барти Бэскотт. Учитывая события, очевидцем которых он стал за время обучения в школе, проклятие должности не нанесло такого уж значительного вреда. Пятеро из шести сменявших друг друга преподавателей по окончании учебного года вернулись к своему прежнему образу жизни без каких‑либо потерь. Дядя Гарри притом вообще славился феноменальной везучестью и умением оставаться целым и невредимым при любых обстоятельствах; еще бы, герой, победивший Темного лорда, от преподавания сильно пострадать не должен. А самый первый учитель Рики по защите от темных сил, тот, что в итоге погиб, был осужденным Упивающимся смертью и до внедрения в «Хогвартс» многократно рисковал своей жизнью.

В общем, с помощью здравого смысла все происходящее вполне объяснялось естественной вероятностью, и руководству школы этого пока хватало, чтобы в случае чего успокаивать родителей учеников. Однако Рики знал, что проклятие должности существует. То, что он ничего об этом не помнил, временами вселяло тревогу. Именно поэтому он предпочел не задумываться об этом сейчас. Впереди его ждал последний год в «Хогвартсе», а еще ни один его год там не обошелся без опасных приключений. Но сейчас он, наконец, попал домой!

И через несколько дней возвращение домой оставалось чем‑то таким, во что плохо верится. Так было для всех, включая Рики. Особенно радовались родители. Они оглядывали стены, задерживая дыхание, чтобы убедиться, что все именно так.

Маму Рики видел довольно мало. Она сейчас работала в новом театре, куда ее приняли на испытательный срок, и постоянно пропадала на репетициях. Папа как‑то упомянул, что она хочет уйти со сцены и преподавать балет. Рики поначалу насторожился: он никак не представлял свою маму в роли профессора Снейпа, а, судя по тому, что он знал о трудностях освоения танцевальной техники, без строгости ей в таком случае было не обойтись. Впрочем, важнее всего для юноши было то, чтобы мать была довольна, и ему хватало уже того, что сейчас они вместе. А вот миссис Дуглас не было, и к этому Рики никак не мог привыкнуть.