Карина Демина - Наират-1. Смерть ничего не решает Страница 33

Туран последовал совету. Обжился. И даже Усыпины отпраздновал, запершись в комнате. Три свечи, горбушка хлеба, горсть горькой соли, чтобы помнить, и замоленный стакан вина, чтобы смыть горечь. Ушедшее ушло.

А спустя еще несколько дней Туран поймал себя на мысли, что привык и к запахам, и к шуму, стихающему лишь к глубокой ночи, и ко внимательному, порой навязчивому взгляду, который ощущался постоянно. Стоило отойти от дома, хоть бы к той же кузне, как рядом объявлялся человек. Он не требовал вернуться, не пытался помешать, только молча держался неподалеку.

Оставаться одному было дозволено лишь в комнате и молельне — а в поместье отыскалась и она. Непривычная, колодцем проходящая сквозь все три этажа дома, она открывалась прямо в небо, принимая вместе с благословенным светом и холод зимний, и снег, который, впрочем, быстро истаивал.

В Байшарре иные храмы. Украшенные яркой росписью в квартале Маляров, многоголосые у Литейщиков, светлые, многооконные у Стекольщиков. Разные, но всегда с плоскою крышей, на которой в любую погоду дымятся вечные костры и сидят в окружении учеников Толмачи, глядят в трубы бронзовые, ищут знаки милостей и гроз.

Храмы Байшарры живы, а тут… Слова молитвы будто бы не вверх, к Оку Всевидящему, стремятся, а падают на грязный пол, тают вместе со снегом.

И только знакомый черно-белый круг взирает со стены. И старый харус, ленивый и безразличный, дремлет в углу, с головой укутавшись в медвежью шубу.

Позже Туран решил для себя, что харус не спит вовсе, а, дремотой прикрывшись, следит за чужаком. Не доверяет. Они все здесь Турану не доверяют. Присматривают.

Или присматриваются? Выжидают. Чего? Знают правду и теперь ищут повод, чтобы зацепиться? Не зря вчера за ужином Заир называл какие-то имена, одно из которых вроде бы упоминал и Карья. Только вот что именно он говорил? Да ничего толком, ведь не должен был Туран знать лишнего, не должен был ехать… Но поехал, и теперь приходилось держаться настороже, думать над каждым словом и шагом. К примеру, над тем, как следовало реагировать на озвученное имя? И не было ли Тураново равнодушие той самой ошибкой, которая провалит все? И не зря ли Заир с Ыйрамом весь вечер переглядывались? Туран полночи не спал, ожидая, когда за ним придут.

Пришли. Громкий стук в дверь и нервный голос:

— Господин! Господин Туран, там того… яйца… лопають.

Сцерх лежал на ладони. Недавно вылупившийся, он был похож на самого обыкновенного щурка — безобидную ящерку, каковыми байшаррские мальчишки девчонок пугают: такой же длинношеий и длиннохвостый, в мягкой чешуе темно-бурой со спины и светлой на брюхе. Морда только другая, треугольная, вытянутая, с крохотным клювом над верхней губою. И лапы не короткие да толстые щурячьи, а костистые, торчащие по-над узким туловищем.

Щурок лежал, раззявив пасть, так, что видны были и белые зубки, и черный язык, и пленка скорлупы, застрявшая в горле. Он еле дышал: слабо ходила мягкая глотка, а покрытые мелкой чешуей бока и вовсе были неподвижны, только коготки крепко впивались в кожу да нервно подрагивал кончик хвоста. С другой стороны стола стоял Ишас и хмуро наблюдал за происходящим.

— Ну и что с тобою делать? — спросил Туран от безысходности.

Тварь явно собиралась подохнуть, а он понятия не имел, как вытащить скорлупу. Они же сами все делать должны, проклевываться, выбираться и не жрать с ходу эту мерзость, и уж тем более не давиться ею.

Зеленоватые глаза сцерха затянулись пленочкой третьего века, а сам он издал тонкий дребезжащий звук, похожий на плач. Вот сейчас только скулежа не хватало! Решение пришло мгновенно и, обернувшись к сонному мальчишке, топтавшемуся в дверях, Туран гаркнул:

— Иголку принеси! Длинную и тонкую!

— А нитки какия?

— Никакия! Бегом!

И добавил пару слов покрепче.

Мальчишка обернулся быстро, сунул мягкую подушечку, из которой торчало с полдесятка игл разной длины и, раскрыв рот, замер рядом. Плевать.

— От же бестолочь, — проворчал Ишас непонятно о ком.

А Туран переложил щурка на стол, пальцем открыл узкую пасть совсем широко, приподнял, заставляя выгнуть шею — стало не по себе, а ну как сломается? Потом, спохватившись, подвинул лучину поближе, и, помянув Всевидящего, сунул иглу. Острие легко прошло сквозь скорлупу, а та выскользнула из горла. Сцерх же, глотнув воздуха, возмущенно захрипел, уперся лапами в дерево и затряс башкой.

— Ну тебя, урода, — в сердцах высказался Туран, но новорожденного зверя отпустил. И, вернув иглу посыльному, велел:

— Буди Заира. И Ыйрама тоже.

— Уже.

В дверях показался Ирджин в небрежно наброшенном на голое тело шапане.

А сцерх, мигнув зеленым глазом, радостно замяукал. Из устроенного в специальном песчаном загончике гнезда ответили тем же.

По всему выходило, что мелюзга проклюнулась раньше срока. Наверняка виной тому были треноги, которые расставил вокруг загона кам Ирджин, а потом периодически перемещал по хитрой схеме.

Вылупилось всего сорок семь щурков, и то последние трое были настолько слабы, что Турану пришлось вручную счищать со свернутых тугим комком телец скорлупу. Та присохла к чешуе, и животным, наверное, было больно, но они не пищали, лежали почти бездвижно, и даже кормить их приходилось насильно, запихивая в пасть растертое кашицей мясо. Туран не знал, правильно ли он делает, и нужно ли вообще возиться с этими тварями, но возился, потому как сзади стоял Заир… или Ыйрам… или Ирджин… или еще кто-нибудь молчаливый и внимательный.

Ошибки ждут? Конечно, иначе и быть не может. Но он же предупреждал, что не специалист, и кто послушал? Никто.

Впрочем, спустя несколько дней трое последних щурков сдохли, а еще двоих задрали свои же братья и сестры. Ыйрам молча выслушал какие-то объяснения, измысленные Тураном на ходу, и только покачал головой. К огромному удивлению и облегчению кхарнца, этим инцидент и ограничился.

А забот прибавилось. И скоро Туран люто ненавидел и сцерхов, и того идиота, который решил их вырастить. Они визжали, мяукали, ревели, кашляли, сипели. Травились, давились, отказывались от еды или наоборот, набрасывались на корм жадно, вырывая друг у друга куски. Сбегали из загона, а когда Туран затянул его поверху сеткой, с радостью сетку сожрали, а потом сутки выблевывали куски веревки. А еще сцерхи росли. За первую неделю они вымахали вдвое. Казалось, узкие тела стали еще более длинными, вытянулись хвосты и шеи, потемнела чешуя на спине и посветлела на брюхе. Четче выделились головные пластины с зачатками шипов и выгнулись полукружьями грудные.

Сцерхи были красивы. Сцерхи были умны. Сцерхи становились опасны. И с каждым днем Туран понимал это всё отчетливей, вот только понимание не рождало ответа на вопрос — что делать дальше?