Александр Абердин - Парадиз Ланд 2-1 Страница 43

       Когда Эрато вспомнила о своем удивительно бесстыжем и потрясающе изощренном любовнике, который научил её столь невероятным вещам, да, ещё и был таким озорным парнем, она, тотчас, вспомнила о том, что находится в Зазеркалье не только для того, чтобы изнывать от вожделения, лёжа рядом с поэтом. Поэтому она, ещё раз поцеловав Вячика в лоб, тихо встала с его дивана и, потянувшись всем своим телом, так жаждущим плотской любви, взмыла ввысь.

       Поднявшись на огромную высоту, туда, где в безвоздушном пространстве удивительные творения людей, называемые космическими аппаратами, уже не проносятся стремительно над этой планетой, а висят над ней неподвижно, муза вернула себе обычный вид и, найдя поблизости одно из таких творений, присела на нём, словно на камешке. Хотя она и находилась в вакууме и, в то время, как её спину сжигали солнечные лучи, грудь и живот девушки находились в зоне жуткого космического холода, она не испытывала никаких неприятных ощущений и дышала в безвоздушном пространстве ничуть не хуже, чем на вершине горы Муз. Охранная магия двух Создателей отлично сберегала её неуязвимое тело и она смогла без каких-либо помех выбрать нужное ей место на планете.

       Зазеркалье. Россия, город Чита. Кафе-чайная "У Васи".

       Четверг, 02 июля, вечер. Двадцать седьмой день.

       В большой чайной на окраине города, излюбленном месте отдыха читинской шоферни, за столом, собранном из семи сдвинутых вместе столиков, собралась большая компания мужчин. Все они работали на одной автобазе и пришли в эту чайную для того, чтобы отметить день рождения двух своих товарищей. Однако, разговор за столом шел сейчас совсем другой и притихшие мужики внимательно слушали рассказ их давнего знакомого, недавно вернувшегося из отпуска, который объяснял недавнюю гибель их товарищей.

       Егор Исаев, который первый день как вышел на работу после отпуска, может быть и не стал бы делиться с мужиками своими мыслями об этом, но видя, что Игорь Маслов, только что вернувшийся из Иркутска, упорно отмалчивался вместо того, чтобы рассказать правду обо всем, что ему было известно, вдруг, почему-то не выдержал. Его, словно бес рогами боднул, когда дежурный механик гаража слезливо прогузынил:

       - Жаль, Митроху, правильный был мужик. Жесткий, злой, но правильный.

       Масленок от его слов только кашлянул и опрокинул в глотку стопарь водки, а вот Егор не выдержал и одернул механика, строго сказав:

       - Говном был твой Митроха, да, и вся его бригада из одних только козлов состояла. Мудаки и звери они все были и смерть они приняли лютую через свое же собственное зверство. - Мужики так и замерли, глядя на него и Егора, словно прорвало и он, легонько стукнув своим здоровенным кулачищем по столу, решительным голосом заявил - Если хотите, мужики, я вам про это всё расскажу, так как видел я всё своими глазами, да, и свидетельство тому у меня имеется неопровержимое, как и свидетельница, баба моя, а уж у этой росомахи что зрение, что слух, чисто звериные. К тому же я и фотки цветные приложу к своим словам, хотя они и чудные.

       Сказав это, он обвел мужиков тяжелым взглядом, как бы спрашивая их о том, хотят ли они знать правду. Те, памятуя о том, что Егор Исаев был мужик не из болтливых и врать вряд ли станет, дружно загудели, а кто-то и вовсе выкрикнул:

       - Чего уж там, Егор, коли начал, то давай, рассказывай обо всём, а то люди всякое бают. Не знаешь чему и верить, вот ты и поведай нам, с чего бы это сразу семеро таких опытных водил расшиблись в лепёшку на ровном месте, да, ещё и разом вылетели голиком через лобовое стекло. Странно это.

       Сурово глянув на Игоря Маслова, Егор кивнул головой и сказал, отчего-то, довольный собой:

       - Ну, тогда слушайте мою байку, мужики. Если чего совру, то меня Маслёнок поправит. Так вот, мужики, поехал я в отпуск в Гусиноозерск. Брат двоюродный у меня там живет, а в тот день, когда кара небесная постигла Митроху и всех его прихвостней, мы с Дарьей в обратный путь подались. С утра пораньше, да, что там, затемно ещё выехали. Ну, вот, мужики, отъехал я километров двадцать от Гусиноозерска и в такую жуть попал, что, поначалу, подумал даже, будто смерть наша пришла. Облако нас светящееся накрыло. Как раз вначале подъема. Ну, я сразу же тормозить начал, ведь я "Хонду" свою уже за сто тридцать разогнал, да, какие там к черту тормоза, она и сама встала, как вкопанная, в этом облаке. Мотор работает, обороты за пять тысяч, а она ни с места. Поначалу, жутко мне сделалось, да, и баба моя креститься начала, да, молитву какую-то читать и тут сияние это гаснуть стало, а как совсем погасло, то увидел я что стоим мы рядом с дорогой. Ну, это ещё полбеды, но вот ведь какое дело, мужики, прямо перед нашей машиной девка молодая стоит, в платье белом без рукавов, и грустно так на нас смотрит, словно сказать что-то хочет. Мы с Дарьей так и обомлели. Но, скажу я вам, мужики, страх у меня тут же куда-то пропал. Деваха же эта, улыбнулась нам и знак рукой подает, мол успокойтесь, потерпите, скоро я вас отпущу. Осмелел я, однако, и даже фотоаппарат из бардачка достал, что мой брательник внуку моему, Егорке, подарил. Дай, думаю, деваху эту сфотографирую на память, уж больно она пригожая. Да, и она, видно, не против была, потому как снова заулыбалась и знак рукой сделала, мол, валяй, Егорка, пользуйся моментом, и, картинно так встала, вроде как позу приняла. Щелкнул я её пять раз, а сам диву даюсь, откуда у меня такое умение, вдруг, взялось? Я ведь эту чертову штуковину в руках первый раз держал, а тут знаю на какие кнопочки нажимать и за какие такие штуковины дергать. Как только я её сфотографировал, она кивнула нам головой и снова рукой знак сделала, мол сидите спокойно. Ну, я двигатель выключил и сижу себе молча, гляжу на бабу свою и поверить своим глазам не могу, смотрит она на меня так ласково и головой качает, словно и не осерчала на меня за то, что я той девахе глазки строил. Просидели мы так минут двадцать, а чего бы и не посидеть? В машине тихо, свежо, как на лугу у речки. Так и дождались рассвета, а с рассветом такое, братцы, началось, что просто ужас. Та деваха в белом платье, вдруг, стоя посреди дороги, разом в облике переменилась. Была в платье до пят и золотых сандаликах, а обернулась Зинкой-молдованкой, да, к тому же голой, меня аж в пот бросило, к тому же моя благоверная, вдруг, как зашипит на меня: - "Фотографируй девоньку, долдон старый!" - ну, я снова на кнопочки жму, щелкаю эту красавицу, хоть и пот у меня по спине течет, а она снова ко мне лицом повернулась и улыбается. А потом шагнула вперед и встала перед нами, подбоченясь. Стоит и так телом поигрывает, красивая такая, гордая и вся, словно светится. Не прошло и двух минут, как услышали мы с Дарьей рёв моторов вдалеке. Кто-то гнал в нашу сторону на полной скорости, и вот вижу я, мужики, на бугор вылетает красный "Мерседес" и как помчится вниз на бешенной скорости, а за ним два других грузовика марки "Вольво" и тоже вниз помчались, как скаженные. Вот тут-то, мужики и случилось то, чего я никак понять не могу, время будто остановилось и все три грузовика так над дорогой и приподнялись, а потом медленно-медленно вниз потекли и звуки вокруг сделались такими низкими, протяжными. Ну, я спокойно так фотографирую всё, словно неживой, а машины всё ближе и ближе. Вот тогда-то я и увидел кто в передней сидел и что с ним сделалось от такой езды. Ох, не приведи господи в такую переделку попасть. Что у Митрохи, что у прихлебателя его, у Головни, что у гниды этой, Прыща, рожи такие перекошенные были, что мне, право слово, жалко их стало, хоть они и гады. Моя же Дарья вся так и подобралась, брови сдвинула, вперёд наклонилась и шепчет злым голосом: - "Собакам собачья смерть! Убей их всех, доченька!" А потом бац, и сначала Митроха на своем "Мерседесе" в Зинку-молдованку, словно в стену броневую врезался, а уж за ним и Витька, и Талгат об неё же расшиблись, потому что сразу три Зинки на дороге встали. Мне с того места, где нас эта деваха поставила, хорошо всё было видно, подробно. Да, и машины одна за другой метрах в тридцати ехали, а встали ровнёхонько и по десять метров расстояние между ними стало. Был, мужики, тот удар не простой, а волшебный, благоверная моя говорит, что магический, а я так считаю, что волшебный. Или колдовской, это уж вы как хотите, так и думайте, только от этого удара ни один тягач не пострадал, а только тут же моторы у них заглохли. Зато все семеро этих гадов вылетели через лобовое стекло голыми, да, так и брякнулись к ногам трёх Зинок и не сразу померли, а ещё чуть ли не с полчаса мучились и так жутко орали, что я, ей-богу, чуть в штаны не наложил. Вот уж на что моя Дарья баба добрая, это ведь она только меня пилит, да, поедом ест за пьянку, так и она, вдруг, жуткой злыдней сделалась и чуть ли не в голос закричала: - "Зина, доченька моя, выпусти меня! Я этим иродам глаза выцарапаю и все поотрываю за то, что они над тобой сделали!" Поначалу, не понял я, чего это моя баба, вдруг, так разошлась, но потом всё объяснилось. А в тот момент те изверги только корчились и жутким криком кричали в ногах у Зинки, пока вдали снова мотор не заревел. Тут она их всех и кончила по очереди, но вот ведь странное дело, убила она их ни ножом, ни пулей, а каким-то удивительным образом. Из трёх Зинок-молдованок снова сложилась та деваха в белом и тут я увидел у неё на руке перстень золотой, с большим синим камнем. Она этим перстнем нацеливалась на каждого и то сразу же копыта откидывал, а из их глаз в перстень струя черная выходила. Как только девонька та с этим делом управилась, она вновь приблизилась к нам, но не подошла, а по воздуху перелетела и встала у самой обочины, руки опустив. Встала и улыбнулась моей Дарье, а потом повернулась лицом к сопке. Тут я уже тайком её сфотографировал и в это же время показался тягач Маслёнка. Этот варнак гнал его, словно бешеный, и не останови его та деваха, не знаю как бы он и тормозил. Игорёха примчался не один, а с двумя милиционерами из Хилока, а погнался он за Митрохой и его бандитами потому, что он вырвал Зинку-молодованку из их лап, когда те её насиловали и лютовали над этой бедной девахой, а потом и вовсе убить её вздумали. Вот уж не знаю, как ему одному удалось семерых таких битюгов в страх вогнать, но только забрал он её и в Хилок свез, где она и скончалась от ран. Да, только дело тем не кончилось, ведь Зинка та не простой бабой была, а волшебной. Это точно, про то мне моей Дарье та деваха в белом сказала, но не голосом, а мысленно. Она ведь ей про всё рассказала и про то, как её ейный женишок-каторжник из Москвы в Читу заманил, и про то, как Митроха с неё долг свой воровской выколачивал и плечевой сделал. Вот так-то, мужики, а вы всё не верите в то, что Бог на свете существует, а ведь всё именно так и есть. Деваха в белом-то из Рая на Землю была послана и велено ей было Зинку-молдованку от Митрохи спасти и в Рай живой ввести, потому что душа у неё была ангельская. Даром, что та проституткой была. Ну, а псу тому дикому, Митрохе, и прихвостням его, она куклу волшебную подбросила, но такую, что от Зинки ничем не отличалась. Хотите верьте, хотите нет, а всё так и было. Она на их автомобилях даже фотку её оставила, но так хитро, что её сразу было не увидеть. На моей фотографии её хорошо видно, как и у Масленка на видеокамере, но он ведь с милицейским капитаном сразу же договорился помалкивать обо всём, хотя они тоже ту деваху в белом видели и следы её золотых сандаликов в пыли. Ну, не знаю, может быть они и правы, да, только моя Дарья иначе считает. Когда вся эта кутерьма с милицией, да, со скорой помощью закончилась и по дороге машины снова пустили, моя "Хонда" сама собой завелась и так ловко на дорогу встала, что этого, почитай, никто и не заметил. Нас ведь всё это время никто не видел. Маслёнок буквально в десяти метрах от нас стоял, в нашу сторону смотрел и ничего не увидел. Как только мы снова по дороге поехали, Дарья моя приказала мне в Хилок ехать, что есть духа, потому как решила она тело той другой девки, которая Зинку собой заменила, похоронить по-христиански. Мы уже к Хилоку подъезжали, когда я снова Маслёнка встретил, он как раз на Иркутск покатил, контейнер повез, да, я не стал его останавливать. Ну, вот, как только добрались мы до города, Дарья моя сразу же в милицию пошла, взяла капитана в оборот и быстро договорилась с ним. Не знаю, что она ему сказала, только он бледный весь сделался и всё устроил, как надо. Моя благоверная по людям пошла, денег на похороны занять, ну, и рассказала бабам что на самом деле произошло с той бедняжкой бессловесной. В общем, собрали бабы денег и на гроб ей, и на платье свадебное, тело из морга забрали, обмыли и в церковь на ночь внесли. Ох, мужики, действительно храм, - это дом Господень. Ведь всего ночь тело в церкви пролежало, а когда утром гроб выносили, то народ так и ахнул, такая красавица в гробу том лежала. Лицо чистое, светлое, нежное, всё так и светится, словно ангел в гробу лежит, и руки белые, будто алебастровые. Но на Зинку та красавица совсем не похожа была, хоть и волосы коротко острижены. Почти всем городом её хоронили и потом все такие тихие на поминки пошли, как будто и правда ангела Божьего в землю опустили. Жаль только, что могила та безымянная стоять будет, но буряты сразу сказали что нужно на том месте теперь чудес ждать, потому что святым оно стало. Больше всех про то тот врач говорил, который жизнь ей спасти хотел, но не смог. Он, вроде бы, первый от этого ангела небесного причастие получил и все болячки с него, как рукой смахнуло. Вот так-то, мужики, а вы всё Зинку шалашовкой считали и человека в ней не видели. Если я вам сбрехал, то вот Маслёнок сидит, пусть он своё слово скажет.