Жюль Верн - Михаил Строгов (сборник)

Жюль Верн

Михаил Строгов (сборник)

© ООО «Издательство «Вече», 2014

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2016

Об авторе

Великого французского писателя Жюля Верна (1828–1905) рядовой читатель знает как автора познавательно-приключенческих романов и произведений, написанных в жанре научной фантастики. Между тем этот «гений приключений» не раз тесно соприкасался и с историческим жанром.

Жюль Габриэль Верн родился в семье провинциального юриста Пьера Верна и дочери нантского судостроителя Софи Алот де ла Фюи. Один из его предков со стороны матери, шотландский дворянин, перешел в XV веке на службу к французскому королю и дослужился при дворе до почетной должности. Будущего писателя всегда волновали семейные предания, связанные с выходцем из Шотландии; так что, можно сказать, историей Верн увлекался с раннего детства. Огромное влияние на его творчество оказали Шекспир, Вальтер Скотт и Виктор Гюго. В ранней юности, вдохновившись «Собором Парижской Богоматери», Верн пробует сам написать «черный» роман с элементами мистики – «Священник в 1839 году». Попытка была неудачной, но молодой Жюль упорно работает над следующими своими сочинениями, предназначенными для театра, но так никогда и не появившимися на сцене: «Александр VI», «Пороховой заговор», «Драма времен Людовика XV» (все 1847–1848). Особенно долго Жюль Верн работал над лирической комедией «Мона Лиза» (1851–1855), известной также под более ранними названиями («Леонардо да Винчи», «Джоконда»). В дальнейшем столь глубоко в историю Верн не заглядывал, если, конечно, не считать популярного историко-географического труда «Открытие Земли». Тем не менее знаменательно, что его литературным дебютом как прозаика в июле 1851 года стал исторический рассказ «Первые корабли мексиканского военно-морского флота» («Драма в Мексике»). Следующее обращение Верна к истории произошло в повести «Граф де Шантелен» (1864), действие которой происходит в дни контрреволюционного восстания в Бретани. Это единственное более-менее крупное произведение зрелого Верна, посвященное истории Франции. По договору с издателем в романах из серии «Необыкновенные приключения» Жюль Верн не имел права развивать сюжет на французской земле.

Однако к истории других стран писатель обращался охотно: «Архипелаг в огне» (национально-освободительная война в Греции в 1821–1829 годах), «Север против Юга» (Гражданская война в США в 1861–1865 годах), «Возвращение на родину» (в 1792 году офицер республиканской армии пробирается из прусского плена во Францию), «Безымянное семейство» (канадская революция 1837 года). Исторические экскурсы вводятся писателем во многие романы. Достаточно вспомнить «Паровой дом», «Двадцать тысяч лье под водой», «Матиас Шандор», «Пятнадцатилетний капитан» (но только в полном переводе!), «Южная Звезда» и др. Историческая тематика появляется и в рассказах, не вошедших в романическую серию: «Прорвавшие блокаду» (1865; Гражданская война в США), «Осада Рима» (1853; революция 1848–1849 годов в Италии).

Своеобразное место в творчестве Жюля Верна занимает роман «Михаил Строгов» (первоначальное название «Курьер царя»). Можно бы назвать это очень популярное за рубежами нашей родины произведение исторической фантазией, если бы, к сожалению, в нем не содержалось грозное пророчество, в какой-то степени оправдавшееся в конце ХХ века и всё ещё не потерявшее своей актуальности. Жюль Верн испытывал немалый интерес к Российской империи, к народам, ее населяющим, к ее природе, истории, искусству. Он радовался, когда его книги выходили в России. У писателя было немало друзей среди деятелей российской культуры, живших в Париже. Право перевода своих романов на русский язык он предоставил выдающейся украинской писательнице Марко Вовчок. При написании «Строгова» ему давали советы Иван Тургенев, Пётр Кропоткин, та же М. Вовчок, однако реалии российской жизни в этом романе, как и в других сочинениях о России, часто ошибочны, что, безусловно, заметит внимательный читатель. Но захватывающий, динамично развивающийся сюжет, непрерывное противостояние добра и зла, яркость художественных образов с лихвой возмещают отдельные неточности автора.

Михаил Строгов

Часть первая

Глава I. Бал в большом кремлевском дворце

– Получена новая телеграмма, ваше императорское величество.

– Откуда?

– Из Томска.

– Действует ли телеграф дальше Томска?

– Никак нет, вчера нарушена связь.

– Немедленно доложите мне, как только будет получена новая депеша.

– Слушаюсь, ваше императорское величество, – отвечал генерал Кисов.

Этот разговор происходил в два часа ночи, в самом разгаре бала в Большом Кремлевском дворце. Роскошные залы были переполнены танцующими; в воздухе носились звуки вальса, мазурки и польки, без перерыва исполняемых двумя военными оркестрами, и эхо веселых мотивов доносилось до стен старого Кремля, переживших на своем веку столько кровавых событий. Особы императорской фамилии принимали деятельное участие в танцах, подавая пример приглашенным. Раздались торжественные звуки полонеза, и танцующие выстроились парами. Сотни люстр, отражавшихся в зеркалах, заливали ослепительным светом роскошные туалеты дам и усеянные орденами мундиры военных и гражданских сановников. Громадный зал дворца с потускневшей от времени позолотой плафона, с богатыми штофными драпировками представлял достойную раму для этой блестящей картины. Издали дворец казался освещенный заревом – так велик был контраст между этим залитым огнями зданием и окружавшим его городом, погруженным в глубокий мрак. В темноте лишь смутно белели колокольни церквей да изредка сверкали фонари на судах, стоявших вдоль Москвы-реки. Августейший хозяин был в мундире егерского полка и своей скромной одеждой резко отличался от окружавших его сановников и свиты – личного конвоя в живописных кавказских костюмах. Он переходил от одной группы к другой, но мало кого удостаивал беседой и рассеянно прислушивался как к веселой болтовне танцующих, так и к серьезным разговорам, которые велись между сановниками и иностранными дипломатами. Самые наблюдательные из них подметили некоторую озабоченность на лице державного хозяина, но никто не осмеливался об этом говорить, сам же он прилагал все усилия, чтобы не омрачить своим беспокойством веселый праздник. Когда государь прочел поданную ему генералом Кисовым телеграмму, лицо его стало еще мрачнее.

– Итак, – проговорил он, – со вчерашнего дня нет никакого сообщения с великим князем, моим братом?

– Никакого, ваше императорское величество, и я даже опасаюсь, что скоро телеграммы будут доходить только до азиатской границы.

– Послано ли предписание войскам Иркутского, Якутского и Забайкальского округов двинуться к Иркутску?

– Этот приказ был отдан им в последней телеграмме, которую удалось переправить за Байкал.

– Есть ли еще сообщение с Енисейской, Омской, Тобольской губерниями и Семипалатинской областью?

– Точно так, ваше императорское величество, и в настоящее время известно, что бухарцы еще не перешли за Иртыш и за Обь.

– Есть ли известия об изменнике Огареве?

– Никаких, – отвечал генерал Кисов. – Неизвестно, перешел ли он границу или нет.

– Немедленно пошлите в Нижний Новгород, Пермь, Екатеринбург, Касимов, Тюмень, Ишим, Омск, Елань, Колывань, Томск и во все телеграфные пункты, сообщение с которыми еще не прервано, секретное предписание искать его.

– Приказание вашего императорского величества будет исполнено, – отвечал Кисов.

Поклонившись государю, он смешался с толпой и вскоре исчез из дворца, никем не замеченный.

События, о которых велся приведенный выше разговор, не для всех были тайной. Многие лица, занимавшие высокие административные должности, имели смутное понятие о происходившем, но всякий держал свои мысли при себе. Только двое из присутствовавших вели шепотом оживленный разговор о событиях дня. Из этих двух лиц один был англичанин, другой – француз. Оба они были худощавы и высокого роста, но этим и ограничивалось их сходство, во всем же остальном эти два человека представляли самый разительный контраст. Первый был, подобно большинству своих соотечественников, невозмутимо-флегматичен, скуп на слова и на жесты, тогда как второй был олицетворенная живость: не только лицо его, но и все движения принимали участие в разговоре; а глаза его пронизывали насквозь и замечали все, что вокруг происходит. Зато собеседник его мог похвастаться удивительно развитым слухом: он тотчас запоминал раз услышанный голос и безошибочно мог узнать его даже спустя несколько лет. Острое зрение и тонкий слух были весьма ценны для обоих, так как англичанин состоял корреспондентом «Ежедневного Телеграфа»; что же касается его коллеги, то он никому не сообщал, в какой газете или в каких газетах сотрудничает, а говорил в шутку, что переписывается со своей кузиной. Имя французского корреспондента было Альсид Жоливе, имя англичанина Гарри Блаунт. В качестве представителей печати оба они получили доступ во дворец и тут встретились впервые. Соревнование побудило их вступить в беседу, в которой каждый мог незаметно выпытать все, что известно другому.