Дорога крови - Алена Трутнева Страница 35

Савьо кивнул.

– Я видел.

Пёс расхохотался.

– Мне стоит запомнить, что от тебя ничего утаить невозможно.

Но писарю смеяться совсем не хотелось.

– Зачем тебе это, Айзек? И как ты будешь объясняться с Уником и Дьюхазом, когда они всё же узнают?

Боец пожал плечами.

– Скажу, что мне нужно тренироваться с кем-то, а не просто махать тупым мечом по воздуху. Про ставки все будут молчать – думаю, ни один дурак не захочет получить кнутом за это. А насчёт того, зачем мне понадобились эти бои… Из-за денег, что я выигрываю. Я же обещал Дьюхазу, что буду готов. А звонкой монете всегда можно найти полезное применение. Как только подвернётся шанс, я не премину им воспользоваться.

– Расскажешь, что ты затеял? Или я лезу не в своё дело? Если так, скажи прямо.

Айзек тряхнул лохматой головой.

– Я бы сказал, друг Савьо. Но не хочу впутывать тебя в это. Только пойми меня правильно. Просто меньше знаешь – лучше спишь.

Савьо с тревогой посмотрел на Пса и, встретившись с ним взглядом, прочёл в глазах парня такое знакомое упрямое выражение: раз уж он решил, что отмалчиваться – лучший вариант, теперь из него ничего и клещами не вытянешь.

– Я только надеюсь, что на этот раз твоя шкура останется цела. – Писарь покачал головой.

– Я тоже очень на это надеюсь, – совершенно серьёзно ответил Айзек.

Савьо помолчал.

– А если бы ты проиграл? Чем бы ты расплачивался? Собой?

Пёс отмахнулся от него.

– Но я же не проиграл. Я знал, что был готов и смогу. К тому же это был мой единственный план.

– Ты ведёшь опасную игру, Айзек. Я беспокоюсь за тебя.

– Спасибо.

Савьо удивлённо посмотрел на Пса.

– Спасибо, что беспокоишься, – пояснил парень. – Но, хочу я того или нет, опасностью будет сопровождаться любая попытка вырваться отсюда.

– Не перегни палку. Однажды ведь Дьюхазу может и надоесть играть с непослушным рабом, и он просто вышвырнет тебя за борт. Ты и так всё время балансируешь на грани. Работорговец позволяет тебе то, что не разрешено прочим рабам, прощает проступки, поощряет противостоять ему. Пока что ты его любимая игрушка, но однажды можешь перестать быть ею, Айзек.

– Я знаю. Но это лучше, чем постоянные побои и открытое сопротивление, согласись? И однажды появится шанс, который я не упущу.

– И всё же я боюсь, что это не доведёт до добра, Айзек. Играть в какие-то игры, жертвовать другими, плести интриги и выжидать, готовя почву для финального броска. Это всё… слишком сложно. Ты точно уверен, что справишься? – Савьо вздохнул. – Знаешь, пора мне и вправду признать, что ты оказался не таким, каким бы я хотел тебя видеть. Хотя это ведь моя вина – я не замечал очевидного и продолжал упорно верить, что ты благородный герой, нарочно надевший маску равнодушия.

– Это не равнодушие. Это лишь желание выжить. Просто мы разные. Нам сложно понять друг друга…

– Да, очень… Но я никогда не считал тебя злодеем. Будем честны, у тебя полно недостатков…

– Да уж, – усмехнулся Пёс. – Будем честны, я сам один ходячий недостаток. Меня нельзя назвать хорошим человеком, Савьо, как бы тебе этого ни хотелось. Я совершал много ужасного в своей жизни. Подлого, бесчестного. И я не собираюсь это отрицать.

– Возможно, – мягко ответил писарь. – Не буду спорить, ведь я почти ничего не знаю о тебе. Но я верю в то, что человек может измениться и заслужить прощение. Важно не то, каким ты был. А то, какой ты сейчас. Каким становишься. Что бы ни было раньше, я познакомился с тобой сейчас. И я узнаю тебя таким, какой ты сегодня, завтра, через неделю.

Пёс окинул палубу цепким взглядом и, убедившись, что поблизости нет никого, кто бы мог их услышать, заговорил с неожиданным жаром:

– Я очень хочу, чтобы между нами не было обид, и ты верно меня понял. Я никогда не смогу стать тем, кем тебе хотелось бы меня видеть. Я наполовину монстр – запомни это хорошенько. Измениться настолько, чтобы навсегда избавиться от этой части себя, я не способен. Да, пожалуй, и не хочу. В ней моя сила. Я знаю, тебя порой коробят мои поступки, но… – парень развёл руками, – таков я есть. Моя жизнь всегда будет для меня важнее прочих жизней. Идёт игра по-крупному, и, к твоему великому сожалению и возмущению, в ней не обойдётся без жертв. Честь и великодушие не помогут нам выбраться отсюда. Поэтому будь готов к тому, что я смогу без особых угрызений совести подставить других, чтобы выжить. Пусть и за их счёт. Но сдохну я – и на этом корабле не останется никого, кто осмелится воспротивиться Дьюхазу. Ты знаешь, что это не хвастовство, а правда.

Савьо молчал очень долго. Настолько, что Пёс уже успел поверить, что сказал лишнего. Наконец, писарь повернулся к Айзеку. Его глаза были серьёзны и печальны.

– То, что ты мне сказал, Айзек, страшно. Мне тяжело думать, что скрывается в твоей душе. И я могу только надеяться, что однажды ты всё же склонишься к милосердию и помощи другим. А пока мне остаётся лишь принять тебя таким. Вернее, нет, говорю честно, я никогда не смогу принять твои убеждения, но я постараюсь понять тебя. Ты сложный и опасный человек, Айзек. Но тем не менее я хочу рискнуть. Я готов верить тебе и быть рядом в любых неприятностях, как и положено настоящим друзьям. – Савьо огляделся вокруг и, понизив голос, сообщил: – И я готов помочь тебе, какое бы безумие ты не затеял, друг Айзек.

Пёс пристально посмотрел на писаря, а затем резко сел, его цепь звякнула, вновь напомнив Савьо, насколько беспомощными и зависимыми от капризов Дьюхаза они были.

– Последствия… Они могут оказаться хуже всего, через что нам довелось пройти. Ты уверен, что готов рискнуть?

Писарь положил руку ему на плечо.

– Я понимаю, и я боюсь. Или, скажешь, ты не боишься? Но только мы можем помочь всем этим людям. Так что я готов рискнуть.

– И отомстить. – В голосе Айзека прозвенела сталь. – За себя, за всё, что они сделали с нами, за то, что отобрали у нас.

– Да, и отомстить, – согласился писарь.

На лице Пса появилась улыбка, не предвещающая ничего хорошего.

– Они за всё ответят.

Писарь растянул губы в ответной улыбке. Хотелось бы ему быть настолько же уверенным, как и Пёс. Вполне возможно, конечно, что и тот лишь хорохорился, стремясь скрыть