Дорога крови - Алена Трутнева Страница 45

Кто-то из толпы швырнул в Пса пустой кружкой, но парень пригнулся, и посудина, ударившись о стену, разлетелась вдребезги. Айзек выпрямился, в его глазах застыла холодная решимость. Не обращаясь ни к кому в частности, он громко произнёс:

– Я, Пёс, бросаю вызов Шраму. И не просто бросаю, но заявляю о своём намерении стать новым царём этого круга. Я вышибу Шрама с его грубостью и неучтивостью к сопернику отсюда. Ставлю двадцать медяков и безопасность этого юноши. Если я выиграю, никто не посмеет его тронуть. Принимаешь, Шрам?

Толпа ахнула и враз притихла. Сердце Пса бешено колотилось: мало того что он поставил почти все свои деньги, так ещё и поддался порыву, и теперь неизвестно, чем всё кончится.

«Тебе же нужен был фурор – теперь он точно обеспечен. Пан или пропал. Получай, Айзек, спаситель обиженных и угнетённых».

Шрам, не отрывая глаз от Айзека, послал нож в стену.

– Как там, ты говоришь, тебя звать? Пёс? Я бы сказал, щенок. Двадцать медяков и безопасность этого ничтожества? Тебе, случайно, по голове не прилетало в прошлом бою?

– Двадцать медяков и достойное отношение к этому проигравшему бойцу, – твёрдо повторил Айзек.

– Идёт. – Лугрис сунул руку в пухлый кошель на поясе и выудил горсть монет. – Даю фору щенку. Ставлю тридцать против его двадцати. «Вышибить меня отсюда» – только послушайте, как нелепо это звучит!

– Но он же раб! – послышался недовольный голос из толпы.

Шрам наклонился вперёд и поддел пальцем ошейник Айзека.

– Тогда тридцать пять медяков.

Пёс, не дрогнув, выдержал его пристальный взгляд.

В гробовом молчании мальчик-писарь пересчитал деньги Пса и Лугриса и провозгласил:

– Ставки приняты.

Айзек заметил, что толпа вокруг них становится всё больше, даже многие бойцы пришли поглазеть на невиданные условия поединка, Саламандр среди прочих. Пёс кожей ощущал их липкие оценивающие взгляды. Он слышал, как беззастенчиво обсуждали его женщины, как, ничуть не стесняясь и не понижая голоса, толпа строила догадки относительно следов кнута на его спине, как кто-то ругал его на чём свет стоит, но всё чаще стали слышаться голоса, хвалящие Пса за заступничество.

«Не обращай внимания, иначе ты обречён, – приказал себе Айзек. – Сосредоточься на противнике. Это противостояние не будет лёгким».

Закончив принимать ставки от зрителей, мальчик-писарь всё тщательно занёс на лист пергамента, причем Айзек с удивлением заметил, что на него поставила чуть ли не половина.

– Ну что, начнём, Щенок?

– Меня зовут Пёс, Шрам.

Лугрис потянулся и расправил широкие плечи.

– Щенок. Ты как предпочитаешь: расквашенное лицо или отбитые внутренности?

«Не отвечай. В зубоскальстве мало чести, просто докажи делом, – напомнил себе Айзек, сосредотачиваясь на противнике и отрешаясь от всего остального. – В твоих руках судьба твоего собственного плана».

Глава 13

Саламандр

Когда надсмотрщики пришли за ним посреди ночи, сердце Савьо сжалось от нехорошего предчувствия. Пока он спал, что-то случилось, начал своё движение неумолимый рок событий, которого юноша так страшился. Вечером писарь твёрдо решил не ложиться, пока не вернётся Айзек, – Савьо видел, что в последние дни Пёс стал дёрганым и напряжённым. Боец, возможно, и мог скрыть это от своих хозяев и надсмотрщиков, которым не было особого дела до раба, но Савьо не мог этого не заметить. Так же как и не мог выпытать у Пса причины его тревог. Но парень так и не объявился на чердаке, и Савьо оставалось только гадать, куда он мог запропаститься и что надумал выкинуть на этот раз. И вот теперь, когда ещё и не думало светать, писаря грубо растолкали надсмотрщики и приказали одеваться. Бросив унылый взгляд на постель Айзека, Савьо убедился, что она не тронута со вчерашнего дня.

«Пёс, Пёс, что же тебе не сидится на месте-то?» Писарь закутался в плащ, но всё равно чувствовал, как мороз подирает по коже – и от этого холода его не могли спасти ни одни меха.

В комнате Дьюхаза было очень душно и жарко. Яростно полыхавшее пламя извивалось огромными причудливыми завитками и, казалось, готово было выскочить из камина и устроить пиршество на деревянных стенах и полу, но никто из присутствовавших не заботился об этом. Несколько надсмотрщиков в расстёгнутых камзолах прислонились к стене и лениво перебрасывались шуточками. Дьюхаз с Уником сидели за карточным столиком у дальней стены, полускрытые тенью огромной кровати с балдахином, свисавшим уродливыми безжизненными складками наподобие поникших корабельных парусов.

Преклонив колени перед Дьюхазом, Савьо невольно вспомнил, как совсем недавно они стояли перед ним вдвоём с Айзеком. Парня не оказалось и в комнате работорговца, и писарь никак не мог решить, хороший это знак или плохой. Возможно, что ничего ужасного и не случилось, но, с другой стороны, Пёс с тем же успехом мог быть уже мёртв и брошен в кучу мусора во дворе.

– Писарь, – Дьюхаз на миг поднял голову и отвлёкся от игры, – устраивайся поудобней, тебя ждёт долгая ночь. – Работорговец кивнул на низенький трёхногий табурет в ногах кровати.

Надсмотрщики тут же потянули за цепь ошейника, заставляя Савьо подняться.

Сидя на кособоком неудобном табурете, с бесстрастными надсмотрщиками по бокам, писарь чувствовал себя приведённым на суд преступником, вынужденным держать ответ перед всевидящим грозным судьёй. Немного поёрзав на жёстком сиденье, Савьо замер, понимая, что удобней всё равно не устроиться, а Дьюхаз будет невероятно рад увидеть его напрасные попытки.

Работорговец со злостью хлопнул ладонью по столу, и задумавшийся Савьо вздрогнул.

– Это ни в какие ворота!.. С тобой можно проиграть всё на свете, Уник.

Работорговец резко встал, зацепив стол. Аккуратные столбики монет со звоном рассыпались по полу. Чёрный Человек нахмурился и принялся собирать их.

– Вы сами захотели играть на такую сумму.

Дьюхаз махнул рукой и подошёл к Савьо. Глядя сверху вниз на раба, мужчина растянул губы в злорадной улыбке.

– Всегда интересно наблюдать за тем, как ведут себя люди, узнавшие, что их предали. – Перехватив непонимающий взгляд писаря, работорговец довольно пригладил щегольскую бородку и сложил руки на груди. – Пёс сбежал.

Савьо показалось, что ударь его сейчас Уник кнутом, было бы и вполовину не так больно.

– Я предупреждал его, что за это будешь расплачиваться ты, писарь. Но, как видишь, Пса это не остановило.

– Не может быть… – прошептал Савьо непослушными губами. – Он не мог…

– Бедный писарь. – Дьюхаз изобразил сострадание. – Ты даже и не