Василий Головачев - Укрой меня от замыслов коварных; Делирий; Возвращайтесь живыми!; Шанс на независимость Страница 40

– Майор? Да, нормально… живой, здоровый… разбираемся… даю. – Он сунул трубку Роману. – Вьюгин. Забираем их, соколики.

В номер вошли ещё двое, женщина в белом халате и мужчина средних лет, в свитере.

Ни слова не говоря, они занялись лежащими в разных позах гостями Романа.

– Не слышу, – донёсся из трубки нетерпеливый голос Вьюгина.

– Да, да, – очнулся Роман. – Слушаю.

– Что ты хотел сказать?

– Я нашёл канал выхода на модуль.

– Где?!

– Там, у вас.

– Конкретнее, чёрт побери! Старт через сорок минут!

– Медицина…

– Да говори яснее!

Роман покосился на парней, выносивших тела из номера. Стукнула дверь, стало тихо. На полу остались лежать разбросанные вещи, осколки разбитого графина, обломки тумбочки, чашки, ложки и вафли.

Дверь приоткрылась на ширину ладони, в номер заглянул парень, один из тех, что ворвались вслед за первым; очевидно, это и была группа оперативного усиления, дежурившая в гостинице, о которой говорил Афанасий. Он же её и вызвал.

– Помощь нужна?

– Нет, – пробормотал Роман.

– Сейчас пришлём уборку. – Дверь закрылась.

– Что нет? – не понял Вьюгин.

– Я не тебе… та женщина, которую ты видел с мужиком в вельвете, она из медперсонала. Некрасивая такая, крючконосая, на грифа похожа.

– Ну?

– Они могли внушить пилоту какую–нибудь пакость, его надо вернуть!

– Это невозможно.

– Тогда мы проиграли.

Несколько секунд трубка телефона молчала.

– Можешь что–нибудь сделать?

– Что?

– Не знаю, думай, твоя голова должна варить лучше моей. Я иду к генералу.

Связь прервалась.

Роман, чувствуя себя разбитым, присел на кровать. Номер выглядел так, будто по нему промчались конники Мамая. Но убирать ничего не хотелось, да и не его это была забота. Вьюгин ждал от него чуда, а он не знал, с какого боку подступиться к решению проблемы.

В дверь постучали.

– Войдите.

Вошла горничная, округлила глаза.

– Ой! Мне сказали, что у вас…

– Подождите, пожалуйста, минут десять.

– Хорошо. – Девушка выскочила в коридор, ошеломлённая увиденным.

Роман потрогал вспухший подбородок, обнаружил ссадину, поплёлся в ванную на дрожащих ногах. Олег Харитонович не зря предупреждал его, что активник должен уметь защищаться на физическом уровне, без всякой приставки «пси». А он с детства не любил драться.

Струя холодной воды освежила, унесла часть серого тумана из головы. Роман взбодрился. Подумал, что неплохо бы заняться лечением опухоли, но время не ждало, и он вернулся в гостиную, запустил процесс выстраивания силового энергетического столба, заставляя чакры вспыхивать одну за другой – от нижней к верхней.

Процесс занял две минуты.

– З–з–зд–д–др–р–ра–а–во–о–о! – закончил он попытку сконцентрироваться на «сиянии», негромко, но гулко, так, что завибрировали все кости головы.

Теперь можно было идти в атаку, бросаться грудью на «амбразуру» чужого психофизического «пулемёта». Неизвестно, что Арчибальд или его подручные сделали с пилотом «Руси», но Роман был уверен, что космонавт запрограммирован на определённое действие. Оставался маленький шанс достучаться до его подсознания и заблокировать спящую программу.

Он набрал номер Вьюгина.

– Я ещё не успел… – отозвался майор.

– Ты видел пилота, представь его.

– Нашёл время…

– Представь! Он зомбирован!

– Ты с ума сошёл?!

Роман сдержал ругательство.

– Афоня, блин!

– Хорошо, смотри, хотя я не верю…

Роман сосканировал мыслеформу, возникшую в воображении Вьюгина и отключил телефон, не желая выслушивать сбивчивые возражения майора.

Сел в кресло, расслабился, представил себе космодром сверху, стартовую позицию «Ангары», сам модуль. Сосредоточился на «путешествии вне тела», неуловимой «пулей» рванулся сквозь пространство к кораблю, собираясь просочиться сквозь корпус модуля и выйти на ауру–сознание пилота.

Что–то выросло впереди, сформировалось из ничего. Стеклянная стена!

Он ударился о стену всем «мысленным телом» и едва не потерял сознание. Стеклянная стена отразила «мыслетело», как зеркало – луч света. Лишь через несколько мгновений пришла догадка, что его остановила мысленно–энергетическая волна, инициированная целой группой людей.

«Сенсы Афанасия?» – в замешательстве подумал он.

Но препятствие сформировали не подчинённые Вьюгина, а чужие сенсы, способные объединять пси–поля в единую структуру. Роман узнал этот «запах», соответствующий негативным эмоциям типа презрения, угрозы, неприязни, свирепой жажды мщения, самоуверенности и враждебности. В этом же «больном» пси–диапазоне варилась и душа Арчибальда Феллера, не допускавшего мысли, что ему кто–нибудь осмелится перечить.

Роман угрём метнулся вокруг модуля, пытаясь найти в стене щель, но везде натыкался на твёрдую гладкую поверхность, отбрасывающую его прочь, как только он вонзал лезвие мыслеволи в корпус модуля. В какой–то момент ему показалось, что он нашёл–таки дырку в стене психофизического зеркала, нырнул в неё с нетерпением, ожидая выхода внутри корабля. Но дыра вдруг превратилась в прожорливую пасть, утыканную кинжаловидными зубами, и он еле успел выскочить обратно, «ободрав» о них «кожу».

Кто–то злобно и презрительно засмеялся – очень далеко, за пределами космодрома, и одновременно – рядом.

Роман сжал зубы, узнавая этот смех.

«Арчибальд!»

Ещё один взрыв хохота, высверк безумных ледяных глаз, раскатистый шёпот:

«Ты проиграл, экзор!»

Роман не ответил, продолжая искать выход из положения.

Выход нашёлся сам собой. Точнее, его подсказал Афанасий, позвонивший в этот момент:

– Мы не можем перенести старт, нет оснований. Генерал отказался разговаривать на эту тему с начальством. Даже если мы задержим Транквилиди…

– Кого?

– Это фамилия той женщины, её здесь почему–то зовут Виринеей. Она психолог. Даже если мы её задержим, корабль уйдёт на орбиту. Наши сенсы советуют…

– К чёрту их советы! Пусть думают о пилоте, мысленно окружают его в модуле… нет, пусть думают обо мне!

– Зачем?

– Мне нужна их подпитка, я смогу на них опереться.

– Хорошо, попробую.

Голос Афанасия уплыл из эфира.

Роман полностью переключился на «странствие вне тела», вновь воспарил над Углегорском, над тайгой, над космодромом, нашёл стоящую на пусковом столе ракету с модулем.

Поддержка пришла – словно его подключили к мощному источнику электропитания, аж засверкало перед глазами! – когда он ласточкой спикировал на модуль с небес.

Однако «стеклянная стена» была на месте, и даже вооружённый «до зубов» энергоимпульсами сенсов (интересно, что они думают о нём в этот момент?) «призрак» Романа не смог пробить её с наскока, чтобы выйти на мыслесферу пилота. Воля блокировщиков телепатического сигнала была сильнее.

Роман бесплотной струёй метнулся вокруг модуля, продолжая чувствовать горячее «дыхание мыслей» экстрасенсов Вьюгина. Вспомнил об Алтыне:

«Ылтыын, отзовись!»

«Слышу тебя, Рома».

«Поддержи!»

«Ты где?»

«Амурская область, космодром «Восточный».

«Понял, иду».

Роман ощутил небывалый прилив сил. Показалось, он сейчас может ударом кулака пробить броню танка. А уж со стеклом справится тем более.

Однако новая попытка преодолеть «стеклянную стену», время от времени обраставшую зубами и когтями, не удалась. Даже той силы, которую предоставили ему экстрасенсы с Ылтыыном, Роману не хватило. Суммарная воля экстраформации, организованной неведомыми колдунами под началом Арчибальда, по–прежнему контролировала подходы к сознанию пилота «Руси» и не позволяла нейтрализовать влияние «спящей программы», засевшей в глубинах психики космонавта.

– Старт прошёл нормально, – долетел из мембраны телефона почти неслышимый голос Вьюгина.

Роман не ответил. Он боролся с врагом, который был всё ещё сильнее, и не хотел проиграть. Не хватало какой–то малости, одного поддерживающего толчка, одной позитивной мысли, но взять её было неоткуда.

Помощь пришла оттуда, откуда Роман её не ждал.

«Обопрись на меня!»

«Кто это? – Волков не сразу узнал того, кто влил в его лёгкие «глоток свежего воздуха». – Олег Харитонович?!»

«Обопрись на меня, не отвлекайся!»

Новая волна энергии вошла в сердце Романа, поддержала угасающее горение воли.

Он с размаху вломился в ощетинившуюся клыками «стеклянную стену», пробил в ней дыру, не обращая внимания на острые зубы, и оказался внутри воздушного шарика, пронизанного вихриками призрачного света и тёмными паутинками: так представила фантазия Романа мыслесферу пилота космического корабля.