Дети Антарктиды. Лед и волны - Даниил Корнаков Страница 6

Только все эти теории и догадки не значили ровным счётом ничего для Матвея и его отца, поскольку оба они оказались в числе заражённых, как и почти половина новоприбывших.

Те же, кого зараза ещё не коснулась, взбунтовались и толпой насели на тогдашнего старосту «Прогресса» Михаила Зотова. Чтобы предотвратить распространение болезни среди здоровых, он распорядился погрузить всех больных на вездеходы и, снабдив жалким запасом продовольствия, отправил их на карантин на одну из самых неблагоприятных станций Антарктиды — «Восток». Зотов клятвенно пообещал, что через месяц, когда по его расчётам люди на карантине съедят выделенный им запас консервов и прочего сухого пайка, он пришлёт ещё один вездеход с провизией и будет присылать их до тех пор, пока в этом будет нужда.

Переброска больных происходила в разгар зимы, когда температура на территории «Востока» не поднималась выше отметки −60 °C на протяжении почти полугода. В отличие от других прибрежных русских станций, здесь было не так много сооружений и жилых модулей — база не относилась к туристическим объектам. Но для поддержания жизни было всё необходимое: ветряки, солнечные панели, ангар для техники, электростанция и очиститель воды.

Прибыв на станцию, больные, вдобавок к вирусу, столкнулись с новой напастью — горной болезнью. Это коварное явление вызывало тошноту, мучительную нехватку воздуха и неприятный гул в ушах, способный свести с ума даже самых стойких. Всему виной было месторасположение станции, возвышающейся, ни много ни мало, на высоте трёх с половиной километров над уровнем моря.

Испытаниям не было конца — вдобавок к горной болезни возникла проблема размещения почти двухсот человек на станции, рассчитанной лишь на шестьдесят полярников. Но все эти проблемы меркли по сравнению с тем, что готовила судьба новоиспеченным восточникам в будущем.

Больные жили в тесноте, где придётся, и страшно экономили выделенные им запасы, каждый день ожидая прибытия вездехода, обещанного Зотовым. К счастью, на станции был очиститель воды, его труба из высокопрочного материала тянулась аж до самого озера Восток. Эта труба, которую восточники ласково называют «Родничок», покрывает их потребности в воде до сих пор, позволяя избегать лишних хлопот с растопкой льда, которую на себе испытывают большинство других станций.

Минул положенный срок, но вездеход с «Прогресса» так и не появился. Тогда новоиспечённые восточники поняли, что их попросту бросили умирать, не желая тратить на них и без того скудный запас продовольствия. Не собираясь мириться с подобным, трое добровольцев вызвались отправиться к «Прогрессу» на единственном имеющемся тогда на станции вездеходе, чтобы просить помощи. Старенький «Бурлак», хранившийся в гараже, скорее, в качестве музейного экспоната, вряд ли можно было назвать надёжным транспортным средством для преодоления непредсказуемых рельефов Антарктиды. Но выбора не было.

Не имея за плечами ни опыта, ни знаний, они отправились в путь. С тех самых пор о тройке смельчаков ничего не было слышно. Скорее всего, их сожрала Антарктида, навечно закопав под своими вековыми снегами.

Когда восточники поняли, что помощи ждать неоткуда, они стали экономить на еде ещё больше. Так, например, Матвей с отцом получали три банки тушёнки на неделю, то есть по полторы банки на человека.

Люди стали умирать один за другим: кто от Черни, кто от голода или гипоксии, а кто-то, потеряв надежду, попросту сводил счёты с жизнью.

Через месяц на станции «Восток» оставалось сто восемьдесят человек. К середине зимы их количество сократилось до ста двадцати четырёх, после чего в течение почти двух недель на станции не было зафиксировано ни одной смерти. Вирус удалось победить, иммунитет вынужденных переселенцев справился с болезнью. На какое-то время они облегчённо вздохнули, пока о себе вновь не напомнила одна из главных проблем — голод.

Восточники попытались выйти на связь с любой из ближайших станций, но их единственный радиопередатчик оказался неисправен. К счастью, среди них оказался немец по имени Курт Крюгер. С его слов, он попал на борт контейнеровоза по невероятному стечению обстоятельств, о которых мужчина с превеликим удовольствием рассказал бы всем желающим, владей он русским чуточку получше. Имеющихся же знаний языка ему хватило только на сообщение, которое Матвей помнил до сих пор:

— Ихь… фикс… ремонт! Сделать ремонт! Но время нужно. Много время. Разобраться.

Курт не соврал, он, и правда, что-то смыслил в технике. Не обманул и в том, что ему понадобится время: его поверхностных знаний о радиоприемниках не хватало для скорейшей починки подобного устройства. С его слов, прежде он имел дело только со смартфонами.

Немец превратился для всех в ниточку последней надежды. Люди полностью положились на него, и он чувствовал на себе эту тяжёлую ношу ответственности, ковыряясь в довольно устаревшем радиопередатчике.

Шли дни, недели. Связь не удавалось восстановить, а остатки еды таяли на глазах. Смерть косила всех без разбору, из-за чего стали возникать грабежи и убийства ради заветной консервной банки. Самым же страшным стали случаи каннибализма, когда дело дошло до похищения тел умерших, сложенных кучей на окраине станции. Трупоеды, если им не удавалось забрать тело целиком, распиливали закоченевшие останки и грузили их в тачки, чтобы потом разморозить в помещении. Сперва это порицалось, даже наказывалось. Однако, со временем, и сами порицающие перешли на сторону каннибалов, не в силах далее терпеть тягучую голодную боль.

Одним из таких перебежчиков оказался и отец Матвея, скармливавший ничего тогда не подозревающему маленькому сыну хорошо прожаренное мясо, якобы взятое из «секретных запасов» станции. Вспоминая сейчас поступок отца, Матвей каждый раз съёживался от омерзения, но, с другой стороны, понимал и принимал его нелёгкий выбор. Поедание человечины было неизбежно в сложившейся ситуации, о чём пережившие те страшные времена восточники стараются не вспоминать.

Целый месяц сотня человек была вынуждена есть себе подобных, и всё равно люди продолжали умирать от голода, пока в одно холодное утро всех не разбудил хриплый голос Курта, орущего с тяжёлым акцентом:

— Починить! Рация! Голос! Там голос!

На связи была станция «Мирный», немедленно отправившая санно-гусеничный поезд к «Востоку» с необходимым продовольствием на борту. Прибывшие через неделю мирняки (так их зовут и поныне), с сожалением сообщили, что не могут забрать выживших на свою станцию за неимением у них достаточного количества мест. С их слов, они и так испытывают жуткие неудобства, но, тем не менее, готовы поделиться частью остальных припасов в конце зимы. Тогда погода будет более благоприятной, и они смогут отыскать путь вдоль торосистости, стоящей между двумя станциями.

До прихода мирняков