Андрей Ливадный - Омикрон

Андрей Ливадный

ОМИКРОН

Пролог.

Земля. Центральный мегагород. Раннее утро…

Низкорослый, седовласый, плотно сбитый человек в форме адмирала военно-космических сил Земного Альянса стоял у окна кабинета, глядя с высоты сто десятого этажа на знаменитую многоуровневую площадь Пяти Углов.

Три десятилетия назад здание Всемирного Правительства, возглавляемого в ту пору Джоном Уинстоном Хаммером, было известно каждому жителю Солнечной системы, а затем, с началом колониальной войны, облик этого строгого утилитарного строения узнали во многих уголках освоенного людьми космоса.

Теперь здесь царил лишь незримый дух прошлого.

Взгляд за огромное панорамное окно кабинета возбуждал совсем иные мысли, нежели раньше, да и сам Джон Хаммер уже не входил по утрам в свои рабочие апартаменты.

Сейчас у окна стоял адмирал Табанов, командующий объединенными силами военно-космического флота Земного Альянса.

Его усталое, волевое лицо казалось угловатым из-за резко очерченной линии скул и массивного подбородка. Глаза Табанова были ясными, пронзительными, и даже непомерная усталость последних суток не могла погасить в них блеск, который говорил о незаурядной воле командующего.

Он не боялся призраков и не оглядывался на тени, которые, казалось, наполняют собою сумеречные углы огромного кабинета. Его не интересовали реликты прошлого. Три десятилетия назад он вступил в войну двадцатилетним лейтенантом и прошел этой тяжкой стезей, вбирая душой и разумом все ужасы побед и поражений. Он, как никто другой, испытал эту войну на собственной шкуре, узнав настоящую цену жизни и смерти…

Глядя на пустынную площадь Пяти Углов и окружающие ее сверхнебоскребы, он, в противоположность Джону Хаммеру, не видел за прозрачными стенами из армированного стекла копошащегося человеческого муравейника, и это обстоятельство наводило адмирала на определенные, далеко не светлые мысли.

Три десятилетия войны превратили Землю из перенаселенного, урбанизированного мира в технократическую пустыню, где на одного живого человека приходилось до сотни кибернетических систем.

Адмирал поднял взгляд к вершинам небоскребов.

Сады, разбитые на плоских крышах под прозрачными решетчатыми куполами, зеленели, как встарь, но теперь часть обычных сегментов из сводов оранжерей была заменена на многослойное бронестекло, а под сенью реликтовых растений прятались сложные компьютерные комплексы, управляющие зенитными батареями противокосмической обороны.

…Дверь кабинета тихо приотворилась, по мягкому ковру прошуршали вкрадчивые шаги.

– Все готово, Денис Алексеевич.

Табанов обернулся. Сзади стоял его адъютант в форме полковника ВКС.

– Вы нашли его?

– Да, сэр, – ответил полковник Штейнер. – Все обстоит приблизительно так, как вы предполагали.

– Где? – коротко осведомился Табанов.

– В системе лун Урана. Ранее этот участок космического пространства принадлежал одной из фирм, производивших колониальные транспорты. Он воспользовался шестью заброшенными колониальными сферами, чтобы создать на их основе свою орбитальную станцию.

– Хорошо… – Табанов удовлетворенно кивнул, бросая последний взгляд за окно. – Рад, что на Земле остался хоть один здравомыслящий человек… – негромко добавил он в ответ собственным мыслям. – Жаль, что этот человек по-прежнему верит в чудеса гуманизма… – едва слышно произнес адмирал, отворачиваясь от окна.

Адъютант, не расслышавший последних фраз, напряженно смотрел на командующего.

– Что-то не так, господин адмирал? – осторожно осведомился полковник.

– Нет, – покачал головой Табанов. – Все в порядке. Не будем терять времени.

Сутки спустя. Солнечная система. Район высоких околопланетных орбит Урана…

Космический холод и чернильная тьма пространства, исколотая мириадами ярких, колючих звезд, царили тут испокон веков. Даже бурная человеческая деятельность, направленная на колонизацию лун Урана, не смогла нарушить мрачного покоя, царящего на задворках Солнечной системы.

На удалении в восемнадцать астрономических единиц от Земли Солнце превратилось в ослепительную точку и почти не грело, лишь слабо светился отраженным светом непроницаемый облачный покров планеты-гиганта да матово отсвечивало множество ледяных глыб, образующих менее плотное, чем у Сатурна, кольцо. Восемь наиболее крупных спутников Урана казались темными покоробленными горошинами, сплошь покрытыми оспинами метеоритных кратеров.

Стоя на мостике малого крейсера, адмирал Табанов смотрел в черноту космического пространства, напряженно высматривая что-то меж мертвых спутников и ледяных глыб.

Казалось, что может искать взгляд человека в этом отдаленном уголке космоса, где царит вечный холод и мрак?

– Сейчас они появятся, сэр. – Командир корабля подошел к низкому ограждению смотровой площадки мостика и жестом указал на узкую полоску черноты в одном из секторов полусферического обзорного экрана, который создавал полную иллюзию присутствия в открытом космосе.

Табанов покосился в указанном направлении, попутно зацепив взглядом корабли поддержки.

Четыре конвойных носителя, сопровождавшие крейсер командующего, двигались параллельными курсами. Их стартовые катапульты были заряжены, и любое непредвиденное обстоятельство немедленно вызвало бы мгновенный выброс десятков космических истребителей.

Однако этого не потребовалось.

В указанном капитаном крейсера секторе пространства начали выступать из мрака, медленно очерчивая свои контуры, шесть плотно состыкованных между собой сфер. Опытный глаз Табанова сразу же распознал в этой конструкции отдельные, хорошо узнаваемые элементы.

Рукотворное сооружение состояло из шести колониальных транспортов, которые строились в Солнечной системе более четырех веков назад, во время так называемого Великого Исхода, когда часть Человечества покинула Землю на подобных кораблях, чтобы пройти через пространство аномалии космоса в рискованной, практически безумной попытке достичь иных звездных систем.

Сейчас вид построенных, но не стартовавших колониальных сфер породил в сознании адмирала Табанова противоречивые чувства. Он, как и его предшественник, Джон Хаммер, считал себя трезвым и здравомыслящим человеком. Пройдя все адские круги войны, начиная от печально известного штурма Дабога и заканчивая масштабными космическими сражениями последних лет, он постепенно продвинулся по служебной лестнице, преодолев нелегкий путь от лейтенанта космической пехоты до адмирала флота.

Когда началась война, он жил в условиях, близких к нищете, в перенаселенном городе-муравейнике, и легко воспринимал идеи главы Всемирного Правительства. В своих речах Хаммер утверждал: Земля оказалась в плотном кольце колоний, которые спустя четыреста лет автономного существования не желают признавать прародину, отказываются принимать новых поселенцев из метрополии, и в таких условиях только короткая, победоносная война может открыть дорогу для второй волны галактической экспансии человечества.

Джон Хаммер умер. Война, то затухая, то разгораясь с новой силой, длилась уже без малого тридцать лет. Дорога в дальний космос давно была открыта, но туда некому стало улетать. Новые поколения, рожденные в условиях жестокого противостояния Земного Альянса и Свободных Колоний, не могли погасить тот пожар, что вспыхнул до их появления на свет, а сам Табанов, уцелевший вопреки печальной статистике в сотнях кровопролитных боев, давно разучился лгать, равно как воспринимать ложь. Он утратил всяческие иллюзии, превратившись в жесткого, последовательного и логичного пятидесятилетнего адмирала.

– Сэр, мы приближаемся, – нарушил его мысли голос капитана крейсера. – Станция ответила на вызов, ее системы готовы к стыковке.

– Он не пытался вести переговоры или угрожать сопротивлением?

– Нет. Он вообще не выходил на связь. Со мной общался кибернетический мозг.

Табанов кивнул:

– Подготовьте десантный корабль, со взводом охраны. Передайте полковнику Штейнеру, чтобы он был готов к вылету через пять минут.

– Простите, сэр, но, на мой взгляд, взвода будет недостаточно…

– Оставьте, капитан, – отмахнулся от него Табанов. – Я знаю, что делаю и к кому лечу. Исполняйте приказ.

С резким неприятным шипением сжатого воздуха сработал механизм шлюзового затвора, отпирая многотонные створы герметичного перехода.

На просторной предшлюзовой площадке стоял один человек. Он не был вооружен и вообще мало походил на военного. В стерильном белоснежном комбинезоне, не скрадывающем, а, наоборот, подчеркивающем сухопарость старческой фигуры, он мог показаться жалким, одиноким и беспомощным, если бы не глаза, такие же пронзительные, ясные, как и у Табанова.