Александр Яблоков - Мертвец

Александр Яблоков

Мертвец

Неподалеку от Белфонта, штат Пенсильвания

Завтрак закончился, толпа схлынула. Отодвинутые в спешке стулья под странными углами теснились вокруг заляпанных сиропом столиков. Официантка немного сбавила шаг и, наливая мертвецу вторую чашку кофе, наконец-то поправила упавшую на глаза прядь волос. — Это ваше? — спросил он, указывая на стену. Официантка не удостоила его ответом. Вместо этого она обернулась ко мне. — Что, уже не лезет после вчерашнего? Я отодвинул от себя тарелку с нетронутой индейкой и недоеденным гарниром. На самом деле, за всей этой охотой на мертвеца я вообще пропустил День благодарения и сейчас пытался восполнить этот пробел. Похоже, не слишком удачно.

— Просто нет аппетита.

— Зачем же тогда было заказывать? Кто вас заставлял? Я вам тут не мамочка, чтобы всех уговаривать…

— Это точно, — согласился я.

Она шутливо поддела мой рюкзак носком тапочка с пятном горчицы.

— Это что еще за дамская сумочка? — И прежде чем я успел ее остановить, наклонилась и попыталась его приподнять. — Черт! Гантели там, что ли?!

Я ляпнул первое, что пришло в голову:

— Это поисковое оборудование. Знаете, ищу всякие штуки вдоль старой железной дороги… Вы себе не представляете, сколько там валяется интересных вещей.

— Неужели?

— Ну да. Иногда на тако-ое можно наткнуться! Обломки фонарей, молотки обходчиков… Однажды мне даже попался телеграфный ключ. Вы только представьте, какие им передавали сообщения!

Всем известно, что занудство — лучшая маскировка. И очень редко кто этим пользуется.

Все то время, что я проторчал в закусочной, здоровенный парень за столиком у входа не сводил глаз с официантки. Она же умудрилась принести ему бифштекс, картошку фри, глазунью из трех яиц, английскую булку, французскую булочку, три чашки кофе, ментоловую зубочистку — и при этом ни разу на него не взглянуть. Во время этой короткой беседы верзила так поглядывал в нашу сторону, что мне было немного не по себе. Но теперь он сгреб свою охотничью кепку кислотно-оранжевого цвета и поплелся к выходу, оставив в подставке для салфеток изящного лебедя из десятидолларовой банкноты. По-прежнему не поднимая глаз, официантка забрала этот шедевр оригами, развернула и сунула в карман фартука, после чего протерла растрескавшуюся клеенку мокрой тряпкой.

— Не советую сегодня высовывать отсюда свою задницу, — бросила она мне. — Первый день сезона охоты, и каждый норовит пальнуть по всему, что шевелится.

— Спасибо за совет. Хотя я уже нашел, что искал. Она с подозрением глянула на меня.

— Да ну? — Глаза у нее были серые, самые обыкновенные. — И что же? Похоже, я становлюсь чересчур разговорчивым.

— Да так, ничего. Старый хлам. На самом деле, главное ведь не результат, а сам процесс, верно? Это как в спорте…

Она фыркнула. Я показал себя таким же тупицей, как и все остальные.

Мертвец снова призывно взмахнул своей чашкой. Но когда официантка приблизилась, отдернул руку, лишив ее законной добычи.

— Так это ваше? — кивнув на стену, спросил он.

— С чего вы взяли?

На стене, обшитой дешевым пластиком «под дерево», висело с полдюжины акварелей — между часами с изображением поднимающихся с болота уток и коллекцией тарелок с Капитолиями, причем большинства штатов на полке недоставало.

— Не знаю. — Мертвец с видом знатока задумчиво втянул щеки. — Есть что-то такое в их стиле…

Официантка пожала плечами. Стройная и подвижная, она все же была старше, чем мне показалось вначале. Но этот жест, без сомнения, остался неизменным с момента ее появления на свет.

— Угу. — Это прозвучало как признание.

— Очень мило.

— Ну конечно.

— Нет, правда. Я вас не слишком отвлекаю?

Она взглянула в окно на посыпанную гравием парковку, где молчаливые грузовики дожидались возвращения своих хозяев-охотников.

— Ваши работы объединяет… э-э… один лейтмотив, верно? Назовем его «Отбросы цивилизации против сорной травы». Пожалуй, именно так, на грани, где одно переходит в другое.

— Можно и так сказать. — Она протянула руку, чтобы забрать тарелку.

— Я еще не закончил.

Судя по жесту, которым официантка отбросила со лба волосы, она ему не поверила, однако все же поставила назад тяжелую тарелку с розовым ободком и пятнами яичного желтка.

— Особенно мне понравилась вот эта. Заржавевший насос, лежащий среди цветущей куриной слепоты. И еще вот эта… Смятый бумажный пакет буквально рифмуется с сухими дубовыми листьями. Ну, чем не лейтмотив?

— Это просто то, что я вижу.

— И это вы тоже видели? Пауза.

— Конечно. Я не могла этого не увидеть. Даже на работу опоздала. А вы бы прошли мимо?

— Пожалуй, нет. Но я бы не знал, что с этим делать. Украдкой, стараясь, чтобы мертвец не заметил, что я обращаю на него внимание, я тоже взглянул. Из свежеукатанного асфальта торчали две лягушачьи лапки. Не представляю, как она этого добилась, но казалось, будто над дорогой все еще вздымается пар. Пятнистые лапки влажно поблескивали.

— Вот и я не знала… Босс говорит, от этого у клиентов аппетит портится.

— И тем не менее разрешил вам повесить картину?

— А куда бы он делся? Кто еще согласится здесь работать?

Телу этого мертвеца довелось пережить столкновение с перилами моста, а также немало побродяжничать, к чему он вряд ли был подготовлен. Несмотря на это, выглядел он довольно неплохо, даже внушительно. Под вельветовой рубашкой выпирало брюшко. Когда я брался за эту работу, то провел немало времени в беседах с его переселенной личностью. Голос был полностью синтезированный, потому я совершенно не представлял себе, каким окажется тело. Клиент, разумеется, прислал мне давнишнюю фотографию какого-то моложавого типа. Видно, комплексы живут в людях и после смерти…

Впрочем, это тело как раз не умерло. В том-то и заключалась проблема, для решения которой меня наняли. Я взвалил на плечи рюкзак с необходимыми для работы инструментами. Не гантели, конечно, но вес все равно немаленький. Зато помогает держаться в форме.

Неподалеку от Монтичелло, штат Юта

— Что вы пьете? — поинтересовался голос из динамика, висящего на перилах лестницы.

— Бурбон.

— Всегда любил бурбон…

— И чем вы его теперь заменяете?

— Вкус никуда не делся, просто теперь он не имеет смысла.

Я качнул жидкость в фарфоровой чашке, гадая, сможет ли встроенный микрофон уловить всплеск.

Динамик хохотнул. Смех вышел совсем как настоящий, с очень натуральной гортанной хрипотцой. Однако если он думал таким образом меня успокоить, то ошибся. Ведь этот голос был выбран специально. Лично я предпочитал те, что дико ревели в диапазоне нескольких октав, словно трубы архангелов. Громкость ведь всегда можно уменьшить.

— Понимаете, Ян, я способен чувствовать вкус не хуже, чем вы. Но… нет контекста. Никаких ассоциаций со старыми приятелями, с престижностью, с сексом. Знаете, до переселения я и не подозревал, насколько в мире ощущений все зависит от среды…

Тополя за пересохшим ручьем поскрипывали на ветру. Вообще, по-моему, тополь — это скорее гигантский сорняк, а не дерево. Упавшие ветки вечно изгаживают то, что я называю «моим газоном», хотя на самом деле является местом, куда местные недоросли приходят по ночам, чтобы снова и снова удостовериться: пивные банки не горят. Взамен двух покрышек, которые триумфальными арками проторчали в песке весь прошлый год, последний ливень принес мне тележку из какого-то супермаркета. Теперь она лежала там колесами вверх, наполовину засыпанная песком. Должно быть, кто-то сбросил ее с моста выше по течению.

— Так что это еще вопрос, — продолжал он, — получил бы я истинное удовольствие от глотка «Мэйкерс Марк», если бы ни разу не видел его рекламы.

Я осушил свою чашку и наполнил заново. Однажды, несколько месяцев назад, я швырнул ее в один джип с присобаченными к крыше колонками — видимо, на тот случай, если какой-нибудь горный козел еще не слыхал о том, как любовь-морковь волнует кровь. А на следующее утро я снова нашел ее: как ни в чем не бывало моя чашка стояла прямо на разделительной полосе — целехонькая, только ручка отбита. С тех пор это моя любимая чашка.

— Возвращаемся к старому парадоксу на новый лад, — сказал он. — Кому они нужны, эти деревья?1 В том-то все и дело, что человеческий разум — результат общения с себе подобными. И существует он, в первую очередь, благодаря социуму. Никуда от этого не денешься.

— Вы, наверное, хотели спросить, есть ли у меня какие-то успехи.

— Да, признаться, эта мысль приходила мне в голову.

— Так вот… Никаких.

— Что, совсем?

— Вы исчезли совершенно бесследно. Я понятия не имею, где вы находитесь.