Герберт Уэллс - Красная комната

Герберт Уэллс

Красная комната

— Могу вас уверить, — сказал я, — что потребуется очень осязаемое привидение, чтобы испугать меня.

И я встал перед камином со стаканом в руке.

— Это ваше собственное желание, — сказал сухорукий человек, бросив на меня косой взгляд.

— Я живу уже двадцать восемь лет на свете, — сказал я, — и до сих пор еще не видел привидений.

Старая женщина сидела, пристально глядя в огонь; ее бледные глаза были широко раскрыты.

— Ай! — вмешалась она. — Вот вы прожили двадцать восемь лет, а, наверно, не встречали ничего похожего на этот дом. Немало вы еще увидите, коли у вас на плечах только двадцать восемь лет. — Она медленно качала головой из стороны в сторону. — Немало можно еще увидеть на свете горя!

Я подозревал, что старики стараются усилить своим настойчивым жужжанием призрачные ужасы этого дома. Я поставил на стол свой пустой стакан, окинул взглядом комнату и мельком уловил в конце ее, в невероятном старинном зеркале, свое отражение, укороченное и расширенное до невозможности.

— Ну, так что ж, — сказал я, — если я что-нибудь увижу сегодня ночью, я научусь многому; ведь я подойду к делу без всякой предвзятости.

— Это ваше собственное желание, — снова повторил сухорукий.

Я услышал стук палки и тяжелые шаги снаружи по плитам коридора. Дверь заскрипела на петлях, и в комнату вошел второй старик, более согнутый, более морщинистый, более дряхлый, чем первый. Он опирался на одинокий костыль, глаза его были защищены щитком, а полувывороченная бледно-розовая нижняя губа отвисла, обнажая разрушающиеся желтые зубы. Он направился к креслу по другую сторону стола, грузно опустился в него и начал кашлять. Человек с сухой рукой бросил на вновь пришедшего быстрый взгляд, отражавший явную неприязнь; старуха не обратила внимания на появление нового гостя и продолжала все так же пристально смотреть в огонь.

— Я говорю, что это ваша собственная воля, — сказал сухорукий, когда кашель на минуту утих. — Почему вы не пьете? — спросил он новоприбывшего, подвигая к нему пиво.

Старик налил себе полный стакан трясущейся рукой; расплескал на стол. Чудовищная тень его корчилась на стене, передразнивая его движения.

Я должен сознаться, что совсем не ожидал найти таких гротескных стариков. Я всегда находил в дряхлости что-то нечеловеческое, что-то атавистическое и унижающее; у стариков, мне кажется, человеческие свойства почти нечувствительно отпадают день за днем. Эти трое вызывали во мне чувство неловкости своим натянутым молчанием, своими согнутыми фигурами, своим явным недружелюбием ко мне и друг к другу.

— Если, — сказал я, — вы укажете мне эту вашу комнату с привидением, я прекрасно устроюсь в ней на ночь.

Старик с кашлем внезапно отдернул голову назад, заставив меня даже вздрогнуть, и бросил на меня из-под зонтика еще один взгляд своих красных глаз. Но никто не ответил мне. Я подождал минуту, переводя глаза с одного на другого.

— Если, — сказал я несколько громче, — если вы укажете мне эту комнату с привидением, я избавлю вас от необходимости занимать меня.

— Там есть свеча на плите за дверью, — сказал сухорукий; обращаясь ко мне, он упорно смотрел на мои ноги. — Но если вы хотите отправиться в красную комнату сегодня ночью…

— Да уж если не сегодня, то когда же? — сказала

старуха.

— О… идите один!

— Прекрасно, — ответил я. — А как мне пройти?

— Идите все прямо по коридору, — сказал старик, — пока не придете к двери; за ней вы найдете винтовую лестницу и на середине ее площадку и другую дверь, обитую байкой. Пройдите через нее и спуститесь по коридору до конца. Красная комната будет у вас по левую руку вверх по ступенькам.

— Правильно ли я запомнил? — сказал я и повторил его указания. Он поправил меня в одной мелочи.

— Вы в самом деле идете туда? — спросил человек со щитком. Он в третий раз окинул меня взглядом, сопровождаемым странным, неестественным подергиванием лица.

— Да уж если не туда, так куда же? — сказала старуха.

— Я для того и приехал, — сказал я и направился к выходу. Старик со щитком над глазами встал и, пошатываясь, обошел стол, чтобы быть поближе к остальным и к огню. У двери я остановился и оглянулся на них: они сидели близко друг к другу, темные на фоне огня, и глядели на меня через плечо с сосредоточенным выражением на своих дряхлых лицах,

— Спокойной ночи, — сказал я, открывая дверь.

— Это ваша собственная воля, — повторил сухорукий. — Я оставил дверь широко раскрытой, пока свеча не разгорелась как следует; потом закрыл ее и пошел по холодному, гулкому коридору.

Должен сознаться, что странные фигуры этих трех старых пенсионеров, на попечение которых остался замок, и потемневшая старинная комната управляющего, где они собрались, немного подействовали на меня, несмотря на усилия сохранить трезвое настроение. Эти люди, казалось, принадлежали к другому веку, более раннему, когда все явления духовной жизни отличались от явлений нашего времени: были менее достоверны, — к веку, когда верили в предзнаменования и колдунов, а существование привидений не вызывало ни в ком сомнений. Самое существование этих стариков представлялось мне призрачным; покрой их платья — порождением умершей мысли, убранство и устройство их комнаты — призрачными мыслями исчезнувших людей, которые скорее тяготили и разделяли жизнь сегодняшнего дня.

Но, сделав над собою усилие, я отогнал от себя эти мысли. В длинном подземном коридоре, по которому гулял сквозняк, было холодно и пыльно, и моя свеча то и дело вспыхивала, заставляя тени корчиться и вздрагивать. На винтовой лестнице сверху и снизу отзывалось эхо; позади меня двигалась одна тень, а впереди, вверх по лестнице, бежала другая. Я дошел до площадки и остановился там на минуту, прислушиваясь к почудившемуся мне шуршанию. Затем, успокоенный полнейшей тишиной, я распахнул обитую байкой дверь и очутился в коридоре.

Вид его едва ли соответствовал моим ожиданиям; лунный свет, проникая сквозь огромное окно на большой лестнице, выделял все предметы яркой черной тенью или серебристым сиянием. Все стояло на своем месте, и можно было подумать, что дом покинут только вчера, а не восемнадцать месяцев назад. В канделябр были вставлены свечи, а пыль, скопившаяся на коврах и натертом полу, лежала таким ровным слоем, что ее невозможно было разглядеть при лунном свете. Я собирался двинуться дальше, как вдруг внезапно остановился. Над площадкой стояла бронзовая группа, скрытая от меня выступом стены; тень ее с необыкновенной отчетливостью падала на белые плиты, вызывая представление о каком-то скорчившемся человеке, подстерегающем меня. Я простоял неподвижно, быть может, полминуты. Затем, засунув руку в карман, где находился револьвер, я двинулся вперед и увидел Ганимеда с орлом, блестевшем в лунном сиянии. Этот инцидент на время успокоил мои нервы, и фарфоровый китаец, голова которого молчаливо закачалась, когда я проходил мимо, едва привлек мое внимание.