Юрий Петухов - Приключения, Фантастика 1993 № 3

Журнал «Приключения, Фантастика» № 3 (1993)

Юрий Петухов

Бунт вурдалаков

Часть 4. Демоны подземелий[1]

Все Ивановы доводы и умозаключения о сказках и реальностях рассыпались в прах, когда он увидал гадкого паука. Никакая это не галлюцинация! Самая натуральная омерзительная вонючая тварь. Его передёрнуло от отвращения. И вместе с тем…

— Откуда здесь Кристалл?! — вырвалось у него. Паук неохотно оторвался от созерцания предмета, зажатого в уродливой лапе, скособочился, выгнул свои мясистые конечности и удостоил Ивана таким взглядом красных глаз-угольков, высвечивающих из черноты глазниц черепа, что лучше б его и не тревожить было.

— Отвечай! — потребовал Иван.

И не дождался ответа. Тварь его то ли не понимала, то ли не желала ни понимать, ни отвечать. Иван не сразу сообразил, что она просто неразумна, что это животное — обычное заурядное животное, обитающее в подземельях планеты, эдакий местный крот, а может, крыса. И он рассмеялся в голос.

— Вот и прекрасно, — проговорил он не для паука, а для себя. Ему надоело бить, кромсать, убивать пускай и злобных, подлых, негуманных, но всё же разумных обитателей Вселенной.

— А ну, брысь отсюда! — Иван замахнулся на паука мечом, напустил на себя грозный вид, топнул ногой. Паук проигнорировал его усилия.

— Ну, как знаешь!

Иван рубанул по паутине — только слизистые брызги полетели по сторонам. Перепуганная тварь, не выпуская Кристалла, взобралась повыше и уставилась на Ивана ещё более злобно. Паутина дрожала, тряслась вместе с её хозяином и создателем.

Неужели эти гады выползают наружу и там свивают свои липкие студенистые сети, думалось Ивану. Ведь весь Поганый лес в такой вот гадости. Его чуть не выворотило.

— Бросай Кристалл, урод! — крикнул он, нанося по паутине второй удар и с жалостью поглядывая на изгаженный меч, с которого свисали хлюпкие махры.

Паук затаился под самым потолком. Он, похоже, не хотел расставаться с блестящей игрушкой. Надо было его просто-напросто пришибить, да и всё!

«Не трогай его!» — прозвучало вдруг в мозгу у Ивана.

— Что? — невольно переспросил он вслух, «Не трогай, говорю! Ты не смеешь его трогать, не ты его создавал, не тебе он принадлежит! Хотя… хотя, может быть, именно ты будешь в нём!»

— Вперед я доберусь до тебя и размозжу тебе башку! — взревел Иван. Ишь чего захотел — я буду в нём?!

Он резко развернулся, огляделся. Никого не было. Мерещится. Или опять где-то неподалеку леший-телепат, а может, сам Белес. Нет, глупости. Их нет и никогда не было!

Иван разбежался, вспрыгнул на стену — шаг, второй, третий: этого достало, чтобы рубануть паутину над паучищем.

Они упали почти одновременно. Чтобы не затягивать возню, Иван рукоятью меча саданул гадине в зубы, вышиб ногой Кристалл из лапищи, успел увернуться от когтей, выскользнуть.

Только он нагнулся за добычей, как паучина ринулся на него. Иван сразу понял, что гадина прекрасно чувствует себя не только в липких сетях, но и на поверхности земли. И он резко выбросил вперёд меч.

Реакция у паука была отменная, он замер камнем в микроне от острия, уже почти упираясь в него набухшей полупрозрачной шеей, которая держала над телом-бурдюком череповидную голову.

— Ваш ход, маэстро! — с издевкой сказал Иван.

Ход оказался неожиданным. Паук пригнулся, вжался в землю, надулся… и одним махом перескочил Ивану за спину, на лету секанув его острейшими когтями по ногам. Иван успел обрубить концы мохнатых пальцев. Но это, казалось, не обеспокоило паука. Тот готовился к новому прыжку.

Игра могла продолжаться до бесконечности, но у Ивана не было желания её продолжать — он давненько вышел из юношеского возраста, когда единоборство с обречённой живностью доставляет удовольствие, он не любил охоты, тем более, что охотник практически всегда выступает с позиции силы, всегда играет белыми. Надо было просто прибить гадину!

Иван уже занес было меч, но паук неожиданно сиганул в дальний конец пещеры, вжался в стену. Иван отчетливо видел, как его лапищи суетливо скребли камень, пытались выскрести в нём лазейку. Нет, камень был прочнее когтей. Затравленное животное это поняло. И от безысходности стало наливаться невероятной яростью. Это была ярость загнанного зверя, помноженная на его отчаяние и его сатанинское естество. Острейшие зубы выбивали нервную Дробь, лапы сжимались и разжимались, полупрозрачное нутро налилось чём-то кроваво-красным, кольчатый хвост бил по полу и стенам, глазища горели.

Да, пора его бить, подумал Иван. И нагнулся, поднял Кристалл. Именно на это и клюнуло тупое создание. Оно ринулось на противника живым всесокрушающим снарядом. И было в этом снаряде не менее трёх центнеров.

Дело могли решить доли мгновения.

Иван машинально выставил левую руку вперёд. Меч в правой был готов к удару. И всё же он не хотел убивать тварь. Он хотел её всего-навсего остановить. Нет, поздно!

…Но тварь остановилась, замерла. И безвольно поплелась в угол — туда, где сопливыми ошметками содрогалась обрубленная паутина. Был каждый шаг восьминогого или восьмирукого паука странным, неестественно вялым, неживым. Что возьмешь с него, нежить — она и есть нежить.

Нет, тут дело в другом.

— Вот тебе к раз! — вслух удивился Иван. Он только сейчас заметил, что в выставленной вперёд левой руке был зажат чуть посверкивавший в темноте Кристалл. Не может быть!

— Попробуем, испытаем!

Он опять вытянул руку в сторону паучины, вгляделся в него сквозь искажающие всё на свете грани и плоскости Кристалла и пожелал, чтобы паук запрыгнул на потолок.

Паучина послушно сиганул вверх, вцепился в обрывки паутины и затрясся там, наверху.

Иван расхохотался. Ему стало вдруг до невероятной легкости весело.

Кристалл? Да это же усилитель-телекинезатор! Ему давно говаривали сведущие люди, что разработки по управлению мыслью на расстоянии близки к завершению. Он не то чтобы не верил, а просто не придавал значения всем этим пустякам — близки так близки, ну и пусть себе. Нет, всё надо пробовать в деле, испытывать на собственной шкуре!

— Вот и сиди там! — приказал он пауку. — А нам в путь пора!

Напоследок он ещё раз оглядел гадину. Жуть! И в это мерзкое тело его кто-то намеревался засадить? Да он бы в первую минуту разбил бы себе голову о стену. Нет! И Ивана вдруг словно молнией озарило — внутренней молнией!