Валентин Новиков - Звездная лодка

Валентин Новиков

Звездная лодка

Рассказ

Рисунки Е. Стерлиговой

Странный это был учитель. За полосатый костюм мы его звали Полосатиком. Слушая путаные наши ответы, он добродушно поглядывал на нас через чистые, со светлыми ломаными отблесками, очки и улыбался доброй снисходительной улыбкой. И только Филиппа, а попросту — Липочку, когда тот нес околесицу у доски, слушал задумчиво и внимательно, не обращая никакого внимания на то, что мы в это время «балдеем».

Я уж и не помню теперь, что у нас вызывало смех. Кажется, при решении задачи Липочка нарушал последовательность — сначала писал ответ, кстати, всегда правильный, потом его куда-то заносило, он все путал, и в конце концов у него вместо прежней задачи получалась совсем другая.

Липочка потешно бормотал у доски, «шаманил», как мы говорили, но ни разу при этом в глазах учителя не пробежало столь привычной насмешливой искорки. Да и смотрел он не на доску, а на самого Липочку, маленького, взмокшего от усердия, на его тонкие смуглые руки, перепачканные мелом. Смотрел и молчал. Иногда почему-то заметно нервничал, покусывал ногти и хмурился. Потом ставил Липочке тройку и отправлял на место. Ни разу Липочка не получил у Полосатика отметку выше тройки.

Наш шестой «А» на уроках Полосатика шумел больше, чем у других учителей, но, не знаю уж почему, шум не мешал нам. И самое интересное — хоть мы и ходили на головах при этом учителе, и домашние задания «закалывали», и вообще не слушали порой, о чем шла речь на уроке, — именно тогда появились у нас в классе любители математики. Было их немного, и носили они презрительную кличку — «профессора». Липочку к профессорам не причисляли. Легкие задачки он вовсе не умел решать, а трудные… я уже говорил: трудные он решал совсем не так, как было надо.

Верно, потому, что уроки математики не были нам тягостны, выходя из класса, мы не стремились освободиться от того, что говорил Полосатик, как от докучливой необходимости, напротив, невольно припоминали его спокойный голос, светлые блики очков. Нередко он увлекался и говорил на уроках о вещах, для нас малопонятных, но заманчивых своей причудливой сутью. Нам, шумной мелюзге, он помог тогда увидеть математику как инструмент познания мира…

Добрый и скромный, такой привычный Полосатик… Он вдруг распрощался с нами и уехал насовсем в какой-то южный город.

Вместо него пришел Михаил Нилыч.

Если раньше, приходя из школы, я пинал от порога портфель так, что он летел под бабушкину божницу, наскоро хлебал горячие щи и хватал лыжи, то теперь сидел, как проклятый, над задачками, в глазах рябило от множества неизвестных, от иксов и игреков, и, недобро поминая бодрого, полного сил Михаила Нилыча, с нежностью думал о Полосатике, редко и неохотно ставившем двойки.

Липочку Михаил Нилыч долго не спрашивал, наверно, потому, что Филипп Яшин был записан в журнале последним и до него просто не доходила очередь. Потом вызвал. Липочка вышел и, как всегда, понес. Михаил Нилыч долго сидел на месте, потом встал и тихо подошел к доске, — нам показалось, что подкрался, — чтобы получше разглядеть Липочкины каракули.

Мы сидели затаив дыхание и ждали потехи. Но потехи не последовало. Липочка получил пятерку.

После этого учитель стал приносить ему какие-то книги. Липочка прочитывал их так быстро, что учитель, недоверчиво хмурясь, задавал ему непонятные для нас вопросы. Липочка отвечал торопливо, захлебываясь, словно щенок.

Скоро это стало привычным, и мы потеряли к Липочке интерес.

Однажды, получив по математике двойку, я шел из школы и с неприязнью смотрел на шагавшего впереди меня Липочку. Я совсем уже собрался выбить у него из рук портфель и несмешливо пройти мимо, как не раз делал прежде, но увидел вдруг, что он совсем маленький и тонконогий в своих шортиках, что портфель, набитый книгами, которые принес ему Михаил Нилыч, слишком тяжел для него и оттягивает плечо…

Ничего не говоря, я взял у него из рук портфель и зашагал рядом.

В тот день мы подружились.

Он научил меня решать задачки — палочкой на речном песке. До сих пор я не понимаю, почему Липочке так легко удалось сделать то, чего не могли учителя.

Помню, в конце учебного года мы возвращались с рыбалки. Мокрой от дождя травой шли по берегу реки, когда уже загорались на очистившемся небе звезды, и я поразился необычному блеску Липочкиных глаз. Я смотрел на его запрокинутый подбородок, колечки прилипших ко лбу волос, на его острые плечи. А он смотрел в провал неба, в темнеющую бездну над головой.

Почему небо называют куполом? Это не крыша над головой. Это дорога. Бесконечная дорога…

— Я построю звездную лодку, — сказал Липочка.

— Чудак, ты же гвоздя забить не умеешь! Бьешь себе по пальцам.

— Я построю звездную лодку, — повторил он.

— Из чего ты ее построишь, из бумаги? — Меня почему-то раздражала его уверенность.

— Это все равно. Можно и из бумаги.

— А ты знаешь, из чего строят космические корабли?

Он думал что-то свое. Что-то необычайное родилось в его сознании. Он остановился, маленький и щуплый, расставив ноги в стоптанных сандалиях, и посмотрел в космос:

— Я построю звездную лодку!

И мурашки побежали у меня по спине.

А осенью, когда мы бегали за грибами, — их сушила моя бабушка в печи на соломе, по углям прыгали синие огоньки, грибы становились маслянистыми и пьянили своим запахом, — этой осенью Липочка уехал в Новосибирск в математическую школу. Ехать туда он не хотел, но настояли родители — мама, врач районной поликлиники, и отец, главный бухгалтер совхоза.

От Липочки я отвыкал долго и мучительно. Никто не мог заменить его. Другие ребята были ловчее в игре, лучше знали лес, ездили верхом, некоторые даже водили трактор, но без Липочки я испытывал мучительное чувство одиночества.

Я собирал лекарственные травы — иногда один, иногда с бабушкой. Старая, скрюченная и глухая, она была сущим профессором по травам, редчайшие какие-то стебельки вынюхивала по болотным кочкам и песчаникам и, находя, светлела лицом, рассказывала мне про чудодейственные свойства этих трав, про их целительную силу. Некоторые из них брала аптека, некоторые бабушка оставляла у себя, сушила. И зимой я часто подходил к связанным сухим пучкам, закрывал глаза, возвращался в лето — и всегда вспоминал Липочку.

Я надеялся, что встречусь с ним на летних каникулах, когда он приедет домой. Но домой Липочка не приезжал. Говорили, что в знаниях у него полно пробелов и с ним занимаются по математике профессора.