Ольга Ларионова - Щелкунчик

Ольга ЛАРИОНОВА

ЩЕЛКУНЧИК

Этот рейс начинался просто и буднично, как, впрочем, и большинство рейсов, вошедших в анналы Большого Космофлота своим невероятным нагромождением случайностей и аварийных ситуаций. Собственно говоря, вся предыстория этого рейса сводилась к традиционной воркотне Полубояринова, который не жаловал новичков, недолюбливал вундеркиндов и затирал молодежь. Был у него такой маленький недостаток, которого никто бы не замечал, если бы он сам не рекламировал его при каждом удобном случае. Вот и теперь, когда надо было законсервировать базу на Земле Тер-Деканозова — просто снять людей и часть оборудования, — Полубояринов скорчил самую кислую мину, подписывая назначение Сергея Тарумова.

Хотя “за” было многое, а главное — Тарумов давно считался одним из лучших первых помощников. Командиры говорили о нем, что у него интуитивная способность оказываться на подхвате в любой взрывоопасной ситуации. Доходило до того, что если после вахты Тарумов почему-то задерживался в рубке, значит, можно было ждать метеоритной атаки, нейтринного смерча или подпространственной ямы. Но Полубояринову этого было мало. “Рано ему садиться в командирское кресло, — брюзжал он, — а может, и вообще противопоказано. Тарумов — врожденный дублер”. — “А вот это только в самостоятельном рейсе и обнаруживается”, — справедливо возражал ему Феврие, который давно уже ходил первым штурманом. Собственно говоря, Тарумова Феврие знал только понаслышке, но скверный нрав Полубояринова был ему давно известен. Рейс несложный — отдохновение души плюс три нырка в подпространство — как раз то, чтобы проверить новичка. Чем черт не шутит! Командиров на флоте не перечесть, но вот НАСТОЯЩИХ крмандиров…

“Ладно, — сказал Полубояринов. — Пусть получает своего “Щелкунчика”, чтоб не было этой обиды — продержали, мол, всю жизнь на положении правой руки. Я же сейчас не о нем, я о тебе. Дан. Подумал бы ты серьезно о моем предложении”.

“Ладно, ладно, — отмахнулся тогда Феврие. — Еще будет время. Думаешь, приятно сидеть тут рядом с тобой в управлении? Брюзжишь на все Приземелье…”

Так Тарумов получил свой корабль и со сдержанным восторгом стартовал к Земле Тер-Деканозова, или попросту Тера.

Там его не задержали: экспедиция доказала абсолютную бесперспективность освоения Теры, а засиживаться на “пустышке” было просто противно. К прилету “Щелкунчика” все контейнеры были тщательнейшим образом упакованы — только грузи. В бытность свою первым помощником Тарумов уже сталкивался с людьми группы освоения, которым приходилось сворачивать работы. Как правило, такая группа являла собой полный спектр естественного человеческого раздражения — от корректного и сдержанного до абсолютно разнузданного, переходящего в бешенство. Еще бы, никто лучше освоенцев не знал, во сколько обходятся Базе такие неудачные попытки!

Но ничего подобного не было здесь. Тарумов приглядывался к четкой, несуетливой работа экспедиционников и все более и более убеждался, что залогом этого спокойствия была Лора Жмуйдзинявиченене, руководитель экспедиции — маленькая полная блондинка лет сорока пяти, сочетавшая неукротимую энергию с удивительно мягким и нежным голосом, и Тарумов, вполне согласный с Шекспиром в том, что сей дар составляет “большую прелесть в женщине”, вдруг совершенно незаметно для себя оказался под властью ее обаяния. За последние десятилетия женщин в космосе значительно поубавилось, и новоиспеченный командир, отправляясь на Теру, даже не задумывался над тем, кем же может оказаться начальник экспедиции с чудовищной фамилией Жмуйдзинявиченене. Но она протянула ему пухлую маленькую ладошку и просто сказала “Лора”, и теперь за теми редкими завтраками или ужинами, когда предстартовые хлопоты позволяли им вместе сесть за стол в кают-компании, он мрачно завидовал Феврие, который с высоты своих семи десятков лет непринужденно обращался к Лоре по имени. Тарумову же, учитывая его неполные тридцать четыре, было неловко называть ее так, и он натянуто молчал, являя собой этакую образцовую дубину в комбинезоне с командирскими нашивками.

Эти неуклюжесть и скованность были если не первой ошибкой, то, во всяком случае, предысторией всех последующих промахов. Но поначалу все шло идеально. За пятьдесят часов отошли так далеко от Теры, что ее гравитационное поле было не страшно для совершения подпространственного перехода — практикой было установлено, что при нырке в подпространство близко от какой-нибудь, пусть даже незначительной массы корабль выныривал не в расчетной точке, а где-то в другой галактике. Подпространством пользовались, имея весьма смутное о нем представление, как в прошлые века гравитацией.

И оно нередко мстило за пренебрежение к себе.

Так случилось и со “Щелкунчиком” — он вынырнул не там, где надо. Правда, в нужной зоне деятельности локаторы с трудом, но нащупали один из контрольных автоматических буев, по которым можно было сориентироваться для следующего нырка. Но перед этим нырком нужно было тщательнейшим образом перепроверить гиперпространственный преобразователь корабля. Тарумов со своими механиками промаялся трое суток, но никакой аномалии в работе этого агрегата не нашел. Оставалось признать смещение на выходе случайным и продолжать путь.

Вот тут-то Тарумов и заметался. Сначала он посоветовался с Феврие, но тот был слишком осторожен, чтобы высказаться категорически, и отослал его прямехонько на Базу.

База тоже сочла ошибку случайной. Позднее, перебирая в памяти все этапы этого рейса, Тарумов не сомневался, что, прими он решение единолично, он положил бы “Щелкунчика” в дрейф после первого же нырка и спокойно ждал подхода ремонтного буксира, невзирая на тот возможный позор, который ожидал бы его, молодого командира, окажись вдруг, что корабль задрейфовал понапрасну.

Несмотря на тщательнейшую подготовку ко второму нырку, выход из него оказался коронным по стечению неблагоприятных обстоятельств. Мало того, что их отбросило в систему Прогиноны — тусклого красненького солнышка с тремя убогими планетами, — они оказались в одном из опаснейших уголков Галактики, который обладал такой плотностью комет, что напоминал прибрежную полосу Черного моря ранним августовским утром, когда вода кажется комковатым студнем от обилия медуз.

Собственно говоря, корабль, лежащий в дрейфе или идущий на планетарных двигателях, кометы нимало не тревожат — локаторы связаны с кибер-штурманом, который автоматически изменит курс корабля или даст сигнал заблаговременно нырнуть в подпространство.

Современному звездолету комета страшна только тогда, когда она находится именно в той точке, в которой он выныривает, или, как это принято говорить, “проявляется”. Вероятность подобного совмещения в пределах солнечной системы практически равна нулю, но в таких космических дырах, как Прогинона, все могло быть.