Журнал «Если» - «Если», 2004 № 04

Проза

Майкл Муркок

Волшебница Безмолвной Цитадели

Памяти Ли Брэкетт

Глава первая

Шепот древней памяти

Это капитан Джон Макшард, грабитель могил. — Шомберг уложил на стойку бара свое объемистое брюхо и протер вокруг него грязной тряпкой. — Говорят, его мать была марсианской принцессой, ставшей потом шлюхой, а отец… Известный всему Лоу-сити скупщик краденых древностей и владелец пользующегося дурной славой бара «Двадцать кабестанов» причмокнул губами, похожими на куски сырой печени.

— Что ж, кроме Меркурия ни один из миров их бы не принял. И эту парочку, и их мерзкое яйцо. — Он бросил взгляд в сторону двери и внезапно побледнел.

На фоне безжалостного марсианского полудня он увидел силуэт человека. Тот явно размышлял, стоит ему зайти или же двинуться дальше. Приняв решение, он повернулся и прошел сквозь загораживающее вход слабое силовое поле. Потом снова остановился.

То был крупный мускулистый мужчина, облаченный в скромную коричневую одежду, покрытую пятнами цвета охры. На его бедре висело странное древнее оружие причудливой формы, целиком из пластика и металла.

Завсегдатаи этого заведения, битые жизнью космолетчики и торговцы криком, немедленно опознали и «бэннинг», и его владельца.

Говорили, что всего четыре человека в Солнечной системе когда-либо умели обращаться с этим оружием. Одним был легендарный Нордвест Смит. Вторым — Эрик Джон Старк, ныне блуждающий где-то в далеком космосе. Третьим — Думарест Терранский, а четвертым — капитан Джон Макшард. Любой другой, попытавшийся выстрелить из «бэннинга», умирал весьма неприятной смертью. Иногда строптивцы просто исчезали, словно их всасывало в бездонную энергетическую батарею этого оружия. Поговаривали, что Смит за «бэннинг» отдал свою душу. Но душа Макшарда все еще находилась на месте, угадываясь по другую сторону его серых глаз.

По давно обретенной привычке капитан Джон Макшард постоял в дверях, пока его зрение не приспособилось к тусклому свету коптящей нафты. В его глазах постоянно тлел дикий огонек. Он напоминал поджарого и мускулистого вожака волчьей стаи, которого ни один человек так и не смог приручить. Хотя на всех планетах и в таинственных сферах межпланетного пространства многие пытались уничтожить в капитане Джоне Макшарде этого дикого зверя, он оставался столь же яростным и свободным, как и в те дни, когда еще мальчишкой бился за выживание на скалистых утесах и шлаковых склонах Меркурия, которые не прощают ошибок. А несовместимая кровь двух планет одарила его телом, способным выдержать жестокий климат третьей.

У капитана Джона Макшарда имелась причина зайти в заведение Шомберга. Он вообще ничего не делал без причины. Он даже не ложился спать, не обдумав сперва своих действий. Этому он научился на Меркурии, где оказался сиротой, выживая в жутких пещерах этой планеты, яростно сражаясь за существование там, где ничего не росло и где он и усыновившее его получеловеческое племя были самой лакомой добычей.

Более любого другого землянина он познал старинные обычаи — сладкие и опасные обычаи древних марсиан. Их потомки все еще обитали среди обветшалых и шепчущих холмов — останков великих горных хребтов Марса времен его могущества, когда Морские Короли правили планетой — голубой, как бирюза, красной, как рубин, и зеленой, как Изумрудный остров, породивший земных предков капитана Джона Макшарда, таких же крепких, таинственных и полных страсти к путешествиям, как этот пасынок меркурианских дебрей, в чьих жилах текла кровь Брайана Борху, Генри Тюдора и Чарлза Эдварда Стюарта. А кровь Морских Королей взывала к нему сквозь века и наполняла глубокой мудростью его марсианских предков. Эти давно умершие родственники воевали против норманнов и англосаксов, были рыцарями в армии Стюарта и маршалами в армии Наполеона. Они сражались за и против штандарта Рианнона, как в мужском, так и женском облике, выжили после сокрушительных магических ударов и вывели голодающие армии Барракеша на решающее сражение на полюсе Марса. Их рассказы, храбрость и безумная отвага перед лицом неминуемой смерти вошли в легенду.

Разумеется, капитан Джон Макшард ничего не знал об этих предках, и в его прошлом отыскалось бы еще немало загадок, но они его мало интересовали. Он обладал инстинктами любого разумного дикого животного и оставлял прошлое в прошлом. Кошачье любопытство — вот что руководило им и сделало лучшим охотником-археологом пяти планет. Кое-кто, вроде Шомберга, называл его грабителем могил, но только за глаза. В обитаемой Вселенной вряд ли нашелся бы музей, где не выставлялись бы с гордостью находки капитана Джона Макшарда. Поговаривали, что некоторые расы, создавшие эти артефакты, еще не были полностью вымершими, пока их не отыскал капитан. Его боялись все враги — те, кто еще остался жив. И не было в системе женщины, знавшей капитана, которая не вспоминала бы о нем.

Назвать Макшарда одиночкой — уже своего рода тавтология. Капитан был воплощением одиночества. Он напоминал скальный выступ в сердце пустыни, упорно сопротивляющийся всему, что могли наслать на него люди и природа. Он был цельным и закаленным, словно брусок стали. Только тот, кто испытал себя против всепланетной ярости Меркурия и выжил, мог знать, что значит быть Макшардом, доверяющим только Макшарду.

Капитан был очень скуп в проявлениях любви, но себе он уделял ее даже меньше, чем подвернувшемуся в переулке бринту, раненой лучевой крысе или уличному мальчишке в лохмотьях, просившему милостыню под суровым марсианским солнцем, оборванцу, которому он бросил старинную серебряную монету, прежде чем войти в бар и взять свой обычный напиток, уже приготовленный Шомбергом.

Голландец что-то забормотал, но капитан поднес к губам стакан с «Вихревой водой», повернулся к кабатчику спиной и обозрел присутствующих.

Те притворились, будто не заметили, как он вошел.

Макшард извлек из кармана дешевую сигару, сунул ее между зубов и принялся задумчиво жевать. Вскоре его невозмутимый взгляд упал на толстого купца в модной куртке из фальшивой кожи скоу и ярко-синих штанах, изображавшего живейший интерес к узору на стоящей перед ним граненой бутыли.

— Тебя зовут Морриконе? — Хотя голос капитана прозвучал не громче шепота, он легко перекрыл бормотание посетителей заведения, заставив их непроизвольно вдохнуть и облизнуть пересохшие губы.

Макшард тоже шевельнул губами, приоткрыв их ровно настолько, чтобы продемонстрировать белые заостренные зубы, после чего снова плотно сжал.