Уильям Тенн - Лимонно-зеленый

Уильям Тенн

Лимонно-зеленый

ЛИМОННО-ЗЕЛЕНЫЙ ГРОМКИЙ КАК СПАГЕТТИ

МОРОСЯЩИЙ ДИНАМИТОМ ДЕНЬ

Показания перед Особой Президентской комиссией свидетеля 15671 Леонарда Дракера, тридцати одного года, неженатого, проживающего по адресу: Нью-Йорк-Сити, округ Манхэттен, Западная 10-я улица, 238, служащего компании Харберна, зарегистрированной по адресу: Нью-Йорк-Сити, округ Манхэттен, Восточная 42-я улица, 25. Свидетель, после приведения к присяге, показал следующее:

Ну, не знаю точно — около восьми утра в среду это было. Меня разбудил телефон. Чуть не свалившись с кровати, я схватил трубку и прижал к уху. Женский голос тараторил: «Алло, это Ленни? Это ты, Ленни? Алло!»

Через пару секунд я сообразил, чей это голос, и сказал:

— Дорис? Ну да, это я. Что случилось?

— Это ты скажи мне, что случилось! — истерически вопила она. — Ты что, радио не слушаешь? Я позвонила уже троим, да только они бормочут такую же чепуху, что и приемник. Ты уверен, что с тобой все в порядке?

— Со мной все о'кей. Послушай, сейчас только восемь — мне полагается еще минут пятнадцать поспать. Да и кофе еще не сварился… Дай-ка я включу…

— Ты тоже! — взвизгнула она. — Тебя тоже прихватило! Что со всеми творится? Что случилось? — И она бросила трубку.

Я тоже положил трубку и пожал плечами. Дорис — та девушка, с которой я встречался последнее время, и всегда она казалась совершенно нормальной. Теперь же стало ясно, что и она — еще одна свихнувшаяся пташка из Виллидж. Может, я и сам живу в Виллидж, да только у меня приличная работа и одеваюсь я солидно. Обычно я стараюсь держаться подальше от этих свихнувшихся пташек из Виллидж.

Снова ложиться уже смысла не было, так что я щелкнул выключателем электрической кофеварки, чтобы сварить кофе. Тут, похоже, и начинается самая важная часть моих показаний. Понимаете, я всегда с вечера кладу кофе и наливаю воду в кофеварку, потому что утром бываю слишком сонным, чтобы еще что-то готовить.

Из-за того, что наболтала Дорис, в тот день я по пути в ванную включил радио. Плеснул себе в лицо холодной водой, сполоснул зубную щетку и выдавил на нее пасту. Я уже поднес ее ко рту, когда до меня дошло, что там передают по радио. Так что я положил щетку на раковину, вышел из ванной и уселся перед приемником — уж очень меня заинтересовали слова диктора. Зубы я так и не почистил — такой уж я везучий человек.

У диктора был расслабленный, сонный голос, и он старательно отсчитывал: «Сорок восемь, сорок девять, сорок! Сорок один, сорок два, сорок три, сорок четыре, сорок пять, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь, сорок девять, сорок! Сорок один…»

Я слушал этот голос уж не знаю сколько времени. До пятидесяти он так и не добрался. Кофе тем временем закипел, и я налил себе чашку, а сам тем временем вертел ручку настройки. На некоторых волнах — как я потом узнал, в основном это были станции из Джерси — все было вроде как обычно, но большинство передач оказались какими-то сумасшедшими. Там было одно сообщение о дорожном движении, оно меня просто потрясло:

«…На шоссе Мэра Дигана движение от умеренного до средней громкости спагетти. По сообщениям транспортной полиции, динамитная морось продолжается. „Кадиллаки“ удлинились, „континенталов“ стало меньше, а „крайслеры империал“ по большей части раздвоились. Пять тысяч „шевроле“ с открытым верхом строят площадку для игры в баскетбол на проходящей через окраины авеню Фрэнклина Д. Рузвельта…»

Когда я налил себе вторую чашку кофе и взялся за булочку, я случайно глянул на часы и обнаружил, что из-за этого проклятого радио уже почти час сижу на одном месте! Тут я быстро побрился электрической бритвой и лихорадочно стал одеваться.

Я подумал было, что надо позвонить Дорис и сказать, что она совершенно права, да решил сначала добраться до работы. И знаете что? С тех пор о Дорис ни слуху ни духу. Теперь можно только гадать, что с ней приключилось в тот день. Верно?

На улице почти никого не было, только несколько человек со странными лицами сидели на бортике тротуара. Но тут я дошел до большого гаража между моим домом и станцией подземки, и меня как громом ударило: там всегда были выставлены самые дорогие в Виллидж машины, а теперь все это выглядело… ну, не знаю — как свалка, пропущенная через мясорубку.

В полутьме только и можно было разглядеть, что машины, размазанные по другим машинам и стенам, засыпанные осколками битого стекла и хрома вперемежку с оторванными подножками, задранными и перекрученными капотами.

Чарли, управляющий гаражом, волоча ноги, вышел из своего застекленного закутка и вроде как улыбнулся мне. Выглядел он словно прошлой ночью основательно перебрал.

— Ну подожди, когда твой босс все это увидит, — сказал я ему. — Он же тебя прибьет, парень!

Он ткнул пальцем в две воткнувшиеся друг в друга машины у ворот.

— Мистер Карбонаро тут уже был. Он все уговаривал их продолжать заниматься любовью, а когда те заартачились, послал их куда подальше и сказал, что идет домой. Рыдал он как плохо закупоренная бутылка.

Да, утречко выдалось, нечего сказать. Я почти не удивился, когда в подземке не оказалось никого в кассе. Но у меня-то жетон был. Сунул его в автомат, и он с дребезжанием пропустил меня.

Вот тут-то мне впервые и стало страшно — на платформе в подземке. Что бы в мире ни творилось, для жителя Нью-Йорка подземка — вроде рукотворного явления природы, такого же обычного и неизменного, как восход и заход солнца. И уж если тут порядок нарушается, не заметить этого никак невозможно.

Вот и я заметил кое-что: какой-то парень, стоя на четвереньках, заглядывал дамочке под юбку, а она, раскачиваясь на высоких каблуках, задрала голову и распевала во всю глотку. Рядом смазливая негритяночка, сидя на скамейке, рыдала в три ручья и вытирала глаза свежим номером «Таймс». Солидный господин — то ли врач, то ли юрист — носился зигзагами между железными опорами платформы и орал «Чаг-чаг-чагазум, чаг-чаг-чагазум!» И никто ничему не удивлялся и вроде даже не беспокоился.

Три поезда подряд проскочили мимо станции не останавливаясь, даже не замедляя хода. Машинист третьего был здоровенным светловолосым парнем, и он у себя в кабине хохотал как сумасшедший, когда поезд пролетал мимо станции. Наконец подошел четвертый, и этот остановился.

Только два человека бросились к дверям — я и еще парень в защитного цвета штанах и коричневом свитере. Двери открылись и тут же закрылись — вжик-жик — без перерыва. Так что поезд ушел без нас.

— Что творится? — заскулил парень. — Я и так уже на работу опаздываю — даже позавтракать не успел. А в поезд не сядешь! Я же заплатил — так почему не могу сесть в поезд?