Чарльз Шеффилд - «Если», 1996 № 10

«Если», 1996 № 10

ЗДРАВСТВУЙТЕ, УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ!

Прошло уже пол года, как «Если» приобрел иной облик. Судя по письмам, вы приветствуете новый формат журнала, его оформление, качество печати, появление новых рубрик, раздела «Видеодром». И категорически не согласны с тем, что номера приходят с опозданием. Действительно, из-за того, что журнал теперь печатается за рубежом, производственный цикл увеличился в полтора раза. По настоятельной просьбе редакции наш издатель предпринимает все усилия, чтобы «Если», как и раньше, отправлялся подписчикам в первой декаде текущего месяца. И определенные результаты, судя по доставке последних номеров, уже видны.

Хотелось бы добавить еще одно. При том, что себестоимость журнала существенно возросла, а его объем вырос на треть, подписная цена на первое полугодие 1997 года увеличилась всего на семь процентов. То есть подписчики, в отличие от тех, кто ищет журнал в розничной продаже, приобретают его ниже себестоимости.

Ну что ж, в путь? Нас ждут встречи с авторами, определяющими облик современной фантастической прозы, публикации из текущих номеров ведущих зарубежных изданий, знакомство с новейшими направлениями и течениями НФ и фэнтези, работы классиков жанра, открывших новые горизонты фантастики. И, конечно, критика и библиография, история становления жанра, беседы с писателями, хроника событий.

Мы не случайно начали свой разговор с писем читателей. В первых номерах будущего года редакция хотела бы предложить вам вопросы, которые помогут нам лучше понять ваши интересы, ожидания, связанные с журналом, и отношение к современному состоянию фантастики. Надеемся, что бытовые подробности жизни все же не помешают вам ответить на анкету «Если». Давайте делать журнал сообща.

Подписка на «ЕСЛИ», как и прежде, ведется по ОБЪЕДИНЕННОМУ КАТАЛОГУ

Федеральной службы почтовой связи Российской Федерации (стр. 86).

Почтовый индекс — 73118.

Стоимость шести номеров «Если» на первое полугодие 1997 года — 48 тысяч рублей (каталожная цена без стоимости почтовых услуг, которая в каждом регионе различна).

Подписка проводится во всех отделениях связи России и стран СНГ.

Чарльз Шеффилд

МЫСЛЯМИ В ДЖОРДЖИИ

Посвящается Гарри Ти, профессору информатики в Оклендском университете, который:

— является математиком, специалистом по компьютерам и историком науки;

— обнаружил в Данидине (Новая Зеландия), детали аналитической машины Беббеджа;

— программировал в конце пятидесятых компьютер ВИСТ и стал с тех пор коллегой и другом;

— такой же Билл Ригли, как я — человек, от лица которого ведется повествование.

Впервые с цифровой вычислительной машиной я столкнулся в 1958 году. Все равно что в каменном веке, верно? Однако нам тогда казалось, что мы ушли бесконечно далеко от наших предшественников, которые лет десять назад пользовались исключительно коммутационными панелями и у которых вершиной человеческой мысли считался плохонький калькулятор.

Как бы то ни было, к 1958 году соперничество между аналоговыми и цифровыми ЭВМ, которое в будущем закончится победой последних, только разгоралось. А первый компьютер, который мне поручили программировать, оказался по любым меркам настоящей скотиной.

Он назывался ВИСТ, что расшифровывалось как «вычислительная информационная система», а создан был вслед за ПОКР, то бишь «программируемым калькулятором», разработанным Национальной физической лабораторией в Тедцингтоне (сей агрегат не преминули, вполне естественно, перекрестить в ПОКЕР). В отличие от ПОКР наш компьютер предназначался не только для научных исследований; кстати, один из разработчиков ПОКР, когда ему задали соответствующий вопрос, заявил: «Если бы мы предполагали, что компьютеры так быстро получат практическое применение, наверняка довели бы свою машинку до ума».

Размеры ВИСТ впечатляли. Когда требовалось устранить неполадки, специалисты попросту заходили внутрь машины. Случалось это довольно часто, причем «железо» отказывало реже, чем происходили сбои в программах (сами понимаете, в ту пору программирование находилось в зачаточном состоянии).

Хотел было написать, что компьютер не имел ни ассемблеров, ни компиляторов, но понял, что это не совсем так. Мы располагали компилятором с плавающей точкой; он назывался «Альфа-код» и работал в тысячу раз медленнее, чем требовалось, поэтому ни один уважающий себя программист им не пользовался. Программировали наудачу, выжимая максимум из 402 слов быстродействующей и 8192 слов резервной памяти. Когда же максимума не хватало, программисту приходилось лезть за перфокартами: сначала засовывать их в машину, а затем вынимать обратно.

А если учесть, что программ-конвертеров из двоичного кода в десятичный, как правило, избегали, потому что они занимали много места; если добавить, что все команды писались в двоичном коде, то есть от программиста требовалось близкое знакомство с подобным представлением чисел; если упомянуть, что перфокарты пробивали вручную и компьютер (по каким-то до сих пор не понятным мне причинам) воспринимал двоичные числа, так сказать, наоборот — 13, к примеру, как 1011, а не 1101… В общем, представление, надо полагать, уже сложилось.

Обо всем этом я рассказываю не потому, что стремлюсь пробудить интерес читателей (а скорее, нагнать на них скуку). Я просто хочу, чтобы вы поняли — к человеку, который хоть раз в жизни программировал ВИСТ или что-нибудь вроде того, следует относиться уважительно и не отмахиваться от его слов.

Несколько лет спустя появились новые модели, возник спрос, у программистов появилась возможность выбора. Мы подались кто куда — в университеты, в бизнес, за границу… Но старые связи сохранились, успешно выдержав проверку временем.

Среди всех, с кем я тогда работал, выделялся Билл Ригли — высокий кудрявый парень. Он любил приодеться, носил твидовые костюмы и в разговоре «акал», что характерно для жителей Бостона. Однако Билл Ригли был вовсе не бостонцем и даже не американцем. Он прибыл из Новой Зеландии и собственными глазами видел то, о чем многие из нас едва слышали — например, Большой барьерный риф. О родных местах он, правда, почти не заговаривал, но все же, видимо, тосковал, поскольку, проведя лет пять в Европе и Америке, вернулся домой и стал работать на математическом факультете (а впоследствии — в лаборатории компьютерных технологий) Оклендского университета.