Журнал «Если» - «Если», 2011 № 12

Проза

Александр Бачило

Настоящик

«Каждый сам за себя, один Бог за всех. Каждый сам за себя…»

Питон вдруг понял, почему эта фраза крутится в его прожаренных мозгах, как заевшая пластинка.

«Да я никак сомневаюсь?! — с веселым изумлением подумал он. — Это что же, выходит, мне их жалко?»

Он окинул быстрым взглядом из-под капюшона оба ряда сидений. Вагон был пуст, только на самом дальнем диванчике клевал носом седобородый человек в красной с белой опушкой шубейке и такой же шапке. Шапка совсем съехала на ухо, открывая тонкую полосу через висок — резинку, на которой держалась борода.

«Чего это он бороду нацепил? — встревожился Питон. — От кого маскируется?»

Он привстал было, зорко следя за ряженым, но сейчас же снова плюхнулся на место и мелко затрясся, будто в нервном припадке.

«Это же Дед Мороз, елки зеленые! Расслабься, бродяга! Праздник у них тут! Новый год, драть их за ногу!»

Отсмеявшись, он плотнее запахнул куртку, глубже натянул капюшон и, казалось, уснул.

«А может, и жалко. Как представишь, что тут начнется в скором времени, так и впрямь не позавидуешь им. Вон они какие — елочки наряжают, Деда Мороза водкой поят. Живут себе, о Барьере слыхом не слыхивали — ну и жили бы себе дальше. Что они мне сделали?»

Разомлевший Дед Мороз чихнул, досадливо сдвинул бороду на бок, потер нос вышитой рукавицей. Шапка, наконец, свалилась с его головы, но он не проснулся, только озабоченно потянул на себя тощий мешок с подарками — целы ли — и снова захрапел.

«А с другой стороны, обидно, — подумал Питон, неприязненно косясь на спящего. — Сидят тут в тепле, в довольстве, сытые, сволочи, фальшивые бороды привязывают, а Серега-Бокорез в пещере остался, с одной обоймой… Нет уж, пусть и эти кровью поблюют! И потом, какое мне дело? Деньги не излучают. Скину груз, заберу бабки — а там хоть потоп. Каждый сам за себя, один Бог за всех».

Поезд с затухающим воем остановился. Питон поднял голову. За окном — ребристые стены тоннеля, толстый кабель под слоем пыли. До станции не доехали. В чем дело?

Впрочем, он уже знал в чем…

— По техническим причинам поезд следует до станции Печатники, — угрюмо прохрипел динамик.

— То есть как Печатники?! — вскинулся Дед Мороз. — Печатники только что проехали!

Он ошеломленно захлопал глазами, оглядывая пустой вагон.

— Отличный костюм, — прогнусавил вдруг кто-то над самым его ухом.

Дед Мороз вздрогнул и обернулся. Человек в наглухо застегнутой куртке с капюшоном, надвинутым на лицо, поднял с пола красную шапку, выбил ее о колено, но хозяину не вернул. Поезд тихо тронулся и покатил, набирая ход, в обратную сторону.

— А что случилось-то? — с фальшивой беззаботностью спросил Дед Мороз. — Авария?

— Авария, — кивнул человек, пряча лицо. — Придется помочь…

— Рад бы, но… — Дед Мороз поспешно повернул бороду, пристраивая ее на положенное место, — я ведь и сам на службе. Подарки детворе развезти надо, а водила сломался. Но не оставлять же детей без Деда Мороза!

Он сунул было руку в мешок, но в то же мгновение ощутил холодное прикосновение металла — незнакомец стремительно приставил к его лбу двуствольный обрез.

— Не дергайся, дядя! Дай сюда мешок. Что у тебя там?

— Подарки! Что ж еще?! — чуть не плача сказал Дед Мороз.

Он безропотно расстался с мешком, в его руке остался только разграфленный листок.

— Совсем чуть-чуть осталось, — захныкал он, водя пальцем по строчкам. — На Ставропольской семь, Кириевскому, одиннадцать лет, — вертолет; на Краснодонской девять, Бойко, — танк; на Кубанской два, Киндергахт — как его, поганца… игрушка Гиганатано… тьфу; на маршала Алабяна три, Черкиняну, — алабянные, блин, то есть на маршала Оловяна…

«Не обделался бы со страху, — подумал Питон. — Чего несет? Если только…»

Он пригляделся к Деду Морозу внимательнее. «А что если это проверка? Может, он от заказчика и прибыл, клоун этот? А что? Прикид нынче самый расхожий».

— I need your clothes, — сказал Питон.

Дед Мороз осекся.

— Чего?

— Не понимаешь?

— Плоховато у меня с языками, — залебезил Дед. — Уж не сердитесь. Три класса и коридор…

Нет. Этот не от заказчика. Питон вздохнул.

— Мне нужна твоя одежда.

Я сперва за хохму принял, ей-богу! Выходит перед строем паренек — ну лет двадцати трех, не старше.

— Больные, — спрашивает, — есть? Помялся кто в дороге, недомогает? Потертости? Царапины?

Надо же! Недомогания наши его волнуют. В учебке небось никто про здоровье не спрашивал. Дадут лопату — и недомогай, пока танк по башню не зароешь. А этот — прямо брат родной! Может, и правда, медбрат? На фельдшера что-то по возрасту не тянет. Черт их разберет в полевой-то форме. На погончике — две звёзды, и те вдоль.

Тут подходит он прямо ко мне и спрашивает тихо:

— Родителей помнишь?

— Так точно! — говорю.

А сам удивляюсь. Чего их не помнить? Не так давно виделись.

— Живы? Здоровы?

— Более-менее…

— Отец не пьет? А мать?

Дались ему мои родители! На гражданке послал бы я его за такие вопросы. Но в учебке нас уже крепко переучили: хоть про мать, хоть про отца, хоть, извиняюсь, параметры конца… а начальство спрашивает — отвечай.

— Никак нет, товарищ старший прапорщик, — отвечаю, — непьющие они. Оба.

И вдруг чувствую, что и вправду — «О-ба!».

По шеренге этакий всхрюк пронесся, да не такой, как бывает, что ржать нельзя, а хочется. А такой, что сам не знаешь, от смеха всхрюкнул или от ужаса. Будто все разом вдохнули и затаились. И главное, причина этому дыхательному упражнению явно во мне. А чего я сказал?

Гляжу на начальство, а оно в ответку на меня. Без улыбки глядит, спокойно так, и не поймешь, что у него на уме: то ли юморок армейский там притаился, то ли погрузочно-разгрузочные работы для меня, как говорится, в самом нужном месте.

— Так, — говорит наконец. — Вижу, в учебке общевойсковой устав доводили. Но не весь…

И глазом по шеренге скользнул, будто выявляя, есть ли еще такие самородки, как я. Все застыли, вытянулись как на параде, шары повыкатывали. Что ж такое? Чем этот прапор столько страху нагнал?

И тут вдруг начинает до меня доходить. Две звезды вдоль погона не одни прапорщики носят. Есть и еще подходящее звание.

Мать моя, красная армия! Говорили же нам, что отправляют в такую часть — у нее ни номера, ни почты, зато по кухне полковники дежурят. А я-то еще ржал над такой перспективой! Ну, теперь все. До дембеля в солобонах ходить, да когда он еще будет, тот дембель? Оставят до особого распоряжения, всеобщего разоружения…