Филип Фармер - Протест

Филип ФАРМЕР

ПРОТЕСТ

(Мир дней — 1)

МИР ВТОРНИКА

Органическое Содружество Земли

Орган Управления Северной Америкой

Штат Манхэттен

Общее население Манхэттена: 2.100.000

Ежедневное население Манхэттена: 300.000

Район Гринвич Виллидж

Дом на пересечении Бликер Стрит и Канала

Кропоткина (в прошлом Авеню Америкас)

РАЗНООБРАЗИЕ, Второй месяц Новой Эры

1330 год Д5-Н1 (День-пять, Неделя-один)

Временной пояс 5, 12:15 утра

Когда начинают лаять охотничьи собаки, лиса и заяц становятся братьями.

Сегодня Джефу Кэрду, как той лисе, предстояло услышать собачий лай.

Однако пока, стоя в звуконепроницаемом цилиндре, он еще не слышал ровным счетом ничего. Хотя, если бы он и находился снаружи, все равно вряд ли мог что-нибудь разобрать. Кроме него самого да нескольких органиков-пожарных и работников технических служб — живых людей в городе не было.

За несколько минут до того, как войти в цилиндр и закрыть за собой дверь, Джеф отодвинул скользящую панель на одной из стен. За панелью в нише пряталось крохотное устройство, которое давно уже он подсоединил к сети электропитания. Джеф голосом активировал это устройство, заранее позаботившись о том, чтобы к цилиндру, в котором он сейчас находился, нельзя было приложить «дестоунирующую» силу.

Благодаря этому компьютер, постоянно ведущий наблюдение за всем происходящим в городе, получал информацию о наличии этой силы, даже когда она отсутствовала.

Цилиндр или, как все его называли, «стоунер» Джефа ничем не отличался от таких же цилиндров, принадлежавших каждому здоровому взрослому гражданину. Изготовленный из плотной серой бумаги, с круглым окошком диаметром около фута в двери, он стоял на одной из торцевых поверхностей. Бумажные стенки цилиндра, подвергнутые вечному «окаменению», оставались нерушимыми и постоянно холодными.

Обнаженный, расставив ноги на толстом диске, установленном в центре цилиндра, Джеф ждал. Его надувная копия, из которой воздух сейчас был выпущен, лежала в сумке на полу.

В других цилиндрах, расставленных по комнате, также замерли неподвижные фигуры — жизнедеятельность молекул людей, отправляющихся в стоунер, замедлялась после специальной электромагнитной обработки, в результате которой все тело становилось настолько прочным и твердым, что сломать или даже сжечь его было совершенно невозможно. Только алмазом удалось бы сделать на нем царапину. После подобной обработки температура тела значительно падала, хотя и не до такой степени, чтобы на нем осаждалась находящаяся в воздухе влага.

Внезапно в одном из расположенных в комнате цилиндров, так же как и в сотнях тысяч других точно таких же разбросанных по всему городу, энергия, автоматически передаваемая из дисков, заструилась по замершим, словно статуи, телам. Будто невидимый кий, ударивший в кучу биллиардных шаров, энергия подхлестнула застывшие в неподвижности молекулы. Шары разлетелись врассыпную, подчиняясь законам, установленным матушкой-природой. Сердце окаменевшего человека, ничего не подозревавшего о том, что его биение прервали, завершило очередной удар. В точности через пятнадцать минут после полуночи, люди, населявшие Манхэттен Вторника, больше не представляли собой несъедобные и негниющие тыквы. На протяжении следующих двадцати трех часов и сорока минут они снова будут обычными, уязвимыми земными существами, которых легко можно ранить или убить.

Джеф толчком открыл дверь и ступил на пол просторной подвальной комнаты. Он слегка наклонился, согнувшись в талии, так что висящая на шее идентификационная табличка повисла в воздухе. Затем, когда он снова выпрямился, зеленый диск, окруженный семиконечной звездой, опять успокоился на его солнечном сплетении.

Как только приложили дестоунирующую энергию, полился ровный, не имеющий определенного источника, свет. Как это случалось каждое утро во Вторник, Джеф увидел сплошные, не отбрасывающие теней, светло-зеленые стены, четырехфутовой ширины контуры телеэкрана, свисающего с потолка до самого пола, все тот же толстый коричневатый ковер с рисунком, напоминающим вихрь или водоворот, а также неизменные «стоунеры» — двадцать три цилиндра и ящика, вполне напоминавшие горбы. Двадцать застывших лиц, словно фотографии в рамках, выглядывали из круглых окошек; двенадцать взрослых в вертикальных цилиндрах и восемь юных, лежащих горизонтально в ящиках и молча уставившихся в потолок.

Через несколько секунд после того, как Джеф покинул свой стоунер, одна из женщин — Озма Филлмор Ванг, маленькая, с высокой грудью, худощавая и длинноногая — вышла из своего цилиндра. Широкие, крупные скулы выделялись на ее лице, формой своей напоминавшем сердце. Большие, черные глаза женщины окутывала паутина легких морщинок, а длинные и прямые волосы отливали глянцевым блеском. Озма широко улыбнулась, обнажив крупные, белоснежные зубы.

На ней не было ровным счетом ничего, кроме обычной идентификационной звезды с диском посередине, губной помады на губах и теней на веках. На тело женщины красками было нанесено изображение крупного зеленого кузнечика. Насекомое стояло на задних лапах, а раскрашенные в черный цвет грудные соски Озмы формировали его черные, неподвижно застывшие глаза. Иногда, когда Джеф занимался с женой любовью, ему начинало казаться, что он и в самом деле совокупляется с насекомым.

Озма подошла к нему, и они поцеловались.

— Доброе утро, Джеф.

— Доброе утро, Озма.

Она повернулась и повела его в соседнюю комнату. Джеф протянул было руку, чтобы шлепнуть жену по пышной ягодице, напоминающей формой яйцо, но тут же отдернул руку. Даже самый незначительный стимул мог мгновенно воспламенить ее. Он не сомневался, что Озма может изъявить самое неожиданное желание, вроде того, чтобы заняться любовью прямо здесь, на ковре, перед лицом безмолвных и невидящих свидетелей. Все это, конечно, как-то по-детски беззаботно, но Озма и впрямь во многом очень похожа на ребенка. Ей нравится, когда ее поведение называют ребячеством. Для детей каждая секунда рождает новый мир, который неизменно кажется более удивительным и достойным восхищения, чем предыдущий. Однако… можно ли Озму назвать хорошим художником?

Но какое значение это имело для самого Джефа? Он любил ее такой, какая она есть.

В соседней комнате стояли стулья, диваны, несколько столов и даже стол для пинг-понга. Тут же находился снаряд для спортивных упражнений, бильярдный стол и телевизионные экраны. Одна из дверей вела в спальню, а вторая — в служебные помещения. Выйдя через эту дверь, Озма сразу же повернулась и по ступеням направилась в холл. Слева размещалась кухня. Они прошли направо и, миновав холл, вновь повернули, вступив на еще один лестничный пролет. Наверху располагались четыре спальни, каждая со своей отдельной ванной. Озма прошла впереди мужа в ближайшую спальню, которая автоматически осветилась, едва они переступили порог.