Виталий Держапольский - Cто лет безналом Страница 23

Король внезапно прекратил смеяться.

— Не из пугливых, значит? — Король поиграл желваками. — Люблю таких! Жаль, жить тебе осталось всего ничего… Разденьте его! — неожиданно приказал Король. — Пусть регалками напоследок посветит! Нужно же убедиться, что перед нами действительно Кадуцей! — с издевкой произнес староста.

Шестерки мгновенно сорвали с Дубова черный лагерный «клифт» и застыли в немом оцепенении, пораженные обилием и разнообразием татуировок.

— Знатные регалки! — проняло даже Короля. — Такие не подделать… если их не подтвердить — сразу смерть! Как же ты родной с ними выжил? — участливо поинтересовался староста.

— Значит, мог подтвердить, доказать, что регалки реальные! — выкрикнул кто-то из строя.

— Не дергайся, Котел! — посоветовал крикуну Кадуцей. — Я сам справлюсь!

— Так ты действительно Кадуцей? — истерическое веселье Короля куда-то испарилось. — Тогда мне по любому придется тебя завалить! Ты же, как я понял, не собираешься целовать нож?

— Никогда сукой не был! — Кадуцей добродушно улыбнулся.

— Жаль, значит тебе придется сдохнуть! Бессмертных не бывает — это все сказки! С твоей смертью еще одной байкой станет меньше — я разошлю по лагерям малявы… Бессмертный Кадуцей умер! — С этими словами Король возил нож в незащищенную грудь вечного вора.

Дубов упал, на него стаей саранчи налетели шестерки Короля — каждый старался отметиться, нанести удар в растерзанное тело Кадуцея.

— Чтобы все было по закону, — хрипло выдохнул Король, — отправьте к праотцам и вот этого фраерка!

Кислый обреченно вздохнул — не зря ему сегодня весело подмигивала Смерть.

Сквозь разрушенную кровлю старого сарая, куда вертухаи распорядились сложить истерзанные тела приверженцев старого «воровского закона», весело скалился ущербный месяц. Изуродованные трупы, освещенные мертвенно-бледным светом луны, казались мирно спящими людьми — мягкий ночной полумрак скрывал жуткие раны не совместимые с жизнью. Только неестественные позы тел нарушали эту ночную идиллию. Внезапно одно из тел, доселе лежавшее неподвижно, зашевелилось. Человек с трудом встал на четвереньки, затем попытался подняться на ноги. Попытка оказалась неудачной — непослушное тело с глухим стуком упало на загаженный, липкий от свернувшейся крови, пол. Человек полежал некоторое время без движения, видимо собираясь с силами, затем повторил попытку. Он довольно ловко поднялся на четвереньки — в этот раз тело слушалось человека не в пример лучше. Оставив безуспешные попытки подняться на ноги, человек огляделся и пополз на карачках к ближайшей стене. Переползая через остывшие трупы тех, кто еще недавно считался элитой преступного мира, с неотъемлемым правом карать и миловать отступников и нарушителей понятий, человек тяжко вздыхал. Он не ожидал, что столь отлаженная система «воров в законе» даст сбой.

— Действительно нужно пересмотреть «понятия», — решил он. — Однако для начала нужно указать сукам на их законное место — возле параши!

Добравшись до стены, человек сел, привалившись голой спиной на необработанные доски сарая. Закрыл глаза, позволяя организму до конца срастить разорванные ткани. С каждой минутой человек чувствовал себя все лучше и лучше. Через полчаса он смог подняться на ноги и, придерживаясь рукой, побрел вдоль стены. Возле запертых дверей человек остановился, прислушался — его что-то насторожило. Он резко обернулся — в дальнем темном углу сарая колыхалась бесформенная тень.

— Неужели еще кто-то выжил в этой мясорубке? — мелькнула в его голове шальная мысль. — Есть кто живой? — спросил он в темноту.

— Кроме тебя — никого! — прошелестело в ответ.

Зыбкая фигура выплыла из темноты на освещенный месяцем пятачок. Тускло блеснул в лунном свете полированный металл. Человек не удивился, словно каждый день имел счастье лицезреть старуху по имени Смерть.

— Ты за мной? — спокойно поинтересовался он, хотя внутри у него все дрожало.

— Нет, — шелестящим голосом ответила старуха, явно удивившись, что человек сумел ее заметить. — Ты меня пока не интересуешь — я пришла за тем, кто давно задолжал мне по счетам…

— Кислый! — догадался Кадуцей, вспомнив цветущий вид старого кореша. — Он должен быть глубоким стариком…

— Это он рассказал тебе? — вкрадчиво поинтересовалась Смерть. — Если так, то мы в расчете!

— Сам догадался, — опроверг догадки старухи Прохор.

— Кто ты? — удивленно воскликнула Смерть. — Я с такими людьми еще не встречалась.

— И не встретишься, — заверил ее Кадуцей. — Таких, как я, больше нет!

— А вот это ты врешь! — довольно усмехнулась старуха, — рано или поздно я прихожу за всеми! Сейчас я заберу то, что мне причитается, и уйду, а с тобой, голубчик, мы поговорим в другой раз…

— Ты не возьмешь Кислого, — вдруг сказал Дубов, — я не позволю тебе забрать его жизнь!

Он вдруг почувствовал, что действительно может это сделать.

— Что можешь ты, жалкий человечишка! — вскипела старуха.

— Пока не знаю, — честно ответил Прохор, — но скоро…

Неожиданно в руках Дубова возник кадуцей, осветив ярким сиянием темный сарай. Старуха остолбенела, а затем медленно опустилась на колени.

— Повелитель? Я думала…

— Ты не должна думать! — рявкнул Прохор, вспоминая, как вел себя с прислугой Анны Николаевны незабвенный Шныра. — Ты должна исполнять! А сейчас убирайся! И не смей больше стоять на моем пути!

— Слушаю и повинуюсь, мой господин! — жалко проблеяла Смерть. — Если я буду нужна Проводнику, пусть он только позовет, — исчезая, прошептала старуха.

Прохор облегченно перевел дух. Кое-как справился с нервной дрожью и, освещая лица мертвецов ярким светом посоха, принялся искать тело Кислого. Отыскав его, Дубов с трудом взвалил бездыханного Романа на плечо, играючи открыл запертые ворота сарая и исчез со своей ношей в спасительной ночной темноте.

31.07.73

Владивосток.

Легкий бриз принес с моря терпко- соленый запах водорослей. Роман остановился на крыльце ресторана и полной грудью вдохнул освежающий морской аромат. Что ни говори, а отдыхать летом в городе у моря в сто раз приятственнее, чем в любом другом месте, где этого самого моря нет. Это если отдыхать… Если же приходиться в это самое время работать, все происходит с точностью до наоборот. Роман предпочитал совмещать приятное с полезным, поэтому и поселился во Владивостоке. Днем он беспечно валялся на пляже, а вечером выходил на промысел. В эпоху развитого социализма, как бы то ни предсказывали его идеологи, людские пороки не исчезли, их даже не стало меньше — как воровали при царе-батюшке, так продолжали воровать и сейчас. Клиентов Роман умудрялся находить всегда и везде, благо опыт у него был… почти столетний! Ценного терпилу Кислый прокусывал с первого раза. Да… Но сегодня предстоит тяжелый разговор, Кадуцей до сих пор оставался для Романа загадкой. Кислый собрался с мыслями, бросил беглый взгляд на часы — без пятнадцати двенадцать, и вошел в ресторан. В этот ранний час просторный зал «Челюскина» был практически пуст, он оживет лишь под вечер, когда состоятельные завсегдатаи: парторги, комсорги, члены райкомов и профкомов, подпольные коммерсанты, «морские», за день спускающие свой годовой заработок, и просто удачливые воры пожелают развлечься. Жизнь здесь будет бить ключом: безумные полупьяные «лабухи»[[75] будут стричь лаве[76] за заказанные ненавязчивые песенки, разукрашенные путаны будут виснуть на руках упитых вдрызг толстосумов, а прилизанные «халдеи»[[77] лакейски прогибаться за щедрые чаевые.