Пол Андерсон - Танцовщица из Атлантиды Страница 24

Эгей кутался в медвежью шкуру и молчал. За царя говорили Тезей и Диор. В противоположной группе Олег и Ульдин также хранили молчание.

Рейд и Гатон разговаривали впервые — они виделись лишь мельком, когда чужеземцев, как требовали правила, представили Голосу Миноса. Но с той поры, как Гатон вошел в зал и снял мокрый плащ, взгляды их встретились, и они стали отныне союзниками.

— Что за дело ко мне, что не могло подождать до утра? — спросил Гатон после необходимых формальностей.

Речь его была вежливой, но не почтительной, поскольку он представлял владыку Крита. Рангом ниже вице-короля, но выше обычного посла, он наблюдал, сообщал в Кносс, следил, чтобы афиняне оставались верными данниками. На вид это был истый критянин: красивый, с большими темными глазами, сохранявший стойкость несмотря на годы. Волнистые черные волосы его были перевязаны лентой, две пряди свисали перед ушами, сзади аккуратно расчесанные локоны спускались почти до талии. Он был гладко, насколько позволяли ножницы и серпообразная бронзовая бритва, выбрит. Одежда его походила на египетскую: между Критом и Египтом издавна существовала тесная связь.

Тезей склонился вперед. Отблески огня играли на его мощной фигуре, сверкали в хищных глазах.

— Наши гости желали встретиться с тобой как можно скорее, — заявил он. — Они рассказали нам об оракуле.

— Дело Богини не ждет, — подхватил Рейд. Эрисса объяснила ему, что торопливость в данном случае будет убедительной. Рейд поклонился Гатону. — Господин Голос, ты знаешь, что нас привело из разных стран. Не знаем, случайно ли это произошло или по воле богов, а если так — то по воле какого божества, и что от нас требуется — тоже не ведаем.

Сегодня мы выехали поискать спокойное место, чтобы побеседовать. Приставленный к нам от царя человек посоветовал направиться в рощу Перибеи. Там госпожа Эрисса принесла жертву по кефтскому обряду Богине, которой она служит. Вскоре мы уснули и увидели сон. Причем все один и тот же, даже наш проводник.

Олег переминался с ноги на ногу. Он-то видел, как Эрисса внушала это сновидение Пенелеосу. Ульдин слегка фыркнул — словно блик света исказил его шрамы. Порыв дождя ворвался в дымовое отверстие, в очаге зашипело, затрещало, повалили клубы серого дыма.

Гатон сделал ритуальный жест. Но лицо его выражало не тревогу, а задумчивость в противоположность боли Эгея, сдержанной ярости Тезея и скрытому недоверию Диора.

— Несомненно, это знамение свыше, — сказал он ровным голосом. — Так что же вы увидели?

— Как мы уже поведали нашим хозяевам, — ответил Рейд, — к нам подошла женщина в одежде высокородной критянки. Лица ее мы то ли не видели, то ли не можем вспомнить. В каждом кулаке она держала по змее, которые вились вокруг ее рук. Она шептала, и шепот ее сливался со змеиным шипением: «Лишь чужеземцы смогут донести мое слово: пусть разделенные дома соединятся, и море будет оплодотворено молнией, когда Бык соединится с Совой. Но горе вам, если вы не услышите!»

Наступила тишина, словно перед бурей. В эпоху повсеместной веры в богов и покойников, предсказывающих живым грядущее, никого не удивило, что откровение выпало и на долю людей, уже отмеченных судьбой. Теперь следовало понять значение этого откровения.

Рейд и Эрисса не могли высказаться прямо: у оракулов это не принято. Диор, вероятно, обвинил бы их во лжи, если бы их слова не подтвердил его человек. Но Диор все равно сомневался.

— Как ты это понимаешь, Голос? — спросил Тезей.

— А что думают сообщившие нам? — сказал критянин.

— По нашему мнению, нам приказано отправиться в твою страну, — заявил Рейд. — При всем уважении к нашим хозяевам, мы должны предоставить свои услуги тому, кто выше их.

— Если бы таковы были намерения богов, — сказал Тезей, — они послали бы за вами в Египет критский корабль.

— Но тогда чужеземцы не попали бы в Афины, — заметил Гатон. — А, судя по сообщению, именно они посланы, чтобы… соединить разделенные дома. Год от года растет непонимание между нашими странами. Эти люди пришли издалека, их трудно заподозрить в предвзятости. Не посредники ли они, гласящие волю богов? Если Бык Кефту возьмет в жены Сову Афин, если молнии Зевса оплодотворят воды Нашей Госпожи — не означает ли это союз? А может быть, династический брак между Акрополем и Лабиринтом, от которого произойдет великий государь? Да, без сомнения, эти люди должны явиться в Кносс для дальнейшей беседы. И немедленно. В эту пору надежный корабль с доброй командой еще сможет добраться до Крита.

— Я не согласен! — неожиданно бухнул Ульдин.

«Сукин ты сын», — подумал Рейд.

Но гнев его утих. Гунн знал, что они блефуют, пытаясь достичь обреченной на гибель земли. Он еще в роще резко возражал против присоединения к проигравшей стороне. Он согласился молчать только после уверений, что ехать в Атлантиду необходимо, чтобы вернуться домой. Должно быть, теперь он решил не рисковать.

— Это почему же? — проворчал Олег.

— Я… — Ульдин выпрямился. — Я обещал Диору кое-что для него сделать. Разве боги благосклонны к нарушителям слова?

— Можем ли мы ведать их волю? — вмешался Тезей. — Оракул мог иметь в виду противоположное тому, что предположил господин Голос. Предупреждение о гибельности заключения противоестественного союза! — зубы сверкнули в его бороде.

Гатон опешил от этого плохо скрытого намека на грязную сплетню, которой ахейцы объясняли появление на свет первого Минотавра.

— Вряд ли повелитель мой будет доволен, когда узнает, что предназначенные ему речи отвергнуты, словно дырявый шлем, — сказал он.

Тупик… Ни одна из сторон не хотела отдавать чужеземцев с их необыкновенными умениями несомненною близостью к богам. Но никто не хотел и открытой ссоры.

Вперед выступил Диор. По его дубленой физиономии пробежала улыбка:

— Господа, — сказал он. — Друзья мои. Выслушаете ли вы меня?

Царевич кивнул.

— Я всего лишь простой мореход, балующийся конями, — продолжал Диор.

— Нет у меня ни такой мудрой головы, как у вас, ни вашей учености. Но бывает так, что и самый мудрый кормщик не ведает, что впереди, пока какой-нибудь дурак не вскарабкается на мачту и не глянет вдаль, верно?

— Он жестикулировал, улыбался — словом, играл на публику.

— Ну вот, — продолжал он сквозь шум дождя, вой ветра и треск пламени, — что же получается? С одной стороны, боги ничего не имеют против того, чтобы чужеземцы пребывали среди нас, ахейцев: ведь со времени их прибытия не случилось никакой беды, верно? С другой стороны, Минос тоже должен увидеть их — если это не опасно. Мы думаем, что боги приказали им плыть на Крит. Думать-то мы думаем, — он потер пальцем нос, — но вот знаем ли наверняка? Вода мелкая, друзья, а берег наветренный. В таких местах я велю грести медленно и слежу за берегом. Кефту тоже поступают так, Голос Гатон.