Александр Мирер - Дом скитальцев Страница 28

Солнце катилось по самому горизонту, над волнистой грядой холмов. Там, в десятиверстной округе, тоже работали бойцы дивизии — внешнее оцепление перекрывало дороги. Проведя биноклем вдоль шоссе, командующий увидел улицы Тугарина. Дома и деревья дрожали на окулярной сетке. Зеленые машины, казалось, сотрясали улицы. Это был второй кордон. Он рассек городишко по кварталам. Приказ — никого не выпускать за городскую черту, разыскивать предметы непривычного вида…

«Солдаты голодные, — подумал комдив. — Дивизия размазана, как масло по хлебу, на ста квадратных километрах… Надо срочно кормить людей, подавать горючее для машин. И связь еще. Ох уж эта связь!…»

«„Первый“, докладывает „Четвертый“. Операция кончена», — забормотало радио.

Командующий спросил:

— Нашли?

— Никак нет.

— Количество задержанных?

— Триста восемнадцать, без мальчика.

— Вас понял. Штаб — вперед! — приказал комдив.

Штабные машины двинулись на холм. И следующие два часа, как и предыдущие — с четырех часов дня, командующий дирижировал грузовиками, бронетранспортерами, вертолетами, тяжелыми воздушными транспортами. Кроме своего хозяйства, на руках были триста невинно пострадавших людей. Их допрашивали следователи, но обеспечить комиссию помещениями, связью, конвоем должен был комдив. Правда, Центр помогал. Начхоз непрерывно докладывал: пришли палатки, походные койки, целый госпиталь врачей. Казалось бы, хорошо… Однако вертолеты и транспортные самолеты надо было принимать и разгружать, палатки — ставить, врачей устраивать по кабинетам, и все это при нехватке людей, в надвигающейся темноте, в слабом свете от передвижных электростанций. Высоковольтную еще не успели восстановить… А едва отпустили дела, к генералу вернулось беспокойство. Сердце сжималось от тревоги — такой огромный район, это же не полкилограмма гречки перебрать на кашу… По оврагам и перелескам в быстро синеющих сумерках, казалось, уходили пришельцы. Уходили, как вода между пальцами, неотличимые от своих. Недаром же здесь их не оказалось… В двадцать два часа комдив прошел на радиостанцию и лично подбодрил патрульные подразделения:

«Чтобы муха не пролетела, товарищи!»

Про себя он отметил, что следователи работают энергично. Данные опроса текли шифровками в Центр. Радисты не успели поужинать — котелки стояли у аппаратов нетронутые.

На пути в свой фургон командующий заглянул в госпиталь, где, кроме нескольких взрослых, помещались два мальчика по тринадцати лет. Алексей Соколов метался и бредил. Рядом терпеливо, с микрофоном в руке, сидел следователь. Второй мальчик, неопознанный, только что начал дышать без кислородной подушки — вот как его приложило электричеством, беднягу… Покачав головой над ребятишками, генерал двинулся было в штаб, но его перехватил дежурный офицер:

— Явился местный гражданин и требует свидания со старшим начальником — только с ним, а со следователями не желает и разговаривать.

— Ну ведите его, ведите. — Комдив остановился на бетонной дорожке.

Из сумрака выдвинулась здоровенная фигура — без пиджака, взлохмаченные волосы блеснули желтым в свете фонарика.

Сумрачный бас проговорил:

— Я Благоволин, здешний сотрудник. Физик. — Он оглянулся на двоих офицеров, неотступно сопровождавших генерала. — Должен поговорить с вами наедине.

— Наедине нельзя, — с тоскливым раздражением сказал командующий. Не имел он права объяснить, по какой причине. Это раздражало.

— Понимаю. У меня информация особой важности. О пришельцах, — сказал физик.

Этот человек был первым, заговорившим о пришельцах, если не считать мальчика Алеши Соколова. Но мальчик нашелся здесь, у телескопа, в числе трехсот девятнадцати, а Благоволин явился неизвестно откуда.

— Информацию примем, товарищ Благоволин. Вас сейчас проводят.

— Хорошо. Куда идти? — спросил сумрачно-равнодушный бас.

И комдив понял, что этот огромный человек держится на последнем напряжении сил, при котором только одно доступно: держаться.

… Через пятнадцать минут руководитель следственной комиссии сам явился к командующему и попросил немедленно переправить в Центр Благоволина, а с ним полковника Ганина и директора телескопа Быстрова. На всякий случай надо послать врача. Следователь, человек необыкновенно сдержанный, с бледным и невыразительным лицом, был явно возбужден и даже сделал попытку потереть руку об руку. Генерал распорядился о вертолете и враче. Затем спросил:

— Обстановка прояснилась?

— Да. Смотрите… — Следователь положил на стол рисунок зелеными чернилами, изображающий «посредник». — Готовим инструкцию, разошлете патрулям, чтоб искали. Это их оружие…

— Благоволин? (Следователь кивнул.) Это все?

— Он говорит, что был пришельцами. Что они подсаживались в него с помощью этого оружия. А он их выплевывал. Пятерых или шестерых подряд. Запоминал их мысли. Все наоборот, товарищ генерал-майор… У остальных, очевидно, пришельцы узнавали мысли.

— Та-ак… Слишком хорошо для правды…

Следователь сделал неопределенный жест. Он опять замкнулся и словно удивлялся своей внезапной разговорчивости.

Обстановка, предположим, прояснилась, а забот у комдива лишь прибавилось.

«Разошлете патрулям» — легко сказать!

Но дело сдвинулось с мертвой точки. Когда на западе угасли последние отсветы заката, вертолет подпрыгнул к бледным звездам и зарычал и засвистал в темноте, унеся на военный аэродром вызванных и врача.

Всего три часа назад с того же места взлетел корабль пришельцев.

Комитет девятнадцати

Тугарино с окрестностями выглядело как военный лагерь. Но уже в районном центре, где пассажиры вертолета перешли в скоростной самолет, никакого смятения не ощущалось. А в Н… и тем более. Вечер здесь, как и в Тугарине, был очень теплый. Запах тополей вытеснил с улиц бензиновую гарь, и на бульварах гуляющие шли потоком. Медлительно жужжали поливочные машины. Первый приступ сумерек был разогнан отчетливым светом фонарей, в кинотеатрах начались последние вечерние сеансы, собравшие меньше народу, чем обычно. Погода была уж очень хороша… Люди гуляли и были заняты собою и друг другом, и никто не знал, что их мир стал иным. Никто ничего не знал, кроме нескольких человек в Москве и еще девятнадцати человек, собравшихся здесь, в доме, углом выходящем на бульвары.

Полоса освещенных окон желтела над старым бульваром. Огромное здание казалось вымершим, только в глубине настойчиво трещали телеграфные аппараты.

Комитет девятнадцати был созван в шестом часу вечера и вот при каких обстоятельствах. В три часа восемь минут дежурный радист военной станции услышал повторяющиеся слова:

«Москва, Москва, Министерство обороны… Имею сообщение чрезвычайной важности. Подтвердите прием на моей волне».

Радист ответил и одновременно вызвал к аппарату офицера — начальника смены.

«Передает Тугаринский радиотелескоп, у аппарата старший научный сотрудник Портнов», — говорило радио. Через двадцать минут после вызова радиограмма Вячеслава Борисовича Портнова была распечатана на бланках, передана куда полагается, и машина завертелась быстро и бесшумно, как первоклассный двигатель после одного оборота стартера.

Три часа сорок минут — к аппаратам был вызван военный округ и обком партии. Из обкома доложили, что в районный комитет партии поступал такой сигнал — от врача Владимирской. Из района посылали вертолет с ответственными представителями, которые сигнал проверили и квалифицировали как ложный и панический. Однако врач Владимирская — старый член КПСС и женщина весьма энергичная — потребовала поездки в область и в настоящую минуту находится в обкоме…

Разумеется, Анну Егоровну пригласили к аппарату.

Четыре часа шесть минут — поднята по тревоге дивизия. В четыре часа тридцать минут начали подъезжать люди, которые составили ядро комитета девятнадцати. В пять пятнадцать состав комитета был утвержден, и все его члены, кроме Анны Егоровны, собрались в кабинете, выходящем окнами на бульвар. В пять тридцать был отдан целевой приказ парашютной дивизии: Тугарино окружить, никого не выпускать из кольца, личному составу не выходить из-за брони (по сообщению Вячеслава Борисовича Портнова «посредники» пришельцев через стальной экран не действуют). Наконец в шесть часов пятнадцать минут решили: пригрозить пришельцам ядерной атакой и подготовку к этой атаке вести всерьез. Парламентер должен быть уверен, что бомбу при необходимости сбросят.

Это было сложное и страшное дело. Комитет не допускал всерьез такой возможности, — в Тугарине находилось десять тысяч ни в чем не повинных людей… Однако исключать ядерную атаку тоже было нельзя. Парламентером назначили полковника Генерального штаба Ганина, кандидата военных наук. Ему сказали: