Михаил Белозеров - Улыбка льва Страница 29

… значит, надев брюки и выпив чашку кофе, я знаю, что обязательно попаду на работу.

… существуют некоторые неизменные состояния, но если тебя удовлетворяет такое объяснение, то — конечно.

Прекрасно! Ты меня обнадеживаешь. Я-то думаю, что живу гораздо примитивнее.

Если бы все было так просто, человечество в два счета разгадало бы Величайшую из Загадок. Среди наций нет выделенных. Для ориентирования в жизни вполне достаточно земной информации.

Человек склонен оставлять следы.

Главное — не событие, а предтеча.

Внешнее приспосабливается к внутреннему.

Мягкий регтайм доносится из глубины дома.

Леонт так поглощен Откровением, что механически следует за беспрестанно оглядывающимся Платоном, держа в руках портфель с деньгами.

Платон что-то бормочет, не очень заботясь, услышат его или нет:

— Солнышко, голубка, ангел… — и радостно и беспомощно улыбается.

Толстый нерасторопный друг.

— Не пускай, не пускай! Влюбится, дура, так и ходит за всеми… — внезапно слышит Леонт и невольно оглядывается.

— Вблизи Земли время течет медленнее, — говорит кто-то вкрадчивым мужским голосом.

Кошечка.

Мягкие, вкрадчивые лапки. Мурлыканье на глинистом берегу. Тихая, зеркальная вода и шумные голоса застолья за камышом. Сгорающие листы записной книжки в чьей-то ладони. Когда еще такое случится и будет иметь следствие вполне очевидных событий, да и произойдет ли? Ошибаться, сотни раз тыкаться в ничто, как котенок, как слепец. Искать черепки, половинки по свою сторону барьера — прекрасно, если осознавая хитросплетение — время вложено во время, как зеркало за зеркало. Доводить до абсурда, экспериментировать — сознательно или вслепую (слов ровно столько, чтобы уметь приблизиться, а в крайнем, редчайшем случае — понять), постигать ритм на уровне интуиции, позвоночного столба, раскручивать свой вихрь и возбуждать третий глаз — занятия для чокнутых и отрешенных, — не приводящие ни к чему конкретному, а возбуждающие любопытство, как порок? Разве это не ответ? Разве это имеет смысл и ведет к какой-то явной или неявной цели? Да и сам ты — чья цель? Неизвестно. (Душа для внутреннего употребления.) И для самой ее же, не играющей однозначной роли. Но от этого не более чем небезрадостная, неочевидная и поэтому затуманенная, сокрытая вытканной изнанкой, в которой доступны оборванные нити — без связи и смысла, один цвет переходит в другой без видимой гармонии, без логики, без надежды на понимание, на решение — в бесконечность, неповторяющееся, архисложное, непостижимое, но приводящее (не в конечном итоге и не в результате) всего лишь к промежуточным находкам (период ты нащупываешь с трудом, потому что задача многовариантна не только по плоскостям, а тебе надо разбить ее на понятные куски, иерархию, подчинительность), обращенным только лично к тебе. Вот это твоя жизнь. Но и не обольщайся, что она твоя, потому что с некоторого момента ты чувствуешь, что начинаешь растворяться во всем этом и принадлежать не самому себе, — а "Нечто". Вот здесь ты и попался и, чтобы сохранить себя, опять убегаешь в… строишь гипотезы о… думаешь, как… потому что сознание ограничивает и притупляет, потому что неосознанно подпадаешь под привычное, или указанное, или законопослушное — вот удел шарахающихся. Какая разница, в чем купаться?

Леонту кажется, что он одновременно ловит слова со всех сторон. У него совсем мало времени. Практически нет — даже обернуться.

В ушах раздается щелчок, и Леонт слышит:

— Для перемещения достаточно изменить пространственно-временные характеристики объекта, — сообщает все тот же голос.

— Сила в неспешности, — подсказывает еще кто-то.

— … и естестве… — вторит баритон.

— … главное — легкость в глиссандо…

— … не справится… не справится…

— … не будем усложнять…

Леонт застывает, превращаясь в слух.

Уходящее в шепот:

— … самые мрачные фантазии Брейгеля-я-я-я… — невообразимы-ы-ы-ы… но… справедливы до безобразия…

Что-то лопается и несется с затухающим рокотом, булькая и перекатываясь.

Все, поздно!

Стены выпячиваются парусом, сжимая пространство до такой степени, что Леонта, откуда-то из позвоночника, захлестывает неимоверный ужас не только быть раздавленным, но еще нечто невообразимое, что сидит в нем гораздо глубже сознания; если бы не спина Платона и его нашептывание: "Прелесть… ненаглядная…", он бы в панике обратился в бегство. Сквозь вспученную поверхность проступают блестящие бисерные капли. "Хлоп!!!" — стены лопаются беззвучно, как гнилой картон, и оттуда в узость раскачивающейся ловушки брызгает свет — настолько режущий, что Леонт невольно закрывает глаза и кидается прочь.

Голос Платона теперь слышится, как сквозь глухую кирпичную стену. Он достигает то степени грохота, то снижается до шепота и похож на шелест волн, в котором не больше смысла, чем в завывании ветра или застывших скалах.

Леонт открывает глаза и видит, что все пространство перед ним заполнено серыми полупрозрачными шарами с бахромой, свисающей и шевелящейся, как щупальца. Шары скользят над брусчаткой, легко и беспрепятственно погружаются в стены домов и так же свободно пронизывают его собственное тело.

— Вот она — прана, — подсказывает кто-то. — Для тебя мир устроен — так.

— Понимаю… — отвечает Леонт.

— Что же ты ищешь? — спрашивает кто-то.

— Если бы я знал… вероятно, — вход…

— В рамках линейного поля невозможно выразить то, что нелинейно и непредставляемо человеком. Поэтому довольствуйся суррогатом собственных домыслов.

Ты не должен испытывать тоску по другому — это иссушает и делает зависимым. Твой мир ничем не хуже любого иного. Если зависимость здесь, то в той же мере и там. К чему создавать проблемы? Тебя вообще ничто не должно волновать. Гармония — наилучшая защита и одновременно познание. Закрепление информации с первого раза — основная задача, переработка ее и доведение до логического осознания — вспомогательная. К тому же, практически, ты уже все знаешь, но не можешь вспомнить — стоит только показать…

Дорога сворачивает. Теперь он скользит какому-то туннелю с низким сводчатым потолком, где все пространство тоже кишит шарами. И постепенно издалека начинает узнаваться нарастающий голос Платона. И когда он достигает невыносимой тональности, Леонт затыкает уши.

— Это непостижимо, — твердит, оборачиваясь, Платон, — мне кажется, я никогда не был так счастлив…

Леонт делает шаг, еще один. Брусчатка прокручивается под ногами.

— Знай, что Сущность равнодушна к твоим чувствам.