Вячеслав Пальман - Красное и зеленое Страница 35

— …Открытое море, тяжелые подступы к берегам, а самое главное — почти невыносимые условия жизни: скудная растительность, жара, голые камни. Вот почему на острове никто и не живет. Понимаете? Кто же согласится в таких условиях работать? Да еще в шахте с радиоактивной рудой! Сначала удалось завербовать немного рабочих из «Союза фронтовиков». Вместе с ними привезли туда машинное оборудование, продовольствие, и все это ночью, скрытно, в глубокой тайне от всех. Лодки тотчас же ушли, а рабочие начали грызть и ковырять эту самую руду. И знаете, сколько они выдержали? Около двух месяцев. А потом устроили настоящий бунт, не согласившись ни на какие приманки и посулы, и фирме пришлось увозить их с острова.

— Куда?

— Домой. Ни деньги, ничто не могло удержать их. Мой друг, который побывал там, говорил, что это хуже Кайенны.

— А фирма не боится разоблачения?

— Этими людьми? О нет! Они и сейчас в надежных руках.

— Ну, а дальше?

— Вербуют еще одну партию. Кстати, здесь, в Мюнхене. Человек тридцать удалось собрать. Правда, не очень надежные, но что же поделать! Дней через двадцать их повезут в Гамбург. Там все готово к отплытию.

— И снова через месяц бунт? И снова возвращение? И снова опасность разоблачения? А что хоть сумели добыть на острове?

— Доставили первую партию руды. Отто Кирхенблюм потирает руки. Для его лаборатории необходимо расщепляющееся сырье, нужно организовать свое атомное производство, понимаете, свое! И как можно скорее. В этом деле заинтересованы большие люди, фон Ботцки. Наша фирма не так проста, как это кажется на первый взгляд. Одни связи чего стоят… — Он помолчал и вздохнул. Сказал горестно: — Мне поручили заняться набором людей.

— Я вам не завидую, Габеманн, — посочувствовал фон Ботцки. — Что вы будете делать? Неужели продолжите вербовку каторжников?

— Иного выхода нет. Люди всюду остаются людьми. Даже верные немцы не желают больше умирать за свой фатерланд. Им это надоело. Еще при Гитлере. — Он приложился к фарфоровой кружке с пивом, сделал глоток и добавил: — Кретинов, что ли, собрать по всей нашей милой стране? Слава богу, после войны их более чем достаточно.

Фон Ботцки забарабанил пальцами по столу. Значительно кашлянув, он проговорил:

— А почему бы не попробовать на этом деле русских?

— Из числа пленных?

— Да.

Габеманн засмеялся. Его длинное узкое лицо еще более вытянулось, тонкие губы раздвинулись и показали собеседнику крупные редкие зубы. Профессор недоуменно посмотрел на него поверх очков. Почему этот идиот смеется? Что тут смешного? Он лично не видит причины для смеха.

— Ну что вы! — сказал улыбающийся Габеманн. — Если немцы не хотят, то русские просто не станут и разговаривать. И потом, с точки зрения безопасности…

— Ну, если так… — Фон Ботцки замолчал.

Габеманн с интересом посмотрел на него:

— Вы чего-то не договариваете, герр профессор?

— Потом, потом, — ответил он.

Когда Габеманн ушел, Вильгельм фон Ботцки задумался. Этот разговор навел его на очень интересную мысль. Может быть, фирма как раз имеет в виду Ильина и его открытие? Следовало хорошенько все обдумать, прежде чем идти со своим предложением к шефу. Русские пленные…

Использование пленных на тяжелых работах не было новинкой в деятельности администрации всех трех зон Западной Германии, да и стран, оккупирующих эти зоны.

Но для такого серьезного дела, как у фирмы «Эколо», пленные не подходили. Кто знает, что у них на уме? Малейшая дерзновенная мысль могла вызвать возмущение, бунт и неминуемое разоблачение. Фирма «Эколо» не рискнет на такой шаг. Ей нужны безропотные, абсолютно надежные рабочие. А где их взять?

Может быть, действительно подумать в этой связи об открытии Ильина?

Фон Ботцки повеселел. Если он предложит своему шефу план, о котором только что размышлял, как повысятся его акции! Поистине, он умеет жить: он родился в сорочке — Вильгельм фон Ботцки.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Для того чтобы читатель уяснил себе, насколько нужен был Ильин ведомству Отто Кирхенблюма, придется заглянуть в другую часть нашей обширной планеты, в тот район мира, что расположен за экватором, в нескольких тысячах километров от Гамбурга, Мюнхена и лесов южной провинции Германии, — на остров в западной части Индийского океана.

Этот остров своим существованием обязан грозным вулканическим силам. Весь его облик свидетельствует о долгой и упорной борьбе двух титанических сил содрогающейся земли — огня и воды, в результате которой победил подземный огонь. Островок являлся его детищем, бородавкой на теле старого и грозного Плутона, скрытого под километровой толщей океанского дна.

Еще издали остров поражал человека высокими остроконечными горами, склоны которых местами падали в океан почти отвесной стеной из черных граней застывшей лавы. Океан свирепо бился денно и нощно о твердые скалы берега. Неумолкаемый гул грозного прибоя слышался далеко в открытом море. Белая пена с шумом налетала на камни, и трудно было различить — чайки бьются о берег или живые волны тщетно пытаются слизать хотя бы кусок неподатливого черного камня. Глубокие пещеры зияли в обрывах на уровне прибойной волны. Во время больших приливов океан с ревом вливался в таинственные ходы и затапливал их, глухим эхом отдаваясь в подземных залах.

Только в двух местах можно было подойти к острову.

Неглубокая долина с узеньким ручейком посредине спускалась к океану с юго-западной стороны. Дельта ручья образовала песчаный пляж крохотного размера. Океан был бессилен разрушить его: в километре от берега из морских глубин подымалось полукольцо коралловых барьеров. Естественный мол укрощал силу волн. Водная гладь между рифами и берегом почти всегда была спокойной и чистой.

По берегам ручья лежали красноватые, поросшие травой клочья почвы. Кое-где зелень пробивалась сквозь гранитные и скальные обломки и слегка украшала мрачный ландшафт долины. Редкая тропическая растительность раскинулась по склонам гор. Ее зеленые пятна были разбросаны среди красных камней. Почти на кромке воды, у самого берега, безжалостно раскачивались ветром два или три десятка самых неприхотливых в мире пальм цикад с красивыми крупными листьями. В тени этих пальм стояло несколько хижин, где по месяцу или два в году проживали темнокожие рыбаки, приплывающие с ближнего к острову архипелага ловить рыбу и крабов в спокойной лагуне.