Владимир Михайлов - Заблудившийся во сне Страница 38

Пока крутилась сеча, ни у кого не было времени — да и нужды — глядеть вверх. Новый звук донесся именно оттуда, и я поднял глаза. Пятерка самолетов входила в боевой разворот, начиная атаку. Очертания их были мне незнакомы; плоские, резко угловатые, они принадлежали, надо полагать, к технике более поздней эпохи, чем та, в которой обитал я в мире яви. Я ожидал привычной пулеметной скороговорки, но ошибся: в ход пошли ракеты и лазеры, с тяжелой кавалерией обошлись, как с танковым корпусом. Может, и правильно, не знаю, я удовлетворился бы и стрелковой снастью. Ракеты ложились на удивление точно. Черные всадники не ожидали такой атаки, и, похоже, авиация вообще оказалась им в новинку; началась паника. Самолеты повторили заход, третьего не понадобилось. Покачав крыльями в знак прощания, они скрылись. Хрипло запела труба самый приятный из всех сигналов: отбой. Мы медленно съезжались к знамени — оно маячило поодаль от места бойни. Когда я приблизился, чернобородый окликнул меня:

— Ну, Остров, проветрился немножко после своих подвалов?

Я не стал улыбаться ему в ответ. Спешился и, по примеру прочих, полез в заседельную суму: очень хотелось есть. Нашарил горсть длинно наструганного вяленого мяса и кожаную флягу, в которой бултыхалась жидкость. Приложился. Чернобородый — нимало не похожий на Борича, и тем не менее именно он — тоже соскочил с коня, вразвалку подошел ко мне.

— Ну ладно, — сказал он примирительно. — Не свирепей. Видишь же, я в полном порядке.

— Не знаю, — ответил я, прожевав и проглотив. — Если в порядке, то мог бы и сообщить. И сразу заняться Груздем. А ты затеял детские игры. Авиация против крестоносцев. Какого черта? Влияние тяжелого детства? Не наигрался вволю?

— Детство тут ни при чем, — проворчал он. — Просто давняя мечта. Я тут разобрался предварительно: это другой вариант истории, не реализовавшийся. Они прошли Балтику, северо-запад, никакого тебе, понимаешь, Ледового побоища — и вышли на оперативный простор, на южные земли. Татары же в этом варианте пошли не на северо-запад, а к югу, германскими землями, галльскими краями…

— Куда бы кто ни пошел — раз вариант не реализованный, что ж в нем резвиться?

— Остров! — произнес он наставительно, даже палец подняв. — Ты не хуже моего знаешь: нереализованный — не значит нереализуемый. Мы же не знаем механизмов селекции вариантов и реализации. Нас не спрашивают, такую их мать… Вот я и решил на всякий случай подстраховать историю.

Я еще отхлебнул и сплюнул. Убеждать его сейчас было бы потерей времени: Борич был весь еще налит адреналином; только что из ушей не капало.

— А истребители-то зачем?

Он пожал плечами:

— Чтобы отбить у них охоту. От простой драки толку было бы мало: конечно, мы им вложили бы — но они опять пошли. А это для них — полная чертовщина.

— Подумают — померещилось. Да и свидетелей не осталось…

— Зато с нашей стороны — сколько угодно. А историческое оправдание у меня есть, я все заранее продумал. Нормальные гарпии — железные птицы с соответствующим вооружением…

— Кстати — а откуда самолеты?

— Оружие Четвертой Мировой. Из ВВС Тихоокеанской Федерации. Точное время указать не могу: это нереал, понятно.

Я махнул рукой.

— Ладно, обидно только, что заставил меня зря терять время.

— А это еще как сказать…

— Собирайся. Дела ждут.

Борич отрицательно покачал головой:

— Извини, но я отсюда — никуда. Сейчас, во всяком случае. — Он сладко потянулся. — Я ж тебе сказал: мечта всей жизни — вот так: в седле, по степи, и никакого над тобой начальства…

— Махновец ты, — сказал я. — И узурпатор.

— Не обидно. А узурпации никакой не было. Я к ним — он кивнул в сторону — явился очень удачно: в соответствии с преданием. И без всякого заявления с моей стороны тут же оказался избранным в вожди. Глядишь, еще князем стану. Да не колотись ты: это ведь второй уровень ПС, практически — без выхода в нашу явь. Нереал.

— Силой тебя, что ли, умыкнуть? — подумал я вслух.

— Побереги здоровье, — ухмыльнулся он, покосившись на свое воинство, усердно подкреплявшееся. — Прими, как добрый совет. А что касается Груздя…

Он вроде бы замялся; я насторожился:

— Ну, что еще у тебя там?

Он ответил — уже другим тоном, деловым:

— Помнишь — ты перед моим уходом говорил насчет проекции следа?

Я кивнул.

— Потому я и оказался здесь, на втором уровне. И кое-что разыскал.

— Так… Ну давай, давай, не мотай нервы на катушку!

— Собственно, из-за этого мне и-пришлось затеять всю драчку: оказалось, что в микроконе, где этот след находился, были крестоносцы. И я решил соединить приятное с полезным. Можешь успокоить свою совесть тем, что и ты приложил руку к тому, чтобы этот след добыть.

Я невольно помахал кистью руки; тяжелый клинок основательно ее отмотал.

— Может быть, ты перейдешь к делу?

— Насчет того — где он?

— След, конечно. Что он собой представляет? Скрыт где-то поблизости?

— Если бы так, то был бы я сейчас около него, а не тут. Нет, с этой штукой все в порядке. Я подобрал ее, пока ты вытряхивал из себя пыль после скачки. На, гляди.

Он сунул руку за пазуху и протянул мне старую кривую трубку. Курительную, конечно, не телефонную. Я машинально понюхал ее.

— Хороший табак был. Но это не аргумент.

— Это его трубка. В яви можно будет проверить: помню, есть такая фотография, на которой крупно — он с этой самой штукой в руке. А если так, то — ты сам понимаешь — он был здесь совсем недавно. Счет идет даже не на часы — на минуты, может быть…

Это я и без него знал. В Пространстве Сна всякий может иметь при себе любой предмет из своей (да и не обязательно своей) жизни в Производном Мире; не сам предмет, конечно, в его материальном варианте, но его точную копию, состоящую из того, как мы для простоты называем, кью-вещества, или квази-вещества, из которого мы и сами тут сделаны — вещества, которого в яви просто нет. И такой предмет может существовать неопределенно долгое время — пока находится при тебе или хотя бы в поле твоего воздействия; он вместе с множеством других таких же кью-предметов составляет твой микрокон, твою персональную ячейку в Пространстве Сна. Но стоит тебе уйти из этой среды или, скажем, потерять вещицу — и все начинает медленно таять, так же, как кью-тело убитого или иным образом умершего в ПС человека, любого живого существа. Трубка была потеряна или выброшена; и она успела немного подтаять, это было видно и простым глазом. Сейчас, оказавшись в руках Борича, а потом и в моих, она снова стала возвращаться к нормальному виду.

— Если ты прав, — сказал я, — то Груздь действительно был здесь недавно. По времени этого миникона, конечно. Так или иначе — это уже лучше, чем ничего.