Евгений Гаркушев - Обойдемся без магии! Страница 40

Беседуя, мы подошли к одному из вербовочных пунктов. Около него топтались трое неплохо одетых молодых людей с длинными кривыми саблями.

– Оборванцы так и тянутся сюда, – заметил один из них, явно намекая на нас.

Валия с ненавистью посмотрела на молодых людей – трижды предателей, по ее мнению. Они не узнали ее, они собирались записаться в армию к ее злейшему врагу, они назвали ее оборванкой. Похоже, княжна была недалеко от того, чтобы назвать свой полный титул и броситься на обидчиков с обнаженной саблей. Пареньки, скорее всего, были сыновьями крупных землевладельцев. Они были еще очень молоды. Старшему было не больше двадцати, младшему, скорее всего, семнадцать.

– Что смотришь, худышка? – спросил, глядя на Валию, молодой, довольно крепкий парень с наглыми глазами. – Думаешь, теперь все равны, как кричит Заурбек? Шваль останется швалью.

– Не трогай ее, Рустам, – одернул его старший. – Она просто паршивая овца. А вот другая девочка – ничего. Я не против, если б она обслуживала наш отряд… Ведь женщин в армию Лузгаша тоже принимают. Правда, не для того, для чего брали раньше в нашем бабском княжестве!

Эльфия вспыхнула и потянулась к мечу. Я аккуратно взял ее за руку и оттолкнул в сторону, становясь перед старшим негодяем.

– А ты, косая рожа, хочешь вступиться за подружку? – захохотал молодой человек. – Считаешь себя крутым?

Я не считал себя крутым. Я только не понимал, откуда у такого молокососа столько наглости и самоуверенности. До сих пор никто не называл меня «косым» или «кривым» из-за шрамов. Напротив, у встречных они обычно вызывали должное уважение. Не иначе с утра молодые подонки хватили не по одному стакану вина, покурили травы и нанюхались порошков для храбрости. Да и одеты все мы были вполне прилично. Не с иголочки, но и не в рванину.

Вокруг собиралась толпа. Место для вербовочного пункта было выбрано людное, и зеваки с интересом глазели на назревающую ссору. Мне не хотелось драться – даже в пятую часть своей силы – и тем самым обнаруживать свои умения перед вербовщиком. Но, похоже, другого выхода не было. Я не мог допустить, чтобы безвозбранно оскорбляли мою подругу, да негодяи и не отстали бы от нас просто так.

– Сколько швали собралось, Муса! – подзадоривая главаря, обратился к старшему средний юноша. – Зададим им?

И тут, неожиданно для меня, в дело вмешался низкорослый вербовщик с густыми, затеняющими глаза бровями.

– Не мешать. Порядок не нарушать, – неприязненно бросил он в сторону молодчиков, делая упор на «ш», отчего его голос звучал особенно бранчливо.

– Это ты кому? Нам? – удивился Муса.

– Тебе. И твоим дружкам. Убирайтесь отсюда, да поживее.

– Ты объясняешь мне, как мне вести себя в моем городе? – словно не веря своим ушам, переспросил Муса. – Ах ты, старая обезьяна! И он туда же – на защиту швали! Возомнили о себе!

– Да мы хотели записаться в конный отряд Лузгаша! Но сначала должны узнать, найдутся ли офицерские должности. Вот! – торжественно заявил самый молодой, Рустам.

– Лузгаша называть не иначе как «великий господин», – хмуро сказал вербовщик. Тебя возьмут только в лучники. В добровольческий отряд. Неповоротлив. – Он ткнул пальцем в Мусу. – А ты можешь рассчитывать на должность подносящего копье. Если умеришь свой гонор.

– Что? Да он оскорбляет нас, высокородных беев, собака! – воскликнул Муса, выхватывая саблю.

О нас он уже забыл. Но я о его выходках помнил. И, хотя помогать вербовщику в мои планы не входило, громко сказал:

– Брось саблю, щенок! За нападение на солдат Лузгаша тебя изрубят в капусту.

– Ах ты, оборванец! – заорал молодой дурак, делая выпад саблей в мою сторону.

От выпада я ушел без труда. Мог бы и забрать саблю, но не посчитал нужным.

Вербовщик тем временем пронзительно свистнул, и из-за занавески показалось четверо солдат в волчьих шапках и длинных полотняных плащах, испещренных пятнами неизвестного происхождения. В их руках были кривые ятаганы и волнообразно изогнутые обоюдоострые кинжалы. Один из них на ходу смахнул Мусе голову. Остальные сорвали оружие с его товарищей, пинками повалили их на землю, поставили на молодых людей ноги в пыльных сапогах и застыли, ожидая дальнейших указаний. Сабли парней самый низкорослый солдат Лузгаша занес к себе за занавеску, почему-то воровато оглядываясь.

Толпа испуганно шарахнулась в стороны. Вербовщик криво ухмыльнулся и все с тем же жутким акцентом объявил:

– Богатые папенькины сынки, так называемые высокородные беи, наказаны за то, что пытались обидеть простой народ Бештауна, – он сделал жест в нашу сторону, – и оскорбили повелителя Лузгаша, лучшего друга регента Заурбека. Но главное – они были непочтительны к простому народу. Народу, который их кормит. Какое наказание выберете вы для них, уважаемые граждане? Палки или смерть?

– Смерть, смерть! – раздалось несколько пьяных выкриков. Кричали такие же подонки, как те, что лежали на земле.

– Палки! – закричали другие, причем гораздо громче.

– Двадцать палок каждому! – коротко приказал вербовщик.

Его телохранители кривыми ножами, не слишком заботясь о целости кожи наказываемых, срезали пояса молодых людей и сорвали с них штаны. Один из воинов Лузгаша быстро принес из каморки, где они скрывались до этого, тяжелую, обтянутую кожей палку и начал изо всей силы лупить младшего юношу по заду, по ногам и по спине. Тот завыл, но скоро смолк, потеряв сознание. Такая же участь ожидала второго.

– Так будет наказан всякий, кто злоумышляет против народа, – заявил вербовщик, обращаясь к толпе. – Кто хочет вступить в славную армию Лузгаша? Записывайтесь!

Несколько парней, воодушевленные столь ярко продемонстрированной любовью представителей Лузгаша к простому народу, оттолкнув нас, бросились к столику вербовщика. Расчет чиновника был верен – наказав богатых негодяев, он привлек на свою сторону в десять раз больше людей. Деньги, которые могли дать властителю Луштамга их отцы, были ему совершенно не нужны – у него хватало своих. А слухи, которые разнесутся по городу, будут говорить о сказочном благородстве воинов из армии Лузгаша. Политика верная и в настоящее время беспроигрышная.

Молодые оборванцы должны были понимать, что в армии их станут наказывать еще более жестоко. Но сейчас, на волне патриотических чувств и гражданского самосознания, им было не до того.

Воспользовавшись тем, что вербовщик занят, мы поспешили уйти. Оглянувшись, я заметил, как воины затаскивают обезглавленное тело Мусы в каптерку. При этом они так облизывались, что я бы не удивился, узнав, что в ближайшее время они его освежуют и съедят.