Генри Олди - Кукольник. Куколка. Кукольных дел мастер Страница 44

— Таким образом, подсудимый, однозначно понимая, что его действия могут нанести клиенту психический и моральный ущерб, тем не менее влекомый жаждой наживы, согласился на сеанс контактной имперсонации. Тот факт, что клиент был устно предупрежден о возможных последствиях, не снимает с подсудимого ответственности. Согласно статьям 27 и 28-прим Уголовного кодекса Китты, подобные действия…

Присяжные внимательно слушали.

— …влекут за собой наказание в виде лишения свободы сроком от 3 до 12 лет, в зависимости от степени причиненного ущерба, с последующим запретом на любые ментальные воздействия на планетах, спутниках и искусственных космических объектах, принадлежащих расе Вудун. На основании вышеизложенного я, во имя Тьембла-Тьерра, Вершителя Правосудия, требую признать подсудимого виновным. Я закончил.

Нганга отвесил поклон, качнув плюмажем, и вернулся на свое место.

— Слово предоставляется защите.

Пока синьора Вамбугу выходила к барьеру, который отгораживал присяжных, Лючано бросил взгляд в зал. Там, в задних рядах, сидели его кукольники. Труппа, до сих пор не объявлявшаяся в суде, на финальное заседание пришла в полном составе. Судя по назойливому интересу репортеров, популярность «Вертепа» на Китте взлетела до небес.

Звезды!

Толком рассмотреть всех со скамьи подсудимых не удавалось. Анюта, кажется, плакала. Вот ведь дуреха! Степашка гладил ее по плечу, успокаивал. Молодец. А Никита набычился, сидит чернее тучи. Как бы морду Тумидусу бить не кинулся! С конопатого станется.

Много они, крепостные графа Мальцова, безропотные, безответные, от своего директора добра видели? А вот поди ж ты…

— Уважаемый суд, присяжные братья и сестры! Вы видели, как один за другим рушились бастионы обвинения. Диверсия против Помпилианской Империи, акт личной мести легату Тумидусу, коварный умысел… Остался последний рубеж, за который изо всех сил держится обвинение: противоправное ментальное воздействие. Да, буква Закона нарушена. Я и мой подзащитный этого не отрицаем. Но что важнее: буква Закона или его Дух, вечно живой и неподкупный Тьембла-Тьерра, Лоа Справедливости?! Подумайте, братья! — и найдите в себе гражданское мужество ответить.

Фионина наклонилась вперед, словно пытаясь заглянуть присяжным в душу.

— Справедливо ли осудить человека, который честно предупредил клиента о возможных негативных последствиях? Сей факт установлен следствием, и сам легат Тумидус его не отрицает. Брат Нганга говорил здесь о жажде наживы. Будь это так, будь Лючано Борготта личностью аморальной и меркантильной, как это пытается представить обвинение, — разве он не обезопасил бы себя первым делом? Достаточно было заранее внести в контракт соответствующий пункт и снять с себя всякую ответственность! Разве стал бы человек расчетливый и беспринципный полагаться лишь на благородство и честность своего клиента? И что получил он в ответ на свое прекраснодушие?

Звучный, проникновенный голос. Легкая дрожь — от наплыва чувств. Выверенность жестов — скупых, точных. Такая жестикуляция уравновешивает пафос речи. Иначе выйдет чересчур эмоционально. Замечательный адвокат — Фионина Вамбугу, майомберо фундаментальной одержимости, очень красивая женщина.

Тарталья аж заслушался.

Будь он на месте присяжных — вне сомнений, оправдал бы сам себя. А потом прослезился и вручил бы себе, как невинно пострадавшему от навета, нимб и крылья.

— Братья и сестры, вам предстоит принять нелегкое решение. В ваших руках — судьба человека, который в трудную минуту добровольно пришел на помощь, спас рассудок, а, возможно, и жизни двух других людей. Многие ли из сидящих в зале взяли бы на свои плечи эту тяжесть? Многие проявили бы в критический момент лучшие качества души?! Да, Лючано Борготта оступился. Но не по злому умыслу! Надо ли теперь ломать ему жизнь? Или лучше проявить милосердие и сострадание, как проявил их мой подзащитный — спасая Вату Кваленгу, ученика бокора Матембеле?

Заключительные слова упали гирьками на чашу весов.

— Решать вам. Я лишь прошу вас, во имя Тьембла-Тьерра, вынести оправдательный вердикт моему подзащитному. Я закончила.

«От „последнего слова“, пожалуй, стоит отказаться, — подумал Лючано. — Чтоб не портить впечатление от речи адвоката». Он прислушался к внутренним голосам. Маэстро Карл молчал. И Гишер Добряк молчал. И надежда тоже молчала.

Надежда молчала тише всех.

— Ваша честь, присяжные вынесли свой вердикт.

Пауза. Воздух в зале ощутимо загустел. Кисель ожидания.

— Виновен.

В кисель упала бомба. Гул, протесты, возгласы наслоились друг на друга. Никита, бледный как смерть — даже конопушки поблекли! — рвался вперед, желая вцепиться в глотку легату, судье, присяжным, всем сразу; на нем висели Степашка, Емеля, бутафор Васька… толстушка Оксана хлопотала над Анютой, отпаивая беднягу успокоительными каплями и рыдая в голос.

Почему-то Лючано видел только их — «Вертеп», кукольников.

Остальных — слышал.

— Позор!

— Несправедливо!

— Оправдать!

— Долой помпи…

Репортеры вертелись волчками, пытаясь заснять все и вся: присяжных, судей, Тарталью, адвоката, обвинителя Нгангу, вскочившего легата Тумидуса…

— Тихо! Тихо, я сказал! Сейчас начну удалять из зала!

Серебряный молоток ударил в гонг. Конференц-система разнесла звук по залу, многократно усилив. По мере того как замолкало разгневанное серебро, стихал и шум. Быть изгнанным никто не желал.

«Шоу должно продолжаться. Вернее, шоу еще не закончилось».

Он подозревал, что шоу едва началось. Дальше будет интереснее. Но лишь в одном случае: если смотреть со стороны. А когда тебя ведут на суровых нитках, и не туда, куда тебе хочется…

— Есть ли у потерпевшего какие-либо пожелания? Заявления?

Судья обращался непосредственно к гард-легату.

— Да, ваша честь. Заявление.

Тумидус бросил на Лючано короткий взгляд.

«Презрение? Торжество? Нет. Равнодушие. Так смотрят на вещь…»

— Я желаю воспользоваться поправкой Джексона-Плиния. Соответствующее заявление уже передано мной уважаемому суду. Прошу принять к рассмотрению.

Гард-легат не пойми зачем продемонстрировал судье персональный уником, с которого, видимо, и отправил заявление. Помпилианец был подчеркнуто вежлив, соблюдая все формальности. Он явно старался не дать ни малейшего повода для отказа.