Владимир Контровский - Последний герой нашего времени Страница 57

Алхимик инстинктивно сжался.

Ничего. Не изменилось ровным счётом ничего: за окном всё так же светило солнце и шелестели жёлтой листвой тополя, вытянувшиеся за долгие годы до самой крыши дома. А на экране компьютера вместо свернувшегося окна пускового файла появилась мирная заставка: голубое озеро под синим небом с белыми облаками и зелёные холмы. Ничего не случилось.

«А чего ты ожидал? – заторможено подумал Свиридов. – Что полыхнёт адский огонь, разверзнется преисподняя, и прозвучат трубы Страшного Суда? Эти медные трубы сыграют свою увертюру, но позже, когда яд, который ты впрыснул в глобальную сеть, начнётся действовать. А он начнёт действовать – Вася был профессионалом высочайшего уровня…».

Александр отвёл взгляд от монитора и посмотрел на неподвижное тело Зелинского. Мегабайт лежал в той же позе, и рядом с его разбитой головой по-прежнему стояла на полу статуэтка золотого дракона, задравшего вверх узкую окровавленную морду. Да, ничего не случилось, но Василия Сергеевича Зелинского, умницы и циника, уже не было среди живых.

«Надо звонить в „скорую“… И в милицию, да… Я сделал то, что хотел, а теперь надо платить – в том числе и за то, что я не хотел делать, но сделал…».

Мысли ползли вяло, спотыкаясь и с трудом протискиваясь по извилинам. Александр не думал о том, как бы ему выкрутиться и куда бежать, – он был готов платить за содеянное. Страха не было – была опустошающая и выжимающая нервы усталость, давящая тяжесть, рухнувшая на плечи Александру Николаевичу Свиридову по прозвищу Алхимик.

Он нашёл глазами телефон, стоявший на письменном столе среди вороха бумаг, протянул к нему руку и вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Сердце бунтовало, сдваивало удары; из углов комнаты поползла шипучая темнота, застилающая глаза. Алхимик с усилием встал, пошатнулся, удержался на ногах и медленно побрёл к балконной двери. «Воздуху… – стучало в голове. – Воздуху… Полцарства за глоток воздуха…».

Защёлка балконной двери никак не желала поворачиваться, потом смилостивилась. Свиридов распахнул дверь и привалился плечом к косяку, жадно глотая прозрачный воздух позднего бабьего лета, подкрашенный запахом осенних листьев. Сердце снизило обороты, тьма в глазах нехотя отступила, но вместо неё пришёл какой-то странный звук: низкое басовитое гудение, постепенно нараставшее и усиливающееся. Александр повернул голову, пытаясь понять, откуда идёт этот звук, и замер.

«Драконья голова» светилась, но не привычным голубым рабочим светом, а красным, густевшим и на глазах превращавшимся в багровый. С установкой что-то происходило – она работала сама по себе. Алхимик прервал процесс синтеза несколько часов назад, завершив трансформацию статуэтки дракона – той самой, что стояла сейчас на полу возле мёртвого тела Василия Зелинского, – и отключил всю периферию.

Гудение нарастало, и в глазах Алхимика снова начало темнеть. И откуда-то вдруг пришла уверенность: эта тьма уже не отступит – она пришла по его, Свиридова, душу. «С огнём не шутят, – подумал Александр Николаевич. – Ну что ж, я готов…». Он не двинулся с места – он стоял и ждал, зная, что уже не сумеет ничего изменить. Но страха, как и прежде, не было – было ощущение спокойствия и предопределённости: так и должно быть.

«Драконья голова» шевельнулась. Свиридову захотелось протереть глаза, но он смог только несколько раз моргнуть. А потом он услышал голос: тот самый, который он слышал в своём кабинете два месяца назад – голос Дракона.

«Ты захотел забрать моё золото, человек? – прозвучало в сознании Алхимика. – А ты спросил меня, готов ли я тебе его отдать?»

Очертания «драконьей головы» расплылись, раскрылась неожиданно огромная пасть, и оттуда прямо в лицо Свиридову хлынул поток кипящего пламени.

– Злишься на меня? – Сергей смотрел испытующе, перекатывая в ладонях пузатый бокал, на треть наполненный дорогим коньяком.

– В деловых этических координатах, – Костомаров поднял свой бокал, наблюдая, как солнечные блики тонут в янтарной жидкости, – твой вопрос лишён смысла. Эмоциональные категории «злиться», «радоваться», «испытывать тёплые чувства» и прочие здесь неуместны. Ты добросовестно выполняешь условия нашего джентльменского соглашения, я тоже – о чём ещё говорить? Это ведь твои слова «Надо зарабатывать деньги, а всё остальное – суета беспонтовая», так чего это тебя вдруг на лирику потянуло?

Он отпил коньяк, поставил бокал на столик, откинулся на спинку кресла и добавил:

– Я доволен своим нынешним статусом, ты – тоже, так в чём проблема? Или Дианку нашу охотницу поразила внезапная фригидность?

– Да при чём тут Диана, – Алексеев досадливо поморщился, – она тоже добросовестно выполняет условия нашего с ней джентльменского соглашения. И дела идут… как бы.

– А что тогда твою душеньку тревожит? Что сна-покоя лишает? Я же вижу – неуютно тебе, господин генеральный директор.

Внешне Сергей Леонидович Алексеев, генеральный директор преуспевающей фирмы «Грёзы Музы» выглядел безукоризненно, но не зря Вадим знал его почти двадцать лет – он видел необычную суетливость в движениях Сергея и тень растерянности в его синих глазах.

– Неуютно, – признался директор «Грёз». – Печёнкой чую: зреет что-то недоброе, в воздухе витает. Поговорить с тобой захотелось, по старой дружбе, потому и приехал.

– Поговорить? Так между нами вроде всё уже сказано, Серёга, – зачем пустой базар разводить? А старая дружба – она скончалась… от старости.

Костомаров слегка лукавил. Сидела в нём глухая обида на Сергея, хладнокровно и беззастенчиво отодвинувшего его в сторону в угоду «интересам бизнеса» (точнее, своим собственным интересам), и ему было не слишком по-христиански приятно наблюдать за смятением бывшего друга. Но с другой стороны – он знал звериное чутьё Алексеева: если уж этот хищник забеспокоился, значит, и в самом деле неладно что-то в датском королевстве. Вадим и сам ощущал нечто не очень понятное: это нечто проявлялось в настроении людей, в резко увеличившемся количестве увеселений, на которые эти люди легко тратили деньги, в общей атмосфере, которую так и хотелось назвать предгрозовой. «На пир во время чумы вроде не тянет, – думал он, наблюдая очередную пышную шоу-тусовку с привкусом оргии, – но веселье какое-то натужное, неискреннее. Почему так, в задачнике спрашивается?».

Они сидели в кабинете административного директора Творческого Центра – так официально называлась должность Вадима. В раскрытое окно тёк солнечный свет и лесные запахи; на столе стояла початая бутылка коньяка, привезённая Алексеевым. «Почти как на Сахалине, – подумал Вадим, – где мы когда-то пили коньяк на берегу и строили грандиозные планы. Сколько того коньяка утекло с тех пор…».