Фрэнк Герберт - Дети Дюны Страница 72

Джессика задумалась над этим, вставая из кресла. Мысли ее вернулись к сигналам руки Фарадина. Его боевой язык настолько был в стиле Атридесов! Это указывало на тщательный анализ. Кто-то здесь сознательно подражал Атридесам.

— Ты, конечно, захочешь, чтобы я обучила тебя так, как учат в Бене Джессерит? — спросила Джессика.

Фарадин ликующе ей улыбнулся.

— Именно то предложение, перед которым я не могу устоять, — сказал он.

Глава 31

Пароль был сообщен мне человеком, умершим в темницах Арракина. Видишь ли, это там я получил это кольцо в виде черепахи. За городом был САК, где меня спрятали мятежники. Пароль? О, с тех пор он менялся множество раз. Был он: «Настойчивость». А отзыв: «Черепаха». Они и вывели меня оттуда живым. Вот почему я ношу это кольцо: оно мне служит напоминанием.

Тагир Мохандис.

Беседы с другом.

Лито был далеко в песках, когда услышал, как сзади к нему приближаются червь, привлеченный тампером и запахом спайсовой пыли, которого Лито рассеял вокруг мертвых тигров. Хорошая примета в начале их плана — чаще всего черви бывали очень редкими в эти местах. Червь не то что был важен позарез, но очень в помощь. Ганиме не понадобится объяснять исчезновение тела.

К этому времени, он знал, Ганима уже внушила себе, веру, что он мертв. Лишь крохотная изолированная капсулка осталась в ее сознании, наглухо запечатанная память, которую отворят лишь слова, произнесенные на древнем языке, известном только им двоим во всем космосе. «Зехер Нбиу». Если она услышит эти слова: «Золотая Тропа»… лишь тогда она его вспомнит. До тех пор — он мертв. Теперь Лито и вправду был одинок.

Он припустил беспорядочным шагом, шум от которого воспроизводил естественные шумы пустыни. Ничто в его передвижении не поведает червю, что здесь движется человек Так глубоко был заложен в Лито подобный способ ходьбы, что ему не надо было и следить за собой. Ноги шли сами по себе, не допуская никакой размеренности и ритмичности. Любой звук из-под его ноги мог быть приписан ветру, самоосыпанию песка. Нет, никакой человек здесь не идет.

Когда червь позади него закончил свою работу, Лито скрючился за дюной, вглядываясь в его сторону. В сторону Спутника. Да, он от него достаточно далеко. Лито установил тампер, — призывая свое средство передвижения. Червь подоспел так быстро, что Лито едва успел занять нужную позицию до того, как червь поглотил тампер. Когда червь шел мимо, Лито взобрался на него по крючьям Создателя, раздвинул чувствительную направлявшую кромку кольца и направил неразумное животное к юго-востоку. Червь был небольшой, но сильный. Лито ощущал мощь в его изгибах, пока тот со свистом скользил по песку.

Дул попутный ветер, Лито ощущал исходивший от червя жар от трения, благодаря которому внутри червя начинал образовываться спайс.

По мере продвижения червя, путешествовал и ум Лито. В первую поездку на черве его брал с собой Стилгар. Лито надо было только позволить своей памяти течь свободно, и ему становился слышен голос Стилгара: мягкий и точный, полный вежливости, из другого века. Не для Стилгара — угрожающе раскачиваться после спайсовой попойки, не тот это Свободный. Громкий голос и неистовства времен нынешних — тоже не для него. Нет — Стилгар блюдет свой долг. Он — наставник царственных отпрысков: «В древние времена птицам давались имена по их песням. У каждого ветра было свое имя. Ветер в шесть щелчков назывался Пастаза, в двадцать щелчков — Куэшма, в сто щелчков -Хейнали, толкатель людей. Затем был ветер демона открытой пустыни -Хулазикали Вала, ветер, сжирающий плоть».

И Лито, уже все это знавший, кивком выразил свою благодарность мудрости подобных наставлений.

Но еще много чем мог полниться голос Стилгара.

«Были племена в древнее время, известные как охотники за водой. Их называли Идуали, что означает „водные насекомые“, потому что эти люди не колебались отнимать воду у другого Свободного. Если они настигали тебя одного в пустыне, то не оставляли тебе даже воду твоего тела. И место, где они обитали, называлось съетч Джакуруту. Затем другие племена объединились и уничтожили Идуали. Было это давным-давно, даже еще до Кайнза — в дни моего пра-прадедушки. И стогодня вплоть до наших дней ни один Свободный не вступает в Джакуруту. Это табу».

Вот так Лито напоминали о знаниях, покоившихся в его памяти. Это был важный урок для понимания, как работает память. Одной памяти недостаточно, даже для того, чье прошлое так многолико, как у Лито, до тех пор пока не научишься ей пользоваться и не оценишь ее ценность беспристрастным судом. В Джакуруту будут вода, ловушка для ветра — все, чему положено быть в любом съетче, плюс несравнимая ценность того, что ни один Свободный никогда не отважится туда заглянуть. Многие из молодых даже не знают, что когда-то вообще существовало такое место, Джакуруту. Да, конечно, они знают о Фондаке, но ведь это — обиталище контрабандистов. Идеальное место, чтобы спрятаться мертвому — среди контрабандистов и мертвых других времен.

«Спасибо тебе, Стилгар».

Перед зарей червь устал. Лито соскользнул с него и пронаблюдал, как тот зарывается в дюны, со свойственной для этих животных медлительностью в таких случаях. Он уйдет вглубь, схоронить там свое дурное настроение.

«Я должен переждать день», — подумал Лито.

Он взошел на дюну и тщательно осмотрелся. Пустота, пустота, пустота. Только колышущийся след исчезнувшего червя — вот и все.

Тихий крик ночной птицы призвал первую зеленую линию света вдоль восточного горизонта. Лито зарылся в песок, затаиваясь, завернулся в стилтент и выставил наружу трубку пескошноркеля, чтобы дышать через нее. Долгое время до того, как к нему пришел сон, он лежал в своей искусственной тьме, размышляя над прикрытым им с Ганимой решением. Он не все ей рассказал о своем видении, и не обо всех выводах, из этого видения вытекающих. Как он понимал сейчас, это было именно видение, а не сон. Но изюминка его была в том, что Лито видел как бы видение видения. Если существовали какие-то доводы, способные убедить его, что его отец жив, то они заключались в этом двухслойном видении.

«Жизнь пророка запирает нас в его видении, — думал Лито. — И пророк может вырваться из этого видения, лишь устроив себе такую смерть, которая этому видению противоречит». Именно так и явилось это в двойном видении Лито, и, по его разумению — это было связано со сделанным им выбором. «Бедный Иоанн Креститель, — думал он. — Если б только у него достало мужества умереть как-то иначе… Но, может быть, его выбор и был самым мужественным. Откуда мне знать, перед какими альтернативами он предстал?

Хотя я знаю, перед какими альтернативами стоял мой отец».