Олег Кожевников - Командарм

Олег Кожевников

Будущее в тебе: Командарм

Серия «Военная фантастика»

Выпуск 116

Оформление Владимира Гуркова

Глава 1

Ставшее уже привычным басовитое урчание двигателя «хеншеля» начало убаюкивать мой мозг. Этот трофейный трёхосник стал настоящим домом, штабом, да много чем, не только для меня, но и для Шерхана, Якута, красноармейца Лисицына и ещё трёх бойцов. Иногда вся эта наша гоп-компания вызывала у меня внутренний гомерический хохот. Ещё бы – формально старший сержант Асаенов (боевой позывной Шерхан) персональный водитель командира шестого мехкорпуса генерал-майора Черкасова, то есть меня, а на самом деле этот хитрющий татарин обучил водительскому ремеслу молодого красноармейца Лисицына и спихнул на салагу свои обязанности. После чего спокойно дрых в кузове во время перемещений по фронтовым дорогам Белостокского выступа. И не просто отсыпался после напряжённой боевой работы, а наверняка потреблял в тёплой компании генеральские харчи – вернее, то, что раздобыл у штабных интендантов, прикрываясь моим именем. А тёплая компания у него была знатная: во-первых, это его старый друг, ещё с Финской войны, сержант Кирюшкин (боевой позывной Якут), по внешнему виду которого и не подумаешь, что этот скромный тихий человек может сделать кому-нибудь плохо. Однако Якут уничтожил столько врагов, что их могилами можно было заполнить довольно большое кладбище. Снайпер и следопыт Кирюшкин был великолепный, и я верил его словам, что до призыва в армию он был лучший охотник-промысловик в своём районе. А район, в котором сержант проживал до призыва в армию, по площади побольше, чем какая-нибудь Швейцария. Правда, расположен был в Восточной Сибири, а население имел меньше, чем проживало в одном кантоне этой не маленькой европейской страны. И почти тридцать процентов жителей сибирской Швейцарии принадлежало к той же малой народности, что и Якут. Оленевод, как его в шутку обзывал Шерхан, всё грозился пулями навести маникюр пальцам своего приятеля. Как бы намекая этим, что тому пора не зубоскалить, а заняться своим внешним видом – хотя бы постричь свои ногти, напоминающие когти хищника.

Вот примерно так эти мои боевые братья, ещё со времён Финской войны, пикировались в свободное от боёв, сна, перекусов и передачи опыта другим бойцам время. А если прямо сказать, свободного времени после 22 июня практически не было. Вот и сейчас, несмотря на мои предположения о том, что подальше от глаз командира в кузове ребята сладко дрыхнут (объевшись трофейными продуктами), присутствует и мысль, что, может быть, всё это и не так. Что они настолько правильные бойцы, что более опытные Шерхан и Якут обучают молодёжь, как сподручнее давить фашистов, а трое из ларца всему этому внимают, становясь всё опытнее и опытнее. Не зря же трое земляков-рязанцев буквально на моих глазах превратились из беспомощных щенков в настоящих волкодавов – бойцов, способных сразиться с самыми подготовленными немецкими диверсантами. Конечно, чувствуется подготовка в роте, работа теперь уже капитана Курочкина (боевой позывной Ряба). Это ещё один мой боевой брат по Финской войне, ставший там комвзвода в роте, которой я командовал. После призыва рязанцы проходили обучение в батальоне Рябы, однако и то, что умеют Шерхан или Якут, в их боевых навыках тоже присутствует. Хорошие бойцы получились из этих парней – вполне можно доверить им прикрывать свою спину в любой заварушке.

«Хм… трое из ларца», – внутренне усмехнулся я. Хоть и в полусне, но характеризовал я этих ребят верно. Похожие друг на друга, они появлялись неожиданно из крытого брезентом кузова «хеншеля» и быстро решали возникшие проблемы. Кого нужно арестовывали (это когда требовалось навести порядок в дивизиях 6-го мехкорпуса), а при встречах с немцами раздавали тем тумаки, и неслабые (как это было при захвате участка железной дороги на польской территории вблизи города Сокулки). Этим они для меня и ассоциировались со сказочными персонажами, а ещё тем, что были земляками и все призывались из Рязанской области, пускай из разных районов, но повадки и характеры у них были похожие. По этим ребятам становилось понятно, почему Россия стала независимой, и никто её не мог покорить. Попробуй покори таких орлов – их можно только убить, но заставить, чтобы чужеземец диктовал свою волю, это было невозможно. Свой – да, свой мог гнуть их в бараний рог, и они это терпели, правда, матеря его между собой. Вот, например, как Рябу – как он их только ни дрючил, воспитывая из парней настоящих бойцов, а ненависти у ребят к нему не было, только уважение заработал своей требовательностью. А я это знаю – сам как-то случайно подслушал их разговор о жизни в армии и о дальнейших планах. Если бы это слышал какой-нибудь комиссар, то мотать ребятам срок за антисоветчину где-нибудь за Полярным кругом. Ну а для меня главное был патриотизм ребят, а на идеологию мне было глубоко наплевать. Не любят коммунистов, ну и чёрт с ними. Главное, жизни готовы отдать за свою большую и малую родину.

Мысль о комиссарах резко изменила настрой. Благодушные и слегка ироничные мысли о ребятах, располагающихся сейчас в кузове, сменились тоской о погибшем друге, бывшем как раз комиссаром 681-го артполка, Осипе Шапиро. Да, мой старый дружище погиб. И не банально, как сейчас погибало множество людей – шальная пуля, осколок бомбы или снаряда, а героически, пожертвовав собой ради нашей победы. Вызвал огонь артиллерии на себя, когда держать позиции не было никакой возможности. Он лично упросил меня отдать приказ перенести артиллерийский огонь по позициям дивизиона, которым в тот момент командовал. А последствия огня целого полка 152-мм гаубиц ужасны – всё живое и не живое тоже в районе падения тяжёлого снаряда переставало существовать. А по позициям дивизиона, над которым взял командование Ося, гвоздило 48 гаубиц. После боя я лично посетил позиции героического артдивизиона – была робкая надежда, что Ося, пускай раненый или контуженый, но всё-таки найдётся. Но после нескольких минут карабканья по многочисленным воронкам, на дне которых всё ещё присутствовали лужицы крови, а в вырванной земле проглядывали фрагменты человеческих тел, одетых не в нашу форму, все мои надежды умерли.

Невозможно было уцелеть в такой мясорубке. И отозвав ребят, тоже занятых бесполезными поисками, направился на позиции штабной батареи. Вот там усилия оказались не напрасны – удалось отыскать троих наших тяжелораненых и одного контуженого. Про немцев я и не говорю, их было гораздо больше. Но с ними было проще – пнул тело в чужой форме, и если оно начинало подавать признаки жизни, то оттащил на ровную площадку недалеко от сгоревших КВ под присмотр радистов, один из которых исполнял роль санитара, а второй охранника и одновременно занимался рацией – был, как говорится, на связи. А причина грубого обращения с ранеными немцами была очень проста – эти сволочи в упор добивали наших раненых. Вот и причина, почему их было найдено так мало, хотя позиции штабной батареи никто не забрасывал крупнокалиберными снарядами. С нашими ребятами мы обращались совсем по-другому. Если повезло и прощупывался пульс в районе сонной артерии, то тут же к найденному герою подбегали минимум двое и, конечно, Шерхан, который обрабатывал обнаруженное ранение, а затем со всевозможными предосторожностями бойца переносили на носилках к «хеншелю». Вот там раненым начинал заниматься Якут, который, что-то приговаривая, разматывал наложенную Шерханом лёгкую повязку, а затем посыпал открытую рану каким-то зеленоватым порошком из своих запасов. Шаманил, одним словом. Что интересно, после его манипуляций тяжелораненый спокойно засыпал.

Только один раз Якуту не удалось использовать свой чудо-порошок – открытых ран на пациенте не было. Да и пришёл он к «хеншелю» на своих ногах, только поддерживаемый красноармейцем Тюриным (одним из рязанцев). Хотя на человеке была командирская форма, но сразу я его не узнал. Ещё бы – вся форма и лицо были измазаны землёй, а глаза стали красные от лопнувших в белках кровеносных сосудов. Но, даже не узнав, я всё равно обнял этого парня, а затем, собственноручно смочив носовой платок, начал обтирать лицо герою. Лучше бы я этого не делал, измазанное землёй оно выглядело менее страшным, а когда вода смыла землю, то такие лица мало видели даже опытные врачи-травматологи. Сплошной вздувшийся кровоточащий синяк, а не лицо человека. От открывшегося зрелища меня передёрнуло, и от неожиданности я выронил фляжку.

Наверное, действия по поднятию фляжки с земли очистили мозг от шелухи, связанной с внешностью командира, добравшегося до «хеншеля». Наконец-то я его узнал, это был старший лейтенант Сытин, практически перед самой атакой немцев назначенный мною формировать миномётный дивизион из трофейной матчасти. Он был опытный миномётчик, до войны служил в учебном миномётном дивизионе. После начала немецких бомбардировок и гибели всего руководства учебного дивизиона, не поддался панике, сумел навести порядок среди выживших курсантов и преподавателей и во главе получившегося подразделения начал выдвигаться к Белостоку. Цель Сытина была добраться до штаба 10-й армии и уже от старших командиров получить приказ на дальнейшие действия. Вот во время этого движения подразделение, сохранившее дисциплину, было встречено моим комиссаром, который согласно приказу направлялся в Сокулки. Надо знать моего комиссара, чтобы понять, что мимо такого подарка, как бесхозная боеспособная часть, он не проедет. Объяснив Сытину, что штаба 10-й армии в Белостоке уже давно нет, и вообще чёрт знает, где этот штаб сейчас находится, Фролов переподчинил это подразделение штабу 7-й ПТАБр. Сначала хотел использовать этот подарок судьбы как пехотное прикрытие штабной батареи, но потом появился я с целой кучей трофейных миномётов и боеприпасов к ним. И естественно, после доклада Фролова я посчитал неразумным использовать обученных специалистов как пехоту. И приказал начинать формировать отдельный миномётный дивизион, подчиняющийся непосредственно штабу 6-го мехкорпуса. Идея-то была правильная, но вот немцы не дали её исполнить, впрочем, как и много других нужных вещей. О силе и стремительности их удара я даже и помыслить не мог. Да никто не мог! Вот Сытин и попал под эту раздачу больших звездюлей. Ещё повезло парню, что жив остался.