Стоп. Снято! Фотограф СССР (СИ) - Токсик Саша Страница 9

— Карманы выворачивай! — требует он. — Показывай, что украл?!

Растягиваю свои шорты в стороны, словно собираюсь сделать книксен.

— Нет у меня карманов, — объясняю. — И не крал я ничего.

Смотрю я на него, и не страшно мне ни разу. Он весь аккуратный, выглаженный, словно сошедший с плаката "Милиционер на страже социалистической законности". После столичных ОМОНовцев в шлемах-скафандрах, с демократизаторами в руках он, не смотря на строгое лицо, напоминает мне дядю Стёпу из детской книжки.

— А почему убегал?! — продолжает давить он.

— Бегом занимаюсь, — терпеливо объясняю, — к сдаче ГТО готовлюсь.

Охотничьи рефлексы милиционера переходят в замешательство. Жертва не паникует, не пытается убежать. Поэтому и тональность меняется.

— Ваши документы, гражданин.

Снова, уже молча демонстрирую отсутствие карманов. Служитель закона хлопает глазами. Вроде как и отпустить меня теперь неправильно, зря, что ли, он меня ловил. И оснований для задержания нет.

— Пройдёмте в отделение, — решается он.

Пожимаю плечами. Вот и побегал. Километра полтора от силы. С другой стороны, познакомлюсь с местной системой правопорядка. То, что она бдит, я уже заметил. Пока идём, разглядываю лейтенанта. Про таких говорят "морда рязанская". Широкое добродушное лицо, нос пуговкой, пухлые губы. Глаза сурово прищурены.

Идти нам недалеко. Небольшое двухэтажное здание цвета охры ютится рядом с райкомом. Рядом припаркованы Жигули третьей модели, выкрашенные в жёлтый цвет с синей полосой, с мигалкой на крыше и мотоцикл с коляской. На входе табличка "Отдел милиции Берёзовского райисполкома".

Внутри нет ни дежурного с автоматом, ни тамбуров с решётками. Обычная контора, вроде ЖЭКа, только на стене висит стенд "Их разыскивает…" с угрюмыми физиономиями уголовников. Руки бы отбить тому, кто их снимал. На этих портретах их мать родная не узнает.

Не чувствую за собой никакой вины, поэтому с любопытством оглядываюсь. Словно в кино старое попал. "Следствие ведут знатоки". Если кто-то, кое-где у нас порой…

Заходим в комнату со скучными бурыми обоями. Утыкаюсь взглядом в портреты Брежнева со звёздами во всю грудь, и ещё какого-то незнакомого генерала в парадном мундире, но с простецким крестьянским лицом. В комнате четыре письменных стола, заваленных бумагами, переполненные картонными папками шкафы и выкрашенный белой краской двухъярусный сейф. Пистолеты там хранят, наверное, мелькает мысль.

За одним из столов сидит мужик с усталым и умным лицом в погонах капитана. Он воюет с пишущей машинкой. Нам только кивает и снова утыкается в непокорный агрегат.

— Посиди здесь, — снова переходит на "ты" мой конвоир.

Он придвигает мне стул, а сам исчезает в коридоре.

— Из дома сбежал? — спрашивает капитан.

— Зачем? — удивляюсь я.

— На БАМ, например, — предполагает он, — на комсомольские стройки.

Капитану скучно и он ищет повод отвлечься от ненавистного отчёта. Или что он там печатает.

— В таком виде? — показываю на себя.

— Да, действительно, — соглашается он, — тогда почему ты здесь?

— Это вы у своего коллеги спросите, — пожимаю плечами.

Темы исчерпаны. Капитан с грустью опускает голову.

— В состо… где же ты, блин…я…нии… а…л…

— Хотите, помогу?

— А ты умеешь? — расцветает он.

— Слепым десятипальцевым.

— Садись! — он решительно встаёт.

— В состоянии алкогольного опьянения… использовав… приспособление… нет, погоди… орудие…

— Инвентарь...

— Точно, инвентарь в виде лестницы-стремянки… — капитан вдохновенно ходит по кабинету и диктует —открыто похитил с чердака у гражданки Волобуевой… два десятка яиц и копчёный окорок...

— С особым цинизмом, — подсказываю я.

— Нет, про цинизм не надо, — задумывается он, — хотя звучит хорошо. После чего скрылся с места преступления путём перелезания через забор...

Вошедший младлей застаёт нас почти приятелями.

— Степанов, ты за что парня задержал?

— За нарушение общественного порядка и мелкое хулиганство, — мстительно заявляет лейтенант. — Он за гражданкой Подосинкиной через забор подглядывал и оскорбления ей выкрикивал. А когда меня увидел, сбежать решил. Только от меня не уйдёшь! Я сначала подумал — украл чего. А потом сообразил — подглядывал!

— Ты за Подосинкиной подглядывал?! — капитан глядит на меня, словно я его предал. Мол "и ты, Брут!".

— Ни за кем я не подглядывал! — возмущаюсь, — Я бегом занимаюсь, к ГТО готовлюсь. А она зарядку делала, я ей "физкульт-привет" пожелал. У меня половина улицы свидетелей. Меня до этого Ульяна Дмитриевна видела, учительница моя. Как я мог бегать и подглядывать одновременно?

— А Подосинкина что говорит?

— Так я её не спрашивал, — утыкается глазами в пол лейтенант Степанов. — увидел, как этот убегает… и за ним следом!

— Рефлексы у тебя, Степанов, как у борзой собаки, — говорит капитан, — тебя на стадион пускать нельзя. Вдруг вдогонку за кем-нибудь кинешься.

Младлей густо краснеет от такого разноса, да ещё и в присутствии постороннего.

— И вообще, что ты в той стороне делал? Там не твой участок.

— Прогуляться решил перед работой.— он зло зыркает в мою сторону, словно это именно я выставил его в неприглядном свете перед начальством. — Воздухом подышать.

Так вот кто у нас, оказывается, поклонник питерской редакторши. Причём, похоже, тайный. А я встал на пути у высоких чувств. Проницательный капитан приходит к тем же выводам.

—У тебя, Степанов, теперь два варианта, — предлагает он, — либо ты идёшь к гражданке Подосинкиной и берёшь от неё заявление, как от потерпевшей, либо извиняешься перед гражданином Ветровым и отпускаешь его на все четыре стороны.

Опачки, а он меня, оказывается, знает. Хотя чему удивляться. Тут все и всех знают. Это только у меня с этим сложности.

Лейтенант сжимает челюсти и берёт под козырёк:

— Приношу свои извинения, ошибочка вышла. Можете быть свободны, гражданин Ветров.

— Никаких проблем, всё понимаю… служба… — примирительно говорю я, но лицо лейтенанта не смягчается. Он молча разворачивается на каблуках и уходит.

Кажется, я приобрёл недоброжелателя. Хорошо, если не ревнивого соперника. Был бы ещё повод для ревности.

Подосинкина, фамилия-то какая чудесная. Очень ей подходит.

— Его зовут, случайно, не Степан?

Капитан удивлённо вскидывает глаза, а потом заливается хохотом.

— "Постовой Степан Степанов был грозой для хулиганов..." — цитирует он, — Нет, его зовут Николай.

— Жаль.

— Действительно, — улыбается капитан, чьего имени я до сих пор не знаю. — Но он парень хороший. Горячий только по-молодости. Кстати, а почему ты не на стадионе бегал? — он резко меняет тему. — Почему по улице?

Сочинять очередную небылицу перед капитаном не хочется. Люди умные сразу видят, когда из них пытаются сделать дураков, и очень на это обижаются. Не хватало ещё, чтобы Берёзовская милиция на меня в полном составе ополчилась.

— Вот смотрите, — говорю я, — когда спорт загоняют на стадионы, он становится уделом избранных. Каждый может сказать: "пусть там спортсмены занимаются ногодрыжеством и рукомашеством, а я человек простой. Я после работы водочки выпью, на диване полежу. Я не спортсмен". А когда мимо тебя бежит твой сосед или, например, соседка. Когда у неё подтянутая фигура, здоровый цвет лица, ягодицы… эмм.… в общем, тебе становится стыдно за пивной живот и одышку.

— Личным примером, значит, — задумался капитан. — Сам додумался?

— В журналах прочитал, — я не стал уточнять в каких, а то ведь искать полезет. Мужик дотошный.

— И решил мимо дома Подосинкиной пробежаться, когда она разминку делает? — он хитро прищурился. — Пример ей подать?

Да эта Подосинкина у них местная достопримечательность!

— Просто по дороге оказалось, — честно отвечаю.

— Ну-ну, — он качает головой, — чаю хочешь? С пряниками?