Руслан Бедов - Хранитель бездны

Руслан Бедов

ХРАНИТЕЛЬ БЕЗДНЫ

(фантастическая повесть)

«И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать…»

Пролог

Он вышел на террасу. Под ногами темно-синей дымкой, не спеша разливались сумерки. Одна за одной гасли сигнальные огни посадочных платформ. Очертания этих пирамидальных циклопических строений со срезанной вершиной расплывались в сумраке наступающей ночи, издалека становясь похожими на ряды надгробий. Здесь, на задворках галактики, эта база, превратившаяся за последние годы в город, походила сейчас на заброшенный гигантский погост великой цивилизации. Огромная пирамида энергетического ретранслятора мрачным монументом угрюмо возвышалась над долиной.

Совсем скоро все это будет уничтожено и предано забвению на ближайшие тысячелетия…

Несколько сверкающих дисков последних грузовых челноков поднялись с дальних платформ, обливая прощальным светом опустевший город.

– Абисс Кус, – знакомый голос в голове вывел из оцепенения, – время заканчивается. Корабли Аннака вот-вот начнут. Тебе следует уходить.

– Еще немного, – мысленно ответил он, – не беспокойтесь.

Связь оборвалась.

Абисс горько усмехнулся. Сколько времени прошло с тех пор, когда он в последний раз переводил это свое новое имя на русский язык? Когда он вообще в последний раз говорил или думал на русском языке?

Да, это было у самого края Бездны, когда он пытался спасти Марину…так давно, будто в ужасном сне…

Не наступившее еще прошлое, словно песок через мелкое сито времени ускользало из воспоминаний безвозвратно, и он уже давно к этому привык. Планета, которую когда-то назовут красивым именем Земля, теперь тоже уходит из его жизни навсегда.

– Хранитель Бездны, – произнес он вслух, – таково его имя теперь, в нем его судьба и его жизнь…

Окинув взглядом уже затопленную ночью долину, Абисс вернулся к себе в опустевшую комнату. В дальнем углу тускло-фиолетовым маревом сияло облако записывающего устройства. В энергетической дымке размером с баскетбольный мяч, окутанный сетью золотистых разрядов завис черный информационный кристалл в виде небольшого диска.

Абисс подошел ближе. Здесь запечатлена его биография. Нет, не прошлая, а будущая. Описана жизнь человека, которому предстояло родиться на свет спустя двадцать тысяч лет. Таковы парадоксы бытия…

Абисс трудился над своей автобиографией долго, – благо, времени было более, чем достаточно. Сколько именно он не знал, поскольку уже мог себе позволить не наблюдать дни и годы.

Теперь работа закончена, и оставалось только добавить последний штрих, – предисловие…

…В моей прошлой жизни, в том мире, которого еще нет, я часто любил в ясную ночь выходить в открытое поле и долго смотреть на небо.

Я наблюдал за звездами, пытаясь осознать то пространство, которое простирается между мною и ними. Осознание не приходило, как бы я ни старался. И дело тут даже не в умопомрачительных миллиардах километров. Напротив, звезды, – это бесчисленное множество небесных жемчужин, казались мне совсем близкими – только руку протяни… И чем больше я думал об этом контрасте реальности и ощущений, тем более четким становилось убеждение, что нет на самом деле никаких расстояний. Во Вселенной вообще нет разделенности.

Нет большего или маленького, не существует различия между материей и пустотой. Но все существующее – единая вселенская сущность, наделенная невообразимой творческой силой, беспредельной мудростью и умиротворяющей гармонией. То, что случилось со мной, могло случится, или даже происходит прямо сейчас, с кем угодно еще в разных уголках Вселенной, во многих ее измерениях и на большинстве временных магистралей. Это своеобразная форма существования и развития Мироздания, неотъемлемой частью которого являюсь я и все человечество, которое существует, существовало, будет и могло бы существовать.

Глава первая

Михаил Владимирович сидел в своей обычной позе со скрещенными ногами на холодном полу школьного спортзала. Я неслышно вошел и присел на колченогую скамью у стены, с интересом наблюдая за учителем.

Я посещал его занятия по йоге чуть более года, но только сейчас почему-то вдруг заметил, как он стар. Никто из его весьма немногочисленных учеников точно не знал, сколько ему лет, да и меня это как-то не особенно интересовало. Все, что я знал о Михаиле Владимировиче наверняка, так это то, что он первоклассный учитель йоги, мастер каратэ и специалист по ведической культуре. Все остальное как-то ускользало из поля моей заинтересованности.

Михаил Владимирович всегда был одет в неизменно белоснежное кимоно, перехваченное черным поясом. Наверное, это покажется странным, но я никогда не видел учителя в другой одежде – вероятно, совпадение. На груди у мастера красовался диковинный амулет в виде китайского дракона. Михаил Владимирович всегда в шутку говорил, что этот дракон достанется самому лучшему его ученику. Во время групповых занятий каждый из нас благоговейно поглядывал на амулет. Ведь по слухам, за сорок с лишним лет, он ни разу не сменил хозяина. Неужели за все время так никто и не удостоился звания лучшего ученика? Что это: чрезмерная строгость учителя или или что-то еще? Я склонялся к другому варианту. Когда однажды спросил Михаила Владимировича об этом, он внимательно взглянул на меня, улыбнулся в седую бороду, ничего не ответив.

Так как время индивидуального занятия уже началось, а учитель продолжал медитировать, я стал делать упражнения для разминки, как обычно.

– В чем смысл твоих тренировок? – неожиданно раздался голос Михаила Владимировича.

От неожиданности я остановился и вопросительно посмотрел на учителя.

– Ты услышал мой вопрос, – сказал он.

Может быть дело было в том, что в пустом спортзале голос был гулким и отдавал эхом, но мне показалось, что Михаил Владимирович говорил непривычно сурово и даже торжественно.

Я хорошо помнил, что заставило меня сорвать листик с телефоном на доске объявлений годом раньше. Жизнь напоминала бег таракана по раскаленной сковороде. Мы разошлись с Мариной, не отметив даже трехлетнего юбилея после того, как она потеряла ребенка, – потом все начало рушиться…

Я метался от одного края жизненной сковороды к другому в надежде достигнуть чего-то, но в итоге обнаруживал себя бегущим босиком по раскаленным углям в очередную неизвестность со все слабеющей надеждой добраться до цели, о которой не имел представления.

Тогда-то я и познакомился с Михаилом Владимировичем, учителем йоги с амулетом на шее. Теперь я понимаю, что причина некоторых улучшений в моем восприятии крылась совсем не в йоге, как мне тогда казалось. Она была лишь неким инструментом в руках умелого мастера.

Но настоящее понимание пришло намного позже. Тогда, во время последнего занятия, я пребывал в тумане щадящей неосознанности и, услышав неожиданный вопрос, подумал только о благотворном влиянии медитаций на мой организм…

– Ты ошибаешься, если думаешь, что я занимаюсь с людьми только для того, чтобы у них улучшилось пищеварение, – тихо произнес Михаил Владимирович.

В тот момент появилось отчетливое ощущение, что он читает мои мысли, и они ему не нравятся.

– Тебе необходимо научиться отличать главное от второстепенного, – продолжал учитель, – а также иметь мужество отказаться от второго в пользу первого. В противном случае твои занятия не стоят ничего. Иди и подумай об этом.

– А как же… – я хотел было возразить, но Михаил Владимирович посмотрел на меня так, что слова застряли в горле.

Я вышел из спортзала в раздевалку со смешанными чувствами. С одной стороны я понимал всю серьезность слышанного во время самого короткого за год занятия, и соглашался, что необходимо еще многое осознать. С другой стороны, Михаил Владимирович мог бы найти более благовидный способ отменить занятие. Кроме того, это был первый раз, когда встреча отменялась без предварительной договоренности. Происходящее должно было встревожить, но я списал все на старческие причуды.

Обычно сплю крепко и без снов. Но в тот вечер уснуть почему-то не получалось. Несколько раз я вставал, выходил на балкон, глотал свежий ночной воздух, и снова возвращался под одеяло. Даже порывался набрать номер Марины (в последнее время мы по очереди звонили друг другу по всяким мелочам), но было уже поздно и не хотелось вдруг услышать в трубке голос ее нового хахаля.

Что-то меня беспокоило, но я не мог понять, в чем именно дело.

Одолевало чувство, обычно появляющееся в преддверии больших перемен или перед бедой. Как это со мной бывает в таких случаях, я снова и снова перебирал события ушедшего дня, просчитывал все возможные и даже невозможные последствия того, что произошло. Несколько раз возвращался к странному поведению Михаила Владимировича на тренировке, но ничего придумать так и не смог. Мучимый странными предчувствиями, около двух часов ночи я все-таки заснул.