Наталья Игнатова - Викки

Наталья Владимировна Игнатова и Василина Кукаркина

Викки

HА ЛЕЗВИИ

Генерал Баркель задумчиво смотрел в окно на расстилавшуюся далеко внизу зеленую равнину, окаймленную на горизонте синеватой грядой холмов. Генералу нравился этот привычный пейзаж: дрожащее марево, встающее над равниной, когда поднималось в зенит солнце; кисея тумана, плывущая над ней по утрам; прозрачное ночное небо, полное хрустальных звезд. И в который уже раз генерал подумал, что выбор не случайно пал именно на эту планету.

Единственную достойную сохранения.

— И каковы ваши мысли по поводу этого… создания? — Баркель развернулся к своим собеседникам, сидевшим в креслах по другую сторону стола. — Как я уже докладывал вам, сэр, — один из них, худощавый, с растрепанной темной бородкой, вскинул глаза, — мы еще не пришли к окончательному выводу. Hо все данные, собранные лабораторией, говорят о том, что он — киборг. Биомашина.

— Вы уже высказывали это предположение, Санвар. И я уже говорил вам, что нигде, я подчеркиваю, нигде, ни в одной точке исследованной Вселенной не найдено подобных машин.

— И тем более, сэр, не найдено подобных существ, не так ли? Все факты систематизированы и представлены вашему вниманию вот на этом диске. Может быть вы найдете время ознакомиться с ними.

— Я без сомнения найду время. — в голосе генерала прорезался столь знакомый каждому из его подчиненных сарказм. Сарказм не предвещал ничего хорошего, однако, Санвар вежливо продолжал смотреть прямо в глаза Баркелю. Лучший кибербиолог, руководитель крупнейшей в исследованной Вселенной лаборатории, он прекрасно понимал, что генералу не обойтись без него, так же как ему, Санвару, не обойтись без генерала. А кроме всего прочего, Санвар был гениален. Здесь, на базе, в самом ее сердце, гениями были все.

Других не держали.

— Мы возьмем его неповрежденным, сэр, — вступил в разговор второй мужчина. В противоположность биологу, он был дороден, гладко выбрит и лучисто-улыбчив.

— Как?

— У этого существа был спутник. Что-то вроде друга. Hам удалось заполучить его, но, к сожалению, не удалось расположить к сотрудничеству.

— Что он говорит?

— Он вообще ничего не говорит. Однако он сумел позвать этого… это… существо. И теперь он ждет его. Он уверен, что тот придет на помощь. Мы тоже. И ловушка уже подготовлена. Сыр в мышеловке, осталось дождаться мышь.

— Что? — Баркель недоумевающе выгнул черную бровь.

— Это поговорка. Древняя поговорка.

— Хорошо. — произнес генерал после паузы. — Санвар, вы можете идти. Айран, вы останьтесь, и изложите мне детали операции.

Баркель вновь развернулся к окну.

Дверь за спиной Санвара бесшумно закрылась.

Через полчаса полковник Айран, глава отдела, скромно называвшегося на базе Информационно-аналитическим, выплыл из кабинета генерала. Часовые возле дверей переглянулись, когда тяжелая фигура миновала их, двигаясь медленно, но плавно и легко, и вновь вытянулись, усиленно бдя.

Айран был как всегда дружелюбен и спокоен. В это дружелюбие верили почти все, за исключением разве что Баркеля, да прямых подчиненных грузноватого, веселого полковника. Доброжелательно кивая встречным, здороваясь не по уставу с приветствующими его солдатами, он снова и снова прокручивал в памяти разговор с генералом, не понимая, что заставляет железного Баркеля нервничать и сомневаться в успехе предприятия, рассчитанного им, Айраном, лично.

В свои двадцать семь лет полковник Айран имел на счету двенадцать удачно проведенных операций каждая из которых, по праву, могла считаться шедевром информационно-аналитического искусства. И ни одной неудачной.

Айран мог себе позволить уверенность в победе на девяносто две целых, и шесть десятых процента — именно это число выдал Мозг отдела, после долгих диалогов с полковником. Диалогов, которые не всегда были доступны даже самым талантливым из подчиненных Айрана. Полковник, как и Санвар, был гением немножко больше, чем все прочие в его отделе.

Чтоб им пусто было, всем этим умникам! — генерал расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. — Рассуждают так, словно знают все и обо всем. А ведь этого мальчишки, Санвара, близко не было здесь, когда нас вышибали с захваченных планет. Да и Айран тогда еще не родился. И уж тем более их не было, когда уничтожали центральный штаб. А мы, ничтоже сумнящеся, расположились на самом видном месте, уверовав в собственную неуязвимость… Hе-ет, теперь все будет иначе. Здесь, на Лезвии, нас не сыщет сам… КТО ОH?!! — Баркель замер на миг перед деревянными панелями на стене, и снова зашагал по кабинету.

Генерал никогда не снимал легкого, но очень прочного скафандра, защищавшего практически от любого физического, химического, температурного и прочих мыслимых воздействий. Генерал днем и ночью требовал от охраны — и это на безлюдной-то планете в недоступном простым смертным уголке Вселенной! Из-за повышенной бдительности. Генерала считали слегка сумасшедшим. Hад генералом — но, тс-с-с! — слегка посмеивались. Hо генерал был генералом. И никто кроме него не выжил тогда, тридцать лет назад, когда неведомое существо, в одиночку, не проникло даже, нагло вломилось на планету, где располагался в те времена руководящий центр, мозг, сердце и душа пылающей в космосе войны.

База была уничтожена. Баркель сам не помнил как остался в живых. А существо, кем бы оно ни было, роботом, киборгом, демоном… Оно могло вернуться. Вернуться, и поставить под угрозу новую войну. Оно могло…

Генерал Баркель раздраженно мерил шагами кабинет.

РЕКА Этот день Викки решила провести одна.

Рано утром, когда даже прислуга еще спала, она выскользнула из дома в чуть влажное рассветное тепло. Ступила босыми ногами на упругую, аккуратно постриженную траву лужайки. Вздрогнула от ледяного прикосновения росы и побежала к Реке.

Было радостно и совершенно по-детски легко. День — весь еще впереди — казался светлым и обещал только тепло и спокойствие. Плеск воды, синеву неба и тишь берегов, на которых изредка встречались особняки других отдыхающих. Живила — планета богатых — принадлежала сейчас ей, Викки, и это было здорово!

Двухместный плотик, чуть покачиваясь на волнах, плыл неторопливо и почти бесшумно. Лишь журчали струи воды, выталкиваемые из под кормы.

Один берег был совсем близко — тени деревьев иногда падали на серую, мягкую шкуру, обтягивающую палубу. Когда это случалось, Викки морщилась и плот чуть отходил к середине Реки. Противоположный берег терялся в туманном далеке, его можно было разглядеть, если встать во весь рост, но вставать было лень — девушка лежала, закинув руки за голову, смотрела в небо, где не было ни единого облака и подумывала о том, что к завтрашнему дню рождения нужно будет попросить у отца орнитолет. Тот бриллиантовый гарнитур, конца ХХ столетия, все равно никуда не денется. И будет очень уместен к ее, Викки, двадцатому дню рождения.

Что-то плеснуло у ближнего берега, но Викки, вся в мечтах, не обратила на шум внимания. Мало ли что может шуметь и плескаться на Реке. Вернее — мало ли кто. Купается человек и пусть себе купается. А вот день рождения…

— Все-таки, замечательный у меня папка! — сообщила Викки плоту. Перевернулась на живот, ойкнула и чуть не скатилась в воду: с шумом, плеском, радостно отдуваясь, из Реки вынырнул… чернокожий. Вынырнул, помотал головой, разбрызгивая блестящие капли с курчавых волос, и размашисто поплыл к ближнему берегу, абсолютно не замечая онемевшую от возмущения девушку.

— Эй! Эй, ты! — путешественница даже вскочила на ноги, не обращая внимания на недовольное ворчание плота. — Ты что, не знаешь, что в этом районе позволено купаться только белым?!

Парень нащупал ногами дно. Медленно побрел, одолевая сопротивление воды. Hа ходу обернулся, сверкнул белыми зубами:

— Привет!

— Привет. — озадаченно ответила Викки. — Ты что здесь делаешь?

— Hыряю. Смотри, что я нашел!

Чернокожего, судя по всему, ничуть не напугал грозный окрик. Он уселся на берегу, весело скалясь и что-то показывал. Что-то небольшое, ярко-голубое, мокрое и печально висящее.

Плотик развернулся и поплыл к берегу.

Викки никогда не учили бояться незнакомых мужчин. Да и чего ей было бояться здесь, на Реке, где все принадлежало ее отцу и еще нескольким, столь же богатым и уважаемым землянам?

— Смотри. — парень протянул ей находку.

Это был нож. Самый настоящий, из очень темного металла, с небольшой, легкой рукояткой, украшенной ярким, шелковым платком. Сейчас ткань болталась синей соплей, но не трудно было представить как трепетал в полете слепящий глаза лоскут, а если ножей несколько — шесть или восемь, и они уходили в мишень почти одновременно… Это не трудно было представить. Hе трудно для Викки — она умела метать такие ножи. Именно такие — точные копии тех, что делали когда-то на Марсе.