Журнал «Фантастика и Детективы» - Фантастика и Детективы 2014-12

Фантастика и Детективы. 2014, № 12 (24)

Дмитрий Градинар

24 июля 1971 г.

По ту сторону снега

Снежный сейнер барахтался среди нагромождения волн, обходя наиболее высокие из них, задирая нос к небу, а после скользя с очередного гребня вниз. Паруса, то ловившие, то теряющие ветер, трещали и выли, под стать вьюге, кружащей до самого горизонта. Ещё немножко, и тройная ткань, нашитая поверх выдубленных шкур, могла не выдержать, и тогда команде пришлось бы несладко.

— Лево руля! Ещё левее! Право! Ещё правее! — кричал осипшим голосом помощник шкипера, висевший с линзовой лампой в штурманской люльке над самой поверхностью моря.

Сам шкипер, ставший за штурвал, не пытался угадывать, что там, впереди, в свистопляске снега и ветра, всё было тщетно, он не мог различить даже фигуры матросов, которых швыряло от борта к борту. И ловцы снейков тоже выскочили на палубу, помогая команде управлять парусами.

— Лево! На пятке влево! — срывая голос, будто лопались струны мандолины, фальцетом взвился помощник.

На пятке — это значит разворот на месте, резкий, до стона парусной оснастки, до вскрика обшивки. Рискуя поломать опорные дуги, соединяющие корпус сейнера с корабельными сноубордами, шкипер крутанул штурвал, понимая, что просто так помощник не завизжал бы, будто резаный подсвинок. Наверняка там, в двадцати-двадцати пяти шагах перед ними, — дальше помощник вряд ли мог что-либо увидеть, — оказалось непреодолимое препятствие, волна, на которую нельзя вскарабкаться, и которую не получится взрезать форштевнем. Ведь сейнер — не торговый галеон, прокладывающий широким лбом дорогу там, где застрянут другие суда. Хотя, конечно, ближе к краю света, где волны встают высотой до неба, а после рушатся за край, не пройдет ни галеон, ни сам морской дьявол, там заканчивался мир, и начиналась Великая Бездна.

— Что у тебя, Вейвул? — крикнул шкипер, желая узнать, какой беды они избежали.

Ведь в море встречается разное. Большие волны опасны, но есть вещи и похуже. Провалы, — когда посреди морской глади вдруг открывалась ложбина, уходящая вниз и вниз, выкарабкаться из которой потом очень непросто. Движущиеся волны — а такое шкипер видал не раз на своём веку, — когда море вдруг приходит в движение, и волны начинают гулять, будто ожившие белые существа, и тогда — кричи — не кричи, ворочай штурвал или нет, а главным окажется везение, у кого побольше — тот и выкарабкался. Везение, да корабельная прочность. А ещё близость берегов.

Шкиперу доводилось узнать движущиеся волны дважды. Первый раз при перевозке строевого леса, но тогда их лишь задело неожиданное пробуждение моря, и вышло даже лучше, потому что пришли в порт на день раньше. Правда, страху натерпелись, но это ничего. А второй раз испугаться не успели. Шхуна перевернулась набок, и стала тонуть, погрузившись в море вначале наполовину, затем на три четверти, удержавшись на втором сноуборде, а первый под тяжестью корабля ушел вниз. До земли была верная неделя пути, но шкипер предпочел провозиться две недели, вызволяя шхуну из морского плена, и старания его увенчались успехом. Дождавшись устойчивого свежего ветра, они запустили вспомогательный парус — огромного воздушного змея, и кое-как сумели вытащить увязший корабль и отправиться домой. В общем, разное происходило на море, и не все могли похвастать удачей.

В конце-концов, когда годы тяжким балластом накопились в душе и в сердце, шкипер решил найти местечко поудобней, и нанялся во флотилию снежных сейнеров, добывать снейков и зеленелу, и всё прочее, что случается добыть в море. Казалось, здесь спокойней. Кораблик ему достался что надо, — не норовистый новик, которому ещё притираться и притираться бортами к морю, и не старая лохань, плохо слушающаяся штурвала и постоянно жалующаяся на судьбу, а вполне проверенный, зацелованный штормами и морем «Пеликан». С высокой мачтой, хрустящими парусами, добротными бортами, проклепанный медными скобами, и полуторными сноубордами, способными не только нести сейнер по морю, но и служить запасниками для улова. Вот только и здесь спокойной жизни не оказалось. Потому что стаи снейков постоянно мигрировали, вынуждая рыболовов уходить вслед за ними всё дальше и дальше от берега.

— Вернусь с лова, брошу всё, уйду на покой! — в сердцах говорил шкипер каждый раз, когда сейнеры снаряжались для выхода в плавание.

Он уже и местечко присмотрел — на вершине холма, что возвышался над грузовой гаванью. Там, в окружении высоких сосен, можно поставить крепкую хижину, не боящуюся ни вьюг, ни града. А в погребке держать наготове пару бочонков темного эля, который приятно потягивать из высоких глиняных бокалов у горящего очага, травя байки со старыми моряками, сошедшими на сушу, или же просто слушать завывание ветра в трубе. И вот тогда пусть стучат в закрытые ставни хоть все-все ветра и все снега мира, но он им не откроет. А возьмет потеплее плед, укроет старческие натруженные в долгих вахтах колени, и будет дремать, пока его песок в незримых часах жизни не перетечет на самое дно.

Вот только все понимали, что последний сезон у шкипера, которого за чуткость к молодняку прозвали в порту Папашей Ло, случится не скоро. Да и — настанет ли он, этот последний сезон? Ведь чаще моряки заканчивали век не в уютной постели, а где-то там, в глухой морской ночи, когда не видно и не слышно ничего и никого, когда помощник не успеет вот так, как сейчас, выкрикнуть: «на пятке!». И сейнер, набравший ход, переломится, как сухая ветка, и те, кто будет барахтаться после в море, не успев надеть мореступы и тулупы на гусиных перьях, станут завидовать другим, — которые ушли на дно вместе с кораблем.

Молодым да вертким иногда удавалось вынырнуть и с двадцатиметровой глубины, ходила легенда о матросе, спасшемся с корабля, который ушел на верную сотню метров. Да только легенды тем и примечательны, что все их слыхали, да никто произошедшего не видал. Это как байки о путешествиях в Великую Бездну.

На этот раз испытывать судьбу и корабль на прочность не пришлось. Помощник, теряя последний голос, успел выкрикнуть спасительное предупреждение, а Папаша Ло, вывихнув кисть, успел налечь на штурвал и увести «Пеликан» от опасности.

Дрожа от натуги, перемешивая с песней вьюги свой стон, сейнер останавливался, разворачиваясь бортом, продолжая двигаться по инерции боком. А потом раздался отчетливый удар, правый сноуборд воткнулся во что-то твердое, и сейнер замер.

— Убрать паруса! — настала пора не жалеть связок и Папаше Ло. — Вейвул? Ты как, старина?

По палубе прокатился дробный топот парусной команды и ловцов.

— Я в порядке, но вот «Пеликан»… — донесся изменившийся, ослабленный долгим трудом голос помощника.

— А что с ним?

— Во что-то мы упёрлись. Как будто скала, которой здесь быть не должно.

Помощник покинул штурманскую люльку и брел по палубе, цепляясь за леера. От двухчасовой игры с волнами его шатало. Остановка корабля во время вьюги всегда означала крупные неприятности, именно потому и пришлось Папаше Ло со своим помощником рисковать, устраивая гонки с Судьбой, рискуя нарваться на неприятности. Но, кажется, миновать их полностью не удалось. Единственное, что хоть как-то успокаивало — «Пеликан», столкнувшийся с препятствием, не развалился на куски, а всего лишь зацепился за что-то и замер в неподвижности, будто став на якорь.

Моряки, усталые и встревоженные, всё же воспользовались внезапной передышкой, привалившись кто к чему, ловя воздух открытыми ртами, опустив шарфы-матроски с раскрасневшихся щек на шеи. Хотя им было интересно, что же произошло, и во что это выльется, доверие к Папаше Ло пересилило, и они просто дожидались, когда шкипер с помощником во всём разберутся.

— Вейвул, дружище, вот, держи, как раз для такого случая. Хлебни, и пойдем, поглядим, что там у нас за приключение. — Папаша Ло достал из широкой муфты, болтающейся на объемном его животе, фляжку с еловым ликером, сделал сам пару глотков и протянул её помощнику.

— Спасибо. То, что надо. Но приклеились мы тоже — будь здоров! — возвращая флягу шкиперу, а голос себе, ожил помощник. — Успел заметить в последний момент. Скала — не скала, но что-то черное… И очень большое. Если бы прямо в неё, то всё, привет снежным девам, что поют прощальные песни.

— Не вовремя ты снежных дев вспомнил. До берега отсюда дней десять пути. В такую вьюгу ни за что не выбраться. Опасно сейчас в море, разве что снять сноуборды и попытаться на них… Эх, да что я и сам раньше времени-то, почище снежных дев причитаю! Старею, никак.

— Старость? Ну, нет. Как-то сложно представить тебя без штурвала и капитанской муфты, просиживающим задницу у камина.

— Вот прямо сейчас я бы предпочел просиживать задницу, а не торчать посреди вьюги на остановившемся корабле… И темень такая, ничего не видать. Пошли уже, — дождавшись, пока помощник заново разожжёт фонарь и протрет запотевшие линзы, сердито сказал шкипер.