Юля Лемеш - Чертов angel

Юля Лемеш

Чертов angel

Доктор, а почему вы не сказали, что это была белая полоса?

Лето. Крохотное кафе. За столиком оживленный дуэт. Из двух симпатичных молодых женщин, пребывающих в приступе дискуссионного порыва.

— Любовь? Фигня.

— Ну-ну.

— Секс? Фигня в квадрате.

— Так какого черта мы на него тратим столько усилий?

— Секс без удовольствия — фуфло.

— А что не фуфло?

— Удовольствие от секса. Но это тоже фигня.

— Так какого рожна тебе надобно?

— Хороший вопрос.

Как и большинству гражданок, им не дано было предугадать, какими передрягами грозит недалекое будущее. А жаль.

Над столом нависла умиротворенная ленивая пауза. Словно сообщество неврастеничных психопатов прекратило шумное звяканье чайными ложками в стеклянных граненых стаканах. Бурный скачкообразный разговор, неприятный и, как ни крути, откровенно непристойный, получил долгожданную передышку. Которая означала обнадеживающий намек на определенность в последующем этапе жизни двух приятельниц с заслуженным стажем.

Заслуженность, украшенная двумя хлесткими ссорами и тремя примирениями, в данном конкретном случае означала без малого двенадцать лет плотного общения.

По общепринятому мнению, женская дружба — явление не менее парадоксальное, чем совместное проживание кошки с фокстерьером. То не разлей вода, то — в рожу когтями, то клыками во что-то мягкое.

Вот и с приятельницами случались забавные казусы. Самый вопиющий из которых состоял в несанкционированном одностороннем примирении. Что произошло в связи с перманентным склерозом одной из подруг, усугубленным сиюминутным желанием покаяться, пуская горючую слезу. Вероятная причина — взбесившиеся гормоны. Или — приступ скуки. Когда будни начинают плестись по унылой вязкой равнине, иногда стоит дать себе пенделя под зад, чтобы слегка взбодриться. Или яростно прорыдать в жилетку лучшей подруге — мол, я тогда была ох как не права. Я — свинья. Сволочь. Дрянь этакая. Прости засранку. Или подбей мне глаз?

— Да запросто! А, собственно, за что ты просишь у меня прощения?

— Вот дела! А что, разве мы не ругались?

В примирениях немало своеобразной прелести. Особенно когда пропущена предыдущая визгливая прелюдия.

Пару часов назад, невероятно ошалев от жары, которая вцепилась мертвой хваткой в небольшой занюханный городишко, две недозрелые дамы твердо решили проанализировать причину своих, мягко выражаясь, неприятностей. После чего сделать правильные выводы, чтобы без помех и в полной окрыленности двинуться дальше.

Официант, он же бармен, он же много еще кто и с боку бантик, с лету определил их как бизнес-вумен, в чем почти не ошибся. Только если чуть-чуть, что простительно для распаренного немыслимым пеклом человека.

Дату кафешного диалога стоило бы отметить красным в календаре. Она — как острый кухонный нож раскроила жизненный пирог подруг на два условных ломтя. Первая половина этой сдобы была начинена фаршем из редкостного идиотизма. Проще сказать — их биографии не выдерживали посторонних любопытных взглядов. Банально? Зато верно.

Впрочем, пора признаваться, проблема подруг крылась в прозаической сексуальной неудовлетворенности.

Коли представился удобный случай окончательно задолбать всех подробностями, сообщаем — та область секса, что отвечает не за плодовитость, а за получение максимального удовольствия, сродни тяготам альпинизма. Навскидку — так просто: вот гора, лезь на нее, что даром время терять? Карабкаются все, а на верхотуре торчит только одна обмороженная до изумления счастливица.

Впрочем, это сравнение не выдерживает критики — с сексом хлопот значительно больше.

Оставим горы горным баранам. Лучше вернемся в кафе. Сидят. Думают. Базу теоретическую подводят. Дуры дурами. Нет, чтоб попросту принять как должное — природа затеяла их фригидными. Что с того? От такой хвори никто коньки не отбросил. Нет, этим бестолочам подбрюшные фейерверки подавай. Да еще с партнером противоположного пола.

Наглые жадные твари на тернистом пути к высотам оргазма, вот они кто.

Впрочем, немного про тернистость. Она бывает нескольких категорий. В данном случае были представлены только две из них, что сути не меняло.

Первая — невозможно попробовать всех мужиков на свете, но стоит к этому стремиться. Вторая — порой можно согласиться на временный брак для исследования особо ценных экземпляров.

Первая дама, сызмальства откликавшаяся на Ирину, относилась к упрощенной категории вечных девочек, иначе именуемых «маленькая собачка-до-старости-щенок».

Тяв-тяв-тяв! Помесь шустрого мальчишки и вполне сексапильной девочки — такие до ста лет пребывают в активной борьбе с признаками сморщивания.

Одежда в тон, вечные брюки в обтяжку, неизменная короткая стрижка, пробежки по утрам, умение ладить с любым представителем гуманоидной расы (даже если он категорически этого не хочет) — несомненно входили в число ее достоинств (они же недостатки).

Цвет волос — в зависимости от настроения и моды. Причем — непременно «против» моды. Если все нынче платиновые блондинки, то она непременно огненно-рыжая. Для большей точности можно добавить про серо-зеленые глаза, довольно крупные для такого миниатюрного личика, в стиле штампованных японских мультиков. Кроме того, стоит упомянуть про значительный излишек самоуверенности вкупе с мозгодробильным голосом (тяв-тяв-ррр). Впрочем, в спокойном состоянии последнее качество себя не проявляло. Среди многочисленных знакомых Ирина слыла заядлой спорщицей, хотя возражала она всем из принципа, скажем так — для бодрости разговора.

Нюся, так звали вторую героиню, относилась к той бесподобной породе вымирающих леди исконно российского розлива. Тех, которые из «бывших». От такой женщины неудивительно услышать: «Ах, помилуйте, это люди не нашего круга!» Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что Нюся над такими отвлеченными понятиями не задумывалась и к своему кругу относила всех, кто чисто одет и не явный злодей.

Вальяжная домашняя кошка, с норовом кошки дикой, которая, как известно, гуляет сама по себе и в ус не дует. Немного полноватая, много статная. С фигурой, намекающей на кусок белоснежного мрамора, из которого деятельные греческие скульпторы ваяли усеченных богинь. У Нюси верхние конечности были на положенном месте и отличались безукоризненной формой. Особенно на себя обращали внимание волнующие кисти рук.

Толстенная пшеничная коса словно сообщала миру о наплевательском отношении к парикмахерской и прочим досадным мелочам жизни. Такая коса в наше время — это что-то типа новейшей марки автомобиля, на днях продемонстрированного в автосалоне, но еще не поступившего в продажу, — «смотрите, а я уже на нем рассекаю».

Почти безупречная для начала двадцатого века Нюся неплохо вписалась и в сквалыжную бойкую современность. Этакий нежный беззащитный цветочек, снабженный живым умом и проницательным взглядом, который девушка умело прятала под пушистыми ресницами.

Мужчин сводили с ума очертания ее губ. Особенно в те моменты, когда богиня примерялась к краю кофейной чашки или просто намеревалась что-нибудь скушать. «Немного беременные», — говорила Нюся, разглядывая губы в зеркале.

Модуляции голоса, в отличие от тембра подруги, были чуть хрипловатые, медлительные (мурр-мурр). Как принято говорить, грудной проникновенный голос.

Для упрощения с окружающим миром Нюся имела в запасе с десяток отточенных ответов на все случаи жизни, отчего слыла тактичной, но ироничной особой с претензией на оригинальность.

Еще у нее была Грудь. От которой даже у бывалых доярок сносило башню.

Обе женщины с момента рождения проживали в небольшом городке, притулившемся неподалеку от супершумного супермегаполиса. Они четко осознавали, каковы здесь правила игры. Правило первое гласило — ни при каких обстоятельствах не забывай поздороваться. Второе — не выделяйся из среды обитания. Третье — чуди подальше от дома. Были и другие правила, но трех первых обычно оказывалось предостаточно.

В данный конкретный момент на каждую из подруг приходилось по пять краткосрочных браков и по одному особнячку. Если так можно титуловать двухэтажные строения столетней давности, огороженные от непрошеных взглядов монументальными заборами. В городке такие устрашающие ограды категорически не приветствовались. То ли дело покосившийся штрих-пунктир их гнилых некрашеных реек. К «слепым» штакетникам тут относились с предубеждением, смешанным с дотошной подозрительностью — раз хозяин спрятался, значит, есть что скрывать. И потом, такая кирпичная ширма стоила уйму денежных средств, превышающих цену подавляющего большинства соседских жилищ.