Ю. Жукова - Замуж с осложнениями Страница 45

— Всё подошло? — спрашиваю, рассматривая творение рук своих на модели. Вроде нигде не перекосилось.

— Да, конечно, — кивает он.

Конечно. Ха!

Но вообще ему идёт. И потому, что фигуру подчёркивает, и ещё потому, что получается некое единство внешности и одежды, устраняется анахронизм.

Нарассматривавшись вдоволь, возвращаюсь к попытке усмирить волосы при помощи мокрого гребешка. Азамат некоторое время наблюдает за моими действиями, потом подходит поближе.

— А можно я тебя расчешу?

Ага, понравился груминг, значит.

— А говорил, в чужих космах копаться противно, — подкалываю.

— Лиза, ну что ты, в тебе не может быть ничего противного, — уверенно говорит он, осторожно кладя руки мне на плечи. Да-а, мы учимся устанавливать физический конта-акт, хорошо-о… Даже отклоняюсь чуть назад, чтобы прислониться к нему. Его свадебная платиновая подвеска холодит мне спину сквозь тонкое платье. — Ну можно?

— Не стоит, — говорю и чувствую на ухе его тихий вздох. — Я бы рада, — добавляю быстро. — Но если мои волосы расчесать, они превращаются в пену для ванны.

Он покатывается со смеху, и инцидент исчерпан. Неожиданное веселье, однако, добавляет ему храбрости, чтобы сделать ответственное дело. Он принимается рыться в кармане штанов и извлекает какую-то коробочку. Чувствую, кто-то решил-таки восполнить нехватку бриллиантов.

— Лиза, я понимаю, что тебе это не очень нравится, но я подумал… может быть, эту вещицу ты всё-таки наденешь хоть разок.

— Пожалуй, надену, — говорю, беря у него коробочку. — Я как-то запоздало сообразила, что тебе хочется перед знакомыми похвастаться…

Конец фразы я забываю, потому что в этот момент открываю коробочку. Там цепочка с подвеской — такой самой подвеской, как те, что на нас Алтонгирел надел, только маленькой.

— Ой, — говорю, — здорово… Это типа на замену?

— Ну да, — кивает Азамат. — Раз уж ты так хочешь надеть хом, я подумал, что можно облегчить тебе задачу.

В таком размере наши востроклювые птички выглядят очень изящно, намного симпатичнее безликих толстеньких драгоценностей из ювелирных магазинов. Они, видимо, по-прежнему из платины, а глазки синенькие, небось, тоже не стекляшки. И обо всём-то он подумает!

— Спасибо, — говорю. — Мне это нравится гораздо больше всех тех украшений вместе взятых!

— Правда? — он приподнимает бровь. Его собственный хом лукаво поблёскивает поверх тёмной рубашки.

— Конечно! Такое тоненькое, изящное… прелесть! — я быстренько застёгиваю цепочку под волосами. — А эти штуки, хомы, они все одинаковые?

— Нет, конечно, каждая пара уникальна.

— А где ты тогда эту взял?

— Сделал, — он пожимает плечами, как будто мы говорим о пришивании пуговиц.

— Сделал? — повторяю заворожённо.

— Ну да. У меня тут знакомый держит небольшую мастерскую… ну вот я к нему и зашёл, он меня всегда к станку пустит. Там всего делов-то на полчаса, это же не детали для гравитационных сенсоров, где всё до нанометра вымерять надо.

С ума сойти. Сделал — маленький хом — из платины — для меня. Чтоб мне не тяжело было.

— Азамат, ты просто счастье, — говорю только что не со слезами на глазах. — Ты самый прекрасный человек в мире. Серьёзно!

Тянусь целоваться, хоть он и не умеет… ой, уже умеет! Ну то есть, выходит у него довольно робко и неуклюже, но принцип он явно понял. Ох и забористо…

— Ты утром притворялся, что ли? — спрашиваю, когда мы разлепляемся.

— Нет, — усмехается он. — Я просто порылся в Сети… Вы, земляне, ведь всегда про всё пишете с картинками и обучающее видео снимаете, за что ни возьмись. Просто раньше мне незачем было…

Я на радостях загоняю Азамату ещё шприц антибиотиков на дорожку, и мы наконец-то выдвигаемся.

В машине Алтонгирел косится на меня с недоверием и почтением, как будто внезапно познал мою божественную сущность. Похоже, поговорил-таки с Азаматом. Можно, конечно, поинтересоваться, но в машине, при всех, как-то не хочется.

Народ разрядился, кто как мог. Алтонгирел вздел один из своих бесчисленных халатов и подпоясался так элегантно, что эта прямолинейная конструкция на нём чрезвычайно эффектно смотрится. На Эцагане халата нет, только ярко-синие штаны и малиновая рубаха, расшитая по всей груди чёрными оленями, если, конечно, это олени. Народная вышивка иногда весьма загадочна. Тирбиш в счастливо-оранжевом кафтане с вышитыми вишенками, а на ногах у него такие самые сапоги, как я видела в шкафу у Алтонгирела. Длинные, как чулки, и такие же мягкие. Хранцицик и Ирнчин почти в одинаковых кафтанах и поглядывают друг на друга с неудовольствием. То ли похожесть — дурной тон, то ли им одна женщина их шила. Вообще наблюдается некая тенденция: кто помоложе, те больше в рубашках, только редко что-то ещё сверху надето. А вот старшие наоборот в нескольких слоях плотной ткани. Ахамба и Орвой (тот, что с родинкой) также имеют на головах причудливые шапки: у Ахамбы она больше похожа на церковный купол с красной пимпочкой на вершине шпиля, а у Орвоя скорее что-то сродни папахе. На общем нарядном фоне несколько выделяются наши пилоты, на которых традиционная одежда выглядит столь же бесформенно, как их обычные свитера.

Мы проезжаем по фешенебельным районам, потом опять начинаются лабазы, а потом и вовсе неосвоенная целина. Едем мы на сей раз в микроавтобусе, который за нами специально прислали. Водитель — явный муданжец, но наши с ним не знакомы и переговариваются негромко и помалу. Мы с Азаматом тоже молчим, я смотрю в окно, а его взор устремлён куда-то внутрь себя. В окне скучная красно-бурая земля до горизонта, у которого светятся огоньки населённой части планеты. Хоть бы газончиком засеяли… хотя у них тут, кажется, мало пресной воды, пришлось бы завозить или фильтровать для полива.

И тут впереди из пыльной лиловой дымки проступают горы. Прямо натуральные серые, мрачные горы, высокие такие.

— А я и не знала, что на Гарнете есть горы, — говорю.

— Гарнет не любит хвастаться тем, что далеко от моря и туристических центров. А в этих горах посторонним делать нечего.

— А-а… мы именно к ним едем? — уточняю я. Что-то пейзаж вокруг плохо сочетается с длиннополым платьем.

— Да, — кивает Азамат, потом замечает мою встревоженность. — Не волнуйся, подниматься будем на чистеньком офисном лифте.

У меня отлегает от сердца. Если на лифте и без пыли, то хоть на Джомолунгму.

— А как там с ветром?

— Ну, ветер, конечно, сильный, — соглашается Азамат, — но мы не будем подниматься на склоны. Место встречи — внутри, в самом сердце скалы.

Дальше мне расспрашивать боязно. Будем надеяться, что в пещерах не очень мокро и не очень холодно…

Первую свинью подкладывает лифт. Он оказывается прозрачным во все стороны, даже по углам никаких железяк. В итоге чувствуешь себя зависшим в воздухе посреди каменной шахты, и что влечёт тебя вверх — непонятно. Я вцепляюсь в Азамата так крепко, что не чувствую пальцев. Он сначала никак не может понять, чего это я, но потом догадывается меня приобнять. Так и стоим столбом посреди лифта, а остальные прижимаются к стенками и комментируют, какие породы камня мы проезжаем. Мне на них смотреть тошно. Над головой угрожающая чернота, никакого неба.

Наконец пытка завешается: одна стенка прозрачной конструкции просто растворяется, и мы выходим в пещеру. Ну, не всё так плохо. Во-первых, она хорошо освещена миленькими цветными лампами в форме бараньих рогов по стенам. Во-вторых, все поверхности тут выложены аккуратно отшлифованным камнем, посверкивающим в пёстром свете, как снег. По крайней мере, интерьер цивилизованный. И не холодно вроде бы.

Азамат мягко подталкивает меня вперёд, и мы идём в глубь скалы. Пещера оказывается коридором и по мере продвижения расширяется, потолок уходит всё выше, а потом и вовсе становится неразличим в темноте, когда его перестаёт достигать свет низко повешенных ламп. Я всё ещё придерживаюсь за Азамата на всякий случай, хотя уже и не так истерически. Звуки наших шагов постепенно становятся всё громче, рождают эхо и гремят над головой, как будто там скачет конница. И почему нельзя было встретиться в ресторане, а?

Коридор приводит нас к зале; у гигантских дверей, оформленных как стрельчатая арка, стоит высокий тощий старик с длинной седой бородой, заплетённой в две игривые косички с пёстрыми бусинами. На самом старике длинный халат, расшитый золотом. В руках у него электронная книга со списком приглашённых.

Азамат придерживает меня за локоть и отводит в сторону, позволяя остальным пройти.

— Мы зайдём последними, — говорит он мне шёпотом, но гулкая пещера всё равно разносит его слова. Я только киваю.

Старик имён не спрашивает, он и так всех знает, только вычёркивает в своём списке тех, кто уже пришёл, а потом пронзительным зычным голосом выкрикивает в дверной проём имя пришедшего.